– Так точно,– вытянулся писарь.

– Приступай. Эй, кто там первый? Заходь по одному,– крикнул майор и, прикинув на глаз, выложил на стол несколько пачек госассигнаций разного достоинства.

Разобравшись с работягами в течение часа, в час ночи майор уже шуганул из штабного помещения писаря и теплая компания, в количестве трех человек, засела за импровизированный стол. Застеленный газетой "Красная звезда" с немудреной закуской на ней в виде галет, тушенки и конфет "Гусиные лапки", которые майор вывалил прямо на стол кучкой и доверительно при этом сообщил собутыльникам:– Пир горой, можно сказать.

– Это горой?– скривился старлей Свиридов, составивший компанию и очевидно подсчитывающий в уме, на сколько похудело его жалование в итоге.

– А что за пессимизм в голосе, товарищ старший лейтенант?– хлопнул его по плечу налитому, обтянутому офицерским сукном, майор.– Наливай, старшина.

Старшина не стал ждать дополнительной команды и набулькал по сто грамм в граненые стаканы, а старший лейтенант вздохнул и махнул рукой:

– Откуда оптимизм взять, Константинович? Два года сижу лишних в старлеях, а у меня семейство – мал, мала, меньше. Жинка пилит, хоть домой не ходи.

– Сам виноват. Языком мелешь что ни попадя при чужих ушах,– уличил его тут же майор.– Вот и сидишь в старлеях. Язык твой – враг твой. Укороти малость, не то и помрешь старлеем.

– А что такого я сказал кому?– набычился старлей.

– Да хоть вон давеча при писарюге понес по матушке подчиненных, а он гаденыш – дятел … ты, что не знал про это?

– И что? Все загибают. И вы тоже не исключение, товарищ майор,– не сдавался старлей.

– Я загибаю, да с умом, а ты бездумно все как-то. В кучу все, без разбора, валишь. Вот хоть, говорю, давеча я сам слышал, как ты рядового отчитывал. Это же черт знает, что можно извлечь из монолога. Чистая контрреволюция и все такое.– "Родина, мать ее так, в лице товарища Сталина, мать его, о тебе раздолбае заботится и вручила имущество, мать перемать, а ты раздолбай, так перетак…" Это что?– майор укоризненно взглянул на старлея.

– А что мне его раздолбая в задницу поцеловать нужно было?– не понял тот, сверкнув гневно очами.– Так сколько не целуй, все одно на голову нагадят, мать иху.

– Я не про то… – досадливо поморщился майор.– Я про буквальное понимание текста с матюгами. Ты вроде как в папани нашему Отцу народов себя определил. Понимаешь, дурья твоя голова? А писарюга рядом крутился. Вот настрочит на тебя рапорт, куда следует и тогда не то что капитана вовремя не получишь, а вполне можешь и вовсе без званий оказаться. Эх, молодой ты еще, Вань. Следи за языком. Мой тебе совет. Не То загремишь, куда Макар телят не гонял, вспомнишь потом меня старика, да поздно будет,– закончил назидательно майор, поднимая стакан.– Ну, за окончание строительства и демобилизацию старшины, чтобы скатертью дорога домой тебе, Павлович,– собутыльники чокнулись и дружно опрокинули первые сто граммов. После первых были вторые и третьи, а через час вся троица, уже напрочь забыв о субординации, слышала только самого себя, на радость ефрейтору писарюге "греющему уши" под окном штабного блока.

А беседа застольная крутилась как обычно вокруг женщин и международного положения.

– Ефрейтор тут балаболил, что нынче в полку все бегом бегали, будто бы то ли война, то ли проверяющие инспектора из Генштаба должны были пожаловать, ты Константинович, там ничего такого не слышал?– вспомнил старшина о поступившей от писаря информации.

– А-а-а…– махнул пренебрежительно рукой начфин.– Ничего там такого. Увольнительные на завтра отменили для всего личного состава и все. Обычное дело. Комполка рвение проявляет. Назначен-то без году неделя, вот и суетится. Проверки никакой не ожидалось, потому как в начале года уже была, а война… С кем? Финам мы накостыляли, так что лет на сто им хватит вспоминать. А еще кто? "От тайги до британских морей, Красная армия всех сильней". Забыл? А Британия эта ещё и с Гитлером сцепилась, так что с кем еще?

