В голове в это время начали мелькать флэшбеки из прошлого. Ну знаете, поцелуйчики, держания за руки, несмешные шутки на первом свидании, и тошно стало уже даже не от похмелья.

Бывшие подружки, с которыми вам все еще приходится видеться — это как хронический насморк. Сколько спреев от носа не покупай, а вдохнуть свежего воздуха полной грудью ты все равно не сможешь. Тереза была коронована учениками школы и смотрела на всех со своего элитного места в общем кафетерии, так что ее статус из насморка разрастался до самой настоящей раковой опухоли где-то в моей прямой кишке.

— Как-то подсдулись буфера, — усмехнулся Дэнни, поигрывая зубочисткой в зубах.

Тереза действительно изменилась до неузнаваемости за это лето. Побледнела, скинула несколько футов, состригла волосы и покрасила их в черный цвет. И она была без каблуков, первый раз выглядя не как амазонка с ногами длиной в целый штат. Словно провела лето не в Аризоне, а в концлагере.

С загаром мне повезло не больше Терезы. В конце прошлого учебного года я выиграл олимпиаду по немецкому языку в Честере и половину июля провел в Германии. Берлин тогда топило дождями.

Alles ist gut.

Мы сидели, проминая под собой газон. Я заткнул уши наушниками, Фиш уткнулся в учебник по биологии, Дэнни с Ли снова переругивались между собой и прекратили, только когда огромный школьный баннер над входом, гласивший «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СТАРШУЮ ШКОЛУ САТТЕР-ХИЛЛ» внезапно упал, придавив собой какого-то мальчишку.

Над брыкающимся телом столпилась куча подростков с камерами, а учителя в это время набирали 911. Твиттер просто взорвется от хэштегов примерно ко второй перемене.

— Мама, мы все идем в ад...(*) — загробным голосом напела Ли.

Скорая помощь быстро забрала паренька с переломом руки, а входные двери у крыльца здания стали местом преступления.

У порога шериф Уолберг беседовал мистером Лоуренсом — директором нашей школы.

— Мой любимый шериф! — внезапно обрадовался Дэнни, деланно отдавая мужчине честь. — Давненько вас не видел, как поживаете?

— Отлично, Блиц. Не твоих рук дело? — Уолберг указал концом шариковой ручки на сваленный баннер.

— Это какие-то дилетанты, сэр, я вырос из таких проделок, — ухмылялся парень.

Когда мы вчетвером вошли в кампус школы, Дэнни начал оглядываться на проходящих мимо девчонок.

— Интересный факт: в Корее до начала двадцатого века женщины почти двести лет в качестве повседневной одежды носили кофты с частично или полностью открытой грудью. — объявил он для Ли. — Родители что, не учили тебя чтить давние традиции народа?

— Когда я говорила тебе «почитай книжку», я имела в виду ту, которая называется не «Камасутра» и не «Тысяча и один отвратительный факт о женской груди», извращенец.

Мы с Фишем идем рядом и закатываем глаза.

Вот этих диких неандертальцев я называю своими лучшими друзьями. С ними все понятно. Самое время узнать о шести футах бледной кожи и несбыточных надежд, лениво плетущихся на скейте по коридору школы. Это я. Кайл Андерсон. Неудачный эксперимент над функциями человеческого мозга.

Группа профессоров колледжей Пенсильвании готовы продать мне душу вместе с девственными плевами своих юных дочурок\внучек\племянниц, чтобы я стал студентом их факультета. В восьмом классе на дне открытых дверей Принстонского университета я спорил с профессором курса философии о центральным пункте теории Карла Маркса. Я выигрываю межрегиональные игры в шахматы среди юниоров девять лет подряд и люблю назвать воду монооксидом дигидрогена, просто чтобы сбить людей с толку.

По будням я ботан с хреновым зрением, по выходным — алкоголик с приступами депрессии, поэтому я — все еще самый главный аспект своей жизни, из-за которого мне никогда не стать по-настоящему счастливым. Мой генетический код запрограммирован на автоматическое саморазрушение. В ожесточенной борьбе с самим собой, ослиная сторона моей личности всегда берет верх.

— Всю эту подростковую хрень нужно пережить. — говорила Ли, в основном, с зажатой между зубов сигаретой, потому что когда она курила, то чувствовала в себе философское начало. — Мы сейчас как склизкие гусеницы в крохотном, неудобном коконе из общественного мнения. Главное — не задохнуться от тонны сваливающегося от нас дерьма. Ну а потом мы просто выберемся оттуда, не гарантирую, что бабочками, скорее всего, такими же придурками, но жить все-таки станет немного легче.

Легче.

Повезло, что я еще и реалист. И прекрасно понимаю, что этого «легче» уже никогда не будет.

Я сумасшедший подросток. Вокруг меня много раздражающих людей, и я пытаюсь не сдохнуть не потерять среди них себя.

Первым делом мой взгляд наткнулся на столпотворение, образовавшееся около стенда в паре футов от входных дверей.

— Кто-то уже нацепил фотки голой Мари Чествик на стену? — предположила Ли, толкаясь локтями, чтобы не затеряться в толпе со своим маленьким ростом.

— А она не разве не забеременела?

— Уже третий раз по счету. Ее гиперактивная вагина, что, вообще не делает перерывов?

— Какая разница? Сиськи у нее с каждым спиногрызом становятся все больше. Вот черт, я должен это видеть! — Дэнни включил режим «Соник Икс» и в момент помог нам пробраться в самую гущу толпы. Если дело касается голых девушек — он отрастит себе гребанные крылья за долю секунды.

Но это были не фотографии Мари Чествик. Весь стенд занимал мемориальный алтарь, украшенный ленточками из нежно-розового атласа, обставленный горящими свечками, открытками и скорбными соболезнованиями.

«Покойся с миром, Линда Вест!»

Так гласил заголовок баннера над фотографией худой, сморщившейся девочки, лежащей в больничной койке с тысячами иголок и катетеров, торчащих из запястий. Ее бледное лицо освещала блеклая, вымученная улыбка, которая не касалась взгляда грустных карих глаз.

Я искал Терезу взглядом.

— Не знал, что сестра Терезы умерла, — Дэнни печальным взглядом оглядывал девочку на фотографии. — У нее был рак?

— У нее была сестра? — удивилась Ли. — Кайл, ты не рассказывал...Кайл?!

Ее голос притупленным эхом доносился издалека. Лица людей расплывались, а фотография передо мной росла. Она топила мир в бездонных карих глазах, из которых потоком текла горечь. Она намочила подошву моих кед. Боль сковала горло, мешала дышать.

До меня только потом дошло, что я сорвался на бег.

Выход на задний двор школы пока еще был открыт, я выбрался на свежий воздух, сразу же закрыв за собой дверь. Через секунду я стоял на детской площадке, где малышня не водилась уже лет пять. Все карусели здесь давно заржавели, краска на крыше домика у песочницы облупилась, турники и скамейки были изрисованы граффити. Повсюду валялись сигаретные окурки и пивные бутылки.