– А Даните?

– Зачем ты спрашиваешь? Ты же знаешь, что я скажу. Нита хорошая девочка, но как императрица она никакая. Мне будет больно, если она погибнет, но для Эрамира полезнее Дамир. Так что он в приоритете.

Она кивнула, так и не прокомментировав его циничное высказывание. А потом сказала:

– Береги себя, Вел. Я была рада тебя повидать… несмотря на то, что ты ни капли не изменился.

Он улыбнулся.

– Ты тоже ни капли не изменилась, Эм.

Глава третья

Шайна Тарс

Узнав, что я поступила в ЛАМ, матушка Роза закатила пир на весь мир. Точнее, на один конкретный бордель. Она даже закрыла его в тот день от посетителей, и вечер принадлежал только мне. Мы с девочками ели, пили, танцевали и бесились – и всё в мою честь. Вообще-то я не люблю торжества, но ради них я готова потерпеть.

А вечером, когда я уже легла спать, ко мне в комнату вошла матушка Роза.

Она всегда приходила ко мне, когда её что-нибудь волновало. Садилась рядом, гладила по голове, и глаза её влажно блестели. Я знала, о чём она думает в эти моменты.

У матушки Розы была дочь, её звали Эрли. Мы с ней были одногодками. Она обладала очень слабеньким даром, но тоже мечтала поступить в академию, как и я. Вот только мечтам её не суждено было сбыться – пять лет назад Эрли умерла.

Нет, её никто не убивал. Просто так иногда случается – дети умирают.

Она была моей лучшей подругой. Матушка Роза и девочки из борделя тоже мои друзья, я их очень люблю, но Эрли… она была для меня особенной. Я никому не рассказывала того, что говорила ей. Но почему-то сегодня, глядя в голубые глаза Дин, мне вдруг захотелось вновь это сделать. Рассказать о том, что меня мучает.

– Я горжусь тобой, Шайна, – прошептала матушка Роза, погладив меня по голове. – Очень горжусь. И твоя мама тоже гордилась бы тобой.

– Спасибо. А знаете, матушка Роза… я сегодня встретила одну девочку… Она сказала, что в академии есть Зал Памяти, и там выставлены портреты всех тех, кто окончил академию. Значит, там можно найти и мамин портрет?

Мне так хотелось вновь увидеть маму. Хотя бы так – на портрете. У меня не осталось ни одного её изображения. Да и вообще почти ничего не осталось…

Рука матушки Розы, которой она гладила меня по волосам, остановилась. Я услышала тихий вздох, а потом не менее тихий ответ:

– Не нужно, Шайна. Не ищи её там.

Я на миг задержала дыхание от удивления.

– Что вы такое говорите?..

– Я не шучу, Шайна. Не нужно, не ищи. Она осталась в твоей памяти, она живёт там, храни её. А в академии не ищи.

Я нахмурилась. Матушка Роза никогда не давала мне дурных советов и была не склонна к дурацким запретам, так почему же сейчас…

– Почему…

– Шайна, я не могу сказать. Просто поверь и не ищи. Тебе это не поможет, да и легче никому не станет.

Что значит – никому легче не станет? А кому ещё должно стать легче, кроме меня?

Матушка Роза между тем продолжала:

– Кара умерла и унесла все свои тайны с собой. Не нужно пытаться…

– Что – пытаться? – прошептала я, чуть приподнимаясь на постели. – Я не собираюсь пытаться, я просто хотела увидеть маму ещё раз.

Матушка Роза не стала отвечать. Только покачала головой, наклонилась, поцеловала меня в щёку и вышла из комнаты.

А я вновь опустилась на подушку и закрыла глаза.

Триш… Триш Лаира.

Ей нравилось.

В окне дома мелькнул чей-то силуэт. Аля вскинула голову.

– Там кто-то есть, да, Триш?

– Да. Бабушка.

Аля встала с лавочки, бросила Риланду: «Присмотри за ней» – и зашла в дом.

Там было темно, пахло сырым деревом, кислым молоком и капустой. А ещё пеплом. Неприятно, даже нос зачесался.

Она прошла дальше, в гостиную, потом на кухню. За столом, покрытым какими-то разводами, сидела пожилая женщина. Седые волосы, грязные и спутанные, бельмо на одном глазу, второй же смотрел ясно и остро.

