В своей судьбе переступить…

Всё ставят женщине в вину:

Любовь,

Когда она промчится,

Когда с печалью обручится,

Оставив надолго одну,

В воспоминанья погребенной…

А люди уж спешат на суд —

И всё – от клятв и до ребенка —

Словами злыми назовут.

И пусть…

Зато она любила…

Где знать им, как она любила!

Как целовала – аж в глазах рябило,

Как встреч ждала,

Как на свиданья шла…

О, где им знать, как счастлива была!

Пускай теперь ей вспомнят все пророчества…

(Да, осторожность, ты всегда права…)

Пускай ее пугают одиночеством.

А женщина целует ручки дочери

И шепчет вновь счастливые слова.

1963

Как вёсны меж собою схожи:

И звон ручьев, и тишина…

Но почему же всё дороже

Вновь приходящая весна?

Когда из дому утром выйдешь

В лучи и птичью кутерьму,

Вдруг мир по-новому увидишь,

Еще не зная, почему.

И беспричинное веселье

В тебя вселяется тогда.

Ты сам становишься весенним,

Как это небо и вода.

Хочу веселым ледоходом

Пройтись по собственной судьбе.

Или, подобно вешним водам,

Смыть всё отжившее в себе.

1964

О самом главном

Самое горькое на свете состояние —

Одиночество.

Самое длинное на Земле расстояние —

То, которое одолеть не хочется.

Самые злые на свете слова:

«Я тебя не люблю…»

Самое страшное —

Если ложь права,

А надежда равна нулю.

Самое трудное —

Ожиданье конца

Любви.

Ты ушла,

Как улыбка с лица,

И сердце

Считает

Шаги

Твои…

И все-таки я хочу

Самого страшного,

Самого неистового хочу!

Пусть мне будет беда вчерашняя

И счастье завтрашнее по плечу.

Я хочу и болей, и радостей.

Я хочу свою жизнь прожить

Не вполсердца, не труся, не крадучись.

Я взахлёб ее стану пить.

Я хочу ее полной мерой —

В руки, в сердце, в глаза и в сны…

Всю – с доверием и с изменой.

Всю – от крика до тишины.

1964

Тишина

Я стал бояться тишины.

Когда иду я улицей ночной,

Мне кажется —

Я слышу чьи-то сны…

И тишина смыкается за мной.

Всё безмятежно,

Всё в плену покоя.

Вокруг меня – ни одного лица.

Я в тишину вхожу,

Как входят в горе,

Когда ему ни края,

Ни конца.

Когда оно вот так неотвратимо,

Как эта притаившаяся тишь.

И улица —

Как старая картина,

Где ничего почти не различишь.

Но я ее намеренно бужу,

Стучусь в асфальт я злыми каблуками,

Уснувшему беспечно этажу

Кидаю в стену крик свой,

Словно камень!

Чтоб кто-нибудь бы вышел на порог

Или хотя бы выругался, что ли…

Я в той ночи, как будто в чистом поле,

Где голос мой и страх мой одинок.

1964

Иуда жив… Не под запретом.

Он тот же и уже не тот.

Христа еще раз он не предал,

Но прочих смертных предает.

И Брут живет… Он где-то рядом.

Все той же завистью ведом,

В улыбке зло искусно спрятав,

Он, может быть, идет в мой дом?

И никуда себя не денешь —

Иуда это или Брут, —

Из-за тщеславия иль денег,

Но эти двое предадут.

И все-таки я верю в чудо.

Оно не ходит стороной.

Я жду…

Но слышу смех Иуды

И Брута чувствую спиной.

1964

Последние дни февраля

Завьюжены, но искристы.

Еще не проснулась земля,

А тополю грезятся листья.

И вьюга, как белый медведь,

Поднявшись на задние лапы,

Опять начинает реветь,

Весенний почувствовав запах.

Я всё это видел не раз.

Ведь всё на Земле повторимо.

И вёсны пройдут через нас,

Как входят в нас белые зимы.

1964

Чужие

Меня сюда случайно пригласили…

Закрылась дверь, и показалось мне,

Что где-то очень далеко Россия.

А я с чужой страной наедине.

Здесь всё не наше – и глаза, и танцы.

Чужое всё – от песен до тряпья.

Здесь даже имена под иностранцев.

А русское – лишь черный хлеб да я.

Меня сюда позвали по ошибке,

Решив подать, как сладкое, к вину.

Надеясь, что под сытые улыбки

Стихи я декламировать начну.

А я не стану!

Нету настроенья…

Мне так здесь скучно —

Как в желе ножу…

Я поднимаюсь, сетую на время.

И радостно в Россию выхожу.

1964

На Волге

Я родился на Волге,

Где в погожие дни

Нас баюкали волны

И будили они.

Я вставал на рассвете,

Лодку брал – и айда!

Только Волга да ветер,

Может, знали, куда.

Выходил, где хотелось,

Шел созвездьями трав,

Падал в мяту и вереск,

От восторга устав.

Слушал утренний гомон

И вечернюю тишь.

Лес глядел в тыщи окон

Из-под зелени крыш.

Я любил его очень

За приветливый нрав,

За бессонницу сосен,

За безмолвие трав.

…С той поры миновало

Столько лет, столько зим.

Как ни в чем не бывало

Мы встречаемся с ним.

Он по-майски наряден,

Что гостям по душе.

И стучит тот же дятел

На своем этаже.

Узнаю эти тропы,

Тихий шепот осин.

И стволы высшей пробы,

И бездонную синь.

1964

Как руки у Вас красивы!

Редкостной белизны.

С врагами они пугливы,

С друзьями они нежны.

Вы холите их любовно,

Меняете цвет ногтей.

А я почему-то вспомнил

Руки мамы моей.

Упрека я Вам не сделаю,

Вроде бы не ко дню.

Но руки те огрубелые

С Вашими не сравню.

Теперь они некрасивы,

А лишь, как земля, темны.

Красу они всю России

Отдали в дни войны.

Всё делали – не просили

Ни платы и ни наград.

Как руки у Вас красивы!

Как руки мамы дрожат…

1964

Дерево

Я подумал – стать бы деревом,

Чтобы весь свой долгий срок

Не жалеть о всем содеянном

И о том, чего не смог.

Не страдая, не завидуя,

Позабыв друзей своих,

Молча встану над обидами

И над радостями их.

Не грустя о днях потерянных,

Буду ждать иной судьбы…

Почему не стать мне деревом,