Она открыла дверь, он вошел и, надо думать ухмыляясь (я живо представил себе его улыбочку), сказал:

– Привет, Бетти. Бетти Мейфилд, я не ошибся? Хорошее имя, мне нравится.

– Это мое настоящее имя. – Сказала и закрыла за ним дверь.

Он хмыкнул:

– Правильно сделала, что его сменила. А куда, интересно знать, девались инициалы на чемодане?

Голос ничуть не лучше улыбки. Высокий, веселый, искрится фальшивым добродушием. Ехидна. Я стиснул зубы.

– Я вижу, – сухо сказала она, – это первое, что вы заметили.

– Вот и нет, беби. Первое, что я заметил, была ты сама. Второе – что у тебя на пальце след от обручального кольца, а самого кольца нет и в помине. И только третье – отсутствие инициалов на чемодане.

– И я вам не беби! – вырвалось вдруг у нее. В голосе чувствовалось скрытое бешенство. – Дешевый шантажист!

Это его ничуть не смутило.

– Может, я и шантажист, крошка, но, – опять самодовольно хмыкнул, – уж точно не дешевый.

Послышались ее шаги, – возможно, она повернулась к нему спиной и двинулась в сторону кухни.

– Хотите выпить? – спросила она, – у вас, я вижу, с собой бутылка.

– Я к девушкам без бутылки не хожу. Выпиваю для смелости.

– А вот у меня страх вызываете не вы, мистер Митчелл, а ваша вонючая пасть, – цедя слова, заговорила Бетти. – Вы слишком много говорите и слишком сильно себя любите. Давайте поймем друг друга. Мне нравится Эсмеральда. Я здесь бывала, и не раз, и мне всегда хотелось сюда вернуться. Мне просто не повезло, что вы здесь живете и мы с вами ехали сюда в одном поезде. И еще больше не повезло, что вы меня узнали. Ужасное невезение, только и всего.

– Кому невезение, а кому и везение, – глубокомысленно проговорил он, растягивая слова.

– Можете, если хотите, считать это везением, только не связывайте с ним очень уж больших надежд. А то, боюсь, вас постигнет разочарование.

Последовала короткая пауза. Я живо представил себе, как они молча поедают друг друга глазами. Возможно, в этот момент улыбочка и исчезла с его лица, но ненадолго.

– Мне достаточно снять трубку, – вполголоса проговорил он, – и обзвонить газеты в Сан-Диего. Хочешь огласки? Могу устроить.

– Я приехала сюда специально, чтобы ее избежать. – Ее голос дрогнул.

Он засмеялся:

– Еще бы! Скажи спасибо старому дурню-судье, который от старости рассыпается в прах. Только в одном штате можно было изменить решение присяжных – я специально проверял. Ты уже дважды меняла имя, и если твоя история попадет в газеты – а история того стоит, малышка, – имя тебе придется менять в очередной раз, да и отправиться путешествовать, боюсь, придется снова. Не надоело, признавайся?

– А почему, думаете, я здесь оказалась? И вы, кстати, тоже. Сколько вы хотите? Себе в карман.

– Разве я хоть слово сказал про деньги?

– Еще скажете. И говорите тише.

– В коттедже, кроме тебя, никого нет, крошка. Я специально обошел его со всех сторон. Все двери и окна закрыты, жалюзи опущены, гаражи пусты. Если хочешь, справлюсь в конторе, раз тебе беспокойно. У меня здесь полно друзей, тебе надо бы с ними познакомиться, они скрасят тебе пребывание в «Дескансадо». В этом городке стать своим человеком не так-то просто, а иначе здесь со скуки помрешь.

– А вы-то как стали здесь своим человеком, мистер Митчелл?

– Мой старик – большая шишка в Торонто. Мы с ним не ладили, и он настоял, чтобы я уехал. Но отец – он всегда отец, даже если платит мне, чтобы я держался от него подальше.

Она ничего не ответила. Ее шаги удалились в сторону кухни. Слышно было, как она открывает холодильник, отламывает кусочки льда и бросает их в стаканы. Открыла кран. Шаги вновь приблизились к двери.

– Я бы тоже выпила, – сказала она. – Простите, если была с вами резка. Я устала.

– Еще бы не устать, – спокойно сказал он и, помолчав, добавил: – Хорошо. Давай выпьем. А если будешь в настроении, сегодня в семь тридцать отправимся в «Стеклянную комнату». Я за тобой заеду. Кухня там очень даже неплохая. Танцы. Тихо. Место проверенное – если в наши дни еще что-то можно проверить. Это ресторан при Пляжном клубе. Пускают только своих. Я там своим считаюсь.