– Зря ты это, – сказала женщина, поднимая деревянную кружку и делая глоток. – Лучше бы её убили.

Аля улыбнулась уголками губ и села напротив, на обожженный табурет.

– Почему вы так думаете?

– Брось ты выкать. Кто я тебе, принцесса, что ли? Я бы тебе могла «вы» сказать, да не хочу. Не привыкла я, уж извини. А эта девочка…

– Она твоя внучка?

Женщина кивнула.

– Моя.

– И ты хочешь, чтобы её убили?

Она вновь кивнула.

– Предсказатель я. И вижу – ничего, кроме беды, она не принесёт.

Аля задумчиво рассматривала лицо собеседницы.

– Значит, ты хочешь, чтобы её убили за то, чего ещё не случилось?

– Но ведь случится.

– Даже самый лучший предсказатель знает, что у будущего много вариантов. Тот, что видишь ты, не может быть единственным.

– Он и не единственный. Но самый вероятный.

– Вероятность здесь не важна. Главное, что он не единственный. И убивать за то, что ещё не случилось, нечестно. – Аля встала с табуретки. – Я заберу её. Не возражаешь?

Женщина покачала головой.

– Не возражаю. Зря ты это… Жалеть будешь. Она ведь и тебе…

– Не говори. Не надо. Никогда не рассказывай того, что видишь. Никому. И не считай свои видения абсолютной истиной.

Женщина не ответила.

Только когда дом вновь опустел и Алины тихие шаги стихли, прорицательница ухмыльнулась и прошептала:

– Пожалеешь…

Я проснулась в холодном поту.

Опять… но на этот раз – продолжение того сна про Триш. Оно мне никогда не снилось, а тут вдруг… Наверное, так подействовало на меня «знакомство» с Алей, то есть, с Эмирин.

Надо будет поискать что-нибудь про Триш Лаиру. Не могла она совсем не оставить следов.

После этого сна я долго ворочалась и не могла уснуть. Со мной такое постоянно случается после приступов «вещих» сновидений, поэтому я их и не люблю.

Обычно в это время на первом этаже играет музыка, слышится мужской и женский смех – смена в самом разгаре. Но сегодня в борделе была тишина – после празднования моего поступления все девочки завалились спать. Интересно, большой будет убыток у матушки Розы?..

Я попала сюда десять лет назад. И мне самой тогда было десять. До той ночи я ни разу не видела матушку Розу, да и не слышала о ней. Я мирно спала, причем без всяких снов, когда вдруг услышала какой-то грохот, а потом меня буквально выдернуло из постели.

– Шани, малышка, проснись, – горячий шёпот мамы раздался возле моего уха. – Проснись, детка.

Я никогда не видела маму в таком состоянии, как той ночью. Её каштановые волосы были взъерошены и напоминали разоренное птичье гнездо, в голубых глазах плескался страх. Она лихорадочно кусала губы и заламывала руки.

– Мам?..

– Тс-с-с… Шани, малышка, – мама обняла меня изо всех сил, сжала плечи, поцеловала в щёку. – Я люблю тебя. Что бы ни случилось в дальнейшем, помни об этом. Я очень люблю тебя, Шани, прошу, помни об этом всегда.

Я не понимала, почему она так говорит. И тогда, и сейчас.

– А теперь слушай. Я дам тебе амулет – никогда не снимай его, милая. Никогда! Всегда носи с собой, на шее. Это важно, очень важно, Шани! Обещаешь?

– Обещаю. А…

– Тс-с-с… Девочка моя, сейчас я отправлю тебя к одной хорошей подруге, она позаботится о тебе. Слушайся её, ладно?

Я помню собственную растерянность в тот момент. Мама никогда не оставляла меня одну надолго…

– Мам… – начала шептать я, но она меня прервала:

– Всё-всё. Очень мало времени, детка, очень мало… Вот амулет, – мама достала из-под собственной ночной рубашки свой талисман, с которым раньше не расставалась, поразив меня этим до глубины души, и надела его мне на шею. – Не снимай, поняла? Что бы ни случилось. И помни, что я люблю тебя. Больше жизни люблю, Шани.