– Так с Адольфом – к примеру. Вон он под себя почитай всю Европу подмял,– предположил старшина и услышал в ответ дружный смех офицеров. Даже старлей, все еще пребывающий в пессимизме, расхохотался и, опрокинув очередные сто граммов, снисходительно похлопал по плечу сидящего рядом с ним старшину:

– Тебе простительно по малограмотности такую галиматью предполагать. Гитлер, по-твоему, дурак? Ты на карту посмотри. Где СССР и где Германия эта. Вермахт их годится только по асфальту подошвами греметь. А если все же предположить гипотетически что нападут немцы, то через пару месяцев мы их Рейхстаг вместе с их фюрером и Берлином на кирпичи разберем. Надо же такое брякнуть. Ну, ты Павлович, сказанул. Ха-ха-ха. При рядовых такое не ляпни. Доложат, куда следует, за распространение панических слухов и правильно сделают. Потому как РККА это тебе не хрен собачий, а собачачий и раскатает Вермахт за месяц.

– Ну, за месяц, пожалуй, не раскатает,– усомнился в его словах майор и принялся доказывать с карандашом в руке прямо на газете, что за месяц РКККА к Ламаншу никак не успеет и даже за два, как вначале предположил старлей, а вот к ноябрьским праздникам это сто процентов сдадутся немцы тем более что Вермахт измотан в боях, захватывая Европу.

– А танки у них… Ха. По сравнению с нашими – танкетки. Ни одного тяжелого нет на вооружении. И моторесурс выработан процентов на 50-т. А ты наши КВ и Т-34 видел? Я видел, как линию Маннергейма проламывали,– майор успел повоевать в зимней кампании и даже имел за нее орден Красной звезды.– Броня крепка и танки наши быстры, и наши люди мужества полны-ы…– Тут же запел он, заводя сослуживцев и те невольно подключившись, завыли ему в унисон, дружно гремя стаканами по столешнице.

– Так что Гитлер твой, сто раз подумает, прежде чем рыпаться,– подвел итог майор, закончив хоровое пение.

– А че мой-то?– осоловело взглянул на него старшина.– В гробу я его видел в белых тапках этого фюрера.

– Это так к слову. Конечно не твой,– поправился майор.– Наливай, водка выдыхается.

22 Июня ночь самая короткая и солнце ныряет за верхушки лесные на пару часов, так что сумерки наступившие часам к 2-м напомнили компании захмелевшей, что впереди день хоть и воскресный, но с заботами, тем не менее, служебными. Начфин, как старший по званию, инициативу и проявил, заявив заплетающимся языком:

– Эх, братцы, хорошо посидели, но пора и почивать. Сегодня день у меня хлопотный, расчетный. С утра ведь народ понаедет. Расходимся. На посошок наливай, старшина, и с Богом по своим норам,– возражений, разумеется, не последовало и, через пять минут вся компания разошлась, шумно распрощавшись.

Подчиненных своих старшина застал отнюдь не спящими, как предписывает Устав РККА, а бодрствующими у костерка, разведенного ими неподалеку от своей палатки, в низинке. Крохотулька, он больше давал дыму от веток еловых, чем огня и старшина его сразу и не приметив, сунулся в палатку. Однако, не обнаружив в ней дрыхнущего личного состава, принюхался, покрутив головой и, вышел на огонек, едва просматривающийся в ночной, молочной белизне.

– Встать, смирно!– скомандовал старшина, вынырнув внезапно из этого марева и застав личный состав врасплох. Никто из них сидящих вскакивать и не подумал, разумеется, а уж тем более вытягиваться при этом во фрунт, но дернулись рефлексорно все. И в три голоса тут же все одновременно и высказали, всяк свое мнение, которое на этот раз совпало у всех почти дословно.– Ох, ни хрена себе, командир,– и дружно все заржали от совпадения реплик.

– Падай, Палыч, дембель отметим. Вот на шинельку,– подвинулся сержант Черпак,– Мы тут по-свойски присели. Закусон, конечно, специфически армейский, но тут уж извиняй. Че от тебя получено, тем и давимся.

– А у меня конфеты гусячьи есть,– полез в карман старшина и высыпал гражданскую закуску в подставленные ладони рядового Сафронова,– Держи, Степан. И пол литру я тоже принес, чтоб без претензий потом ко мне,– старшина выставил пол литровку и присел на предложенную ему шинель, уложенную на ворох веток.– Комарье мать иху..– проворчал он при этом, отмахиваясь от кровососов еловой лапой, отломанной им еще при выходе из штабного домика.