– Дорого? – поинтересовалась она.

– Не дешево. Да, чуть не забыл. Пока мне не перевели месячную зарплату, не могла бы ты ссудить меня парой долларов? – Засмеялся. – Надо же, заговорил-таки о деньгах.

– Парой долларов?

– Лучше бы парой сотен.

– У меня при себе всего шестьдесят – не успела еще открыть счет или обналичить дорожные чеки.

– Это можно сделать в конторе мотеля, крошка.

– Спасибо за совет. Вот полсотни. Не хочу вас баловать, мистер Митчелл.

– Называй меня Ларри. Будь со мной поласковее.

– Поласковее? – Ее голос изменился. В нем появились игривые нотки.

Я представил, как его лицо медленно расплывается в улыбке. Потом воцарилась непроницаемая тишина, из чего можно было сделать вывод, что он заключил ее в объятия и она не сопротивляется. Наконец послышался ее приглушенный голос:

– Хватит, Ларри. Прошу тебя, иди. К семи тридцати буду готова.

– Еще разок, на дорожку.

Через минуту дверь открылась, и он что-то сказал, но что именно, я не расслышал. Встал, подошел к окну и внимательно посмотрел сквозь створки жалюзи. За деревьями вспыхнул прожектор, осветивший Ларри Митчелла, который поднялся на холм и исчез из виду. Я вернулся к радиатору, однако некоторое время до меня не доносилось ни звука. Я вслушивался в тишину, сам не понимая, что я, собственно, хочу услышать. Но скоро, очень скоро понял.

За стеной послышались поспешные шаги, до меня донесся скрип выдвигаемых ящиков комода, щелкнул замок, стукнул, обо что-то ударившись, открывшийся чемодан.

Она собирала вещи.

Я ввернул матовые лампы обратно в радиатор, установил на место решетку и сунул стетоскоп в саквояж. Солнце село, становилось прохладно. Накинул пиджак и, остановившись в нерешительности посреди погрузившейся в мрак комнаты, стал размышлять, как действовать дальше. Можно было, конечно, отправиться в контору и позвонить Клайду Амни – но ведь она за это время сядет в другое такси, потом – в другой поезд или на другой самолет и отправится совсем в другое место. Поехать она может, куда ей вздумается, но на вокзале или в аэропорту, если только этого захотят серьезные люди где-нибудь в Вашингтоне, ее обязательно будет поджидать частный сыщик. И какой-нибудь очередной Ларри Митчелл или же репортер с хорошей памятью. И в ее поведении всегда будет что-то подозрительное, и обязательно найдется кто-нибудь, кто обратит на это внимание. От себя ведь не уйдешь.

Я занимался мелкими грязными делишками по заказу людей, которые мне не нравились, но что делать – жить-то надо. Они тебе платят деньги, а ты за это копаешься в грязи. В этот раз я ощущал эту грязь, как никогда. Бетти была не похожа ни на шлюху, ни на мошенницу. Что означало только одно: и ту и другую роль она могла исполнять с бо́льшим успехом, чем если бы действительно была шлюхой или мошенницей.

Я вышел на порог, шагнул к соседней двери и нажал на едва заметную кнопку звонка. Внутри ни звука. Шагов не слышно. Затем в дверной прорези звякнула цепочка, дверь на пару дюймов приоткрылась. За дверью – кромешный мрак. И голос: «Кто здесь?»

– Я не мог бы одолжить у вас пару кусочков сахара?

– У меня нет сахара.

– А как насчет пары долларов до зарплаты? Мне ее до сих пор не перевели.

После минутной паузы дверь приоткрылась на длину цепочки, и в дверном проеме, точно озера в ночи, вспыхнули темные глаза. Яркий свет прожектора над деревом косо отражался в их неподвижном взгляде.

– Кто вы такой?

– Ваш сосед. Я задремал, и меня разбудили голоса. То, что я расслышал, меня заинтриговало.

– Интригуйте где-нибудь в другом месте.

– Можно и в другом, миссис Кинг, простите, мисс Мейфилд, но я не уверен, что вы от этого выиграете.

Она даже не шевельнулась. И взгляд такой же непроницаемый. Я вытряхнул из пачки сигарету и попытался большим пальцем ухватить лежавшую в кармане зажигалку и повернуть колесико. Такие вещи надо уметь в случае чего делать одной рукой. На этот раз получилось, но не с первой попытки. Наконец закурил, зевнул и выпустил дым через нос.