– И как вы там живете тогда?– посочувствовал ему невольно старшина.

– Сетки на мордах приходится летом носить. Зато зимой благодать. А зима у нас…– караульный мечтательно закатил глаза.– Не то, что здесь, слякоть одна.

– Ну да. Тут ты прав – слякоть, но хрень всякая тоже не летает,– согласился с ним старшина.– Ну, пошел я. Бди, тезка. Спокойной службы.

– И вам не хворать,– откликнулся караульный, проводив его метров десять до взлетного поля.– Хороший мужик,– пробормотал он себе под нос, когда фигура старшины растаяла в сумраке белой ночи.

Начальник финчасти майор Садохин задерживался и отмобилизованная рабочая сила, прибывшая на аэродром за окончательным расчетом, прождав его до 23-х часов, махнув рукой, заметно уменьшилась количественно. Большинство решило явиться за расчетом в понедельник. Самые упорные, в количестве пары десятков, собрались у штабного домика и травили байки, разбившись на компактные компании человек по десять вокруг двух костерков. Старшину встретили как старого доброго знакомого, уважительно величая по имени отчеству:

– Алексей Палыч, как там оно… в смысле денежного довольствия?– услышал он тут же главный вопрос, на который и сам ответа пока не знал, в чем искренне и признался мужикам. Многих из них он знал по именам. Месяц на сборах этих дался ему не легко и показался годом по своей напряженности и загруженности.

– Авдеич, ты нашел у кого спросить. Я что здесь кассиром служу?– пожал он протянутую руку одного из десятников-бригадиров, мужика бородатого и медведеобразного по телосложению.

– Ну, мало ли…промеж начальства трешься, слышал может че…– прогудел тот виновато.– Нонче хоть заявится майор этот, аль зря тут комарье кормим?

– А хрен его знает,– честно поделился старшина самой последней информацией по интересующей Авдеича теме.– Сами ждем. У нас сегодня последний день служебный. Тоже жалование выдать должны. А в штабе чего писарь говорит?

– Не знает ничего. Сидит писаришка штабной, чай хлебает. Сопля соплей, а гонору как у енерала мать его,– проворчал Авдеич, присаживаясь опять к костерку и отмахиваясь от комаров.

– Может и станет ефрейтор им лет через пятьдесят,– рассмеялся старшина.

– Этот глист? Не, этот не доживет. Этот или в бане веником запарится, или толстым хреном подавится,– буркнул ему вслед Авдеич под одобрительный хохоток коллег-грабарей.

Писарь действительно пил чай из стакана и листал при этом журнал "Огонек" затрепаный до дыр, явно годовой давности. На старшину он взглянул искоса, поморщившись и даже не удосужившись оторвать свой зад от табурета.

– Что слышно?– решил не придираться к ефрейтору старшина.

– Обещались до полуночи быть,– кивнул ефрейтор стриженной головой в сторону полевого телефона.

– Связь никак появилась?– удивился старшина.

– С утра и есть,– кивнул опять ефрейтор.– Чаю хотите? Без сахара, правда,– предложил он старшине вдруг, удивив его этим, пожалуй, никак не меньше чем наличием телефонной связи.

– И заварка кирпичная?– не удержался и съязвил все же старшина.

– Заварка обыкновенная,– фыркнул ефрейтор, приподняв стакан в подстаканнике и взглянув на него, прищурясь,– грузинская. Наше дело предложить.

– А в сухомятку чего же им давишься?– сменил тон язвительный на вполне дружелюбный старшина, подумав:– "Не трож дерьмо, вонять не будет, а от глисты этой еще польза может быть". При этом он выложил на стол перед носом писаря пачку галет и тот расплылся в масляной, дежурной улыбке:

– Вот спасибо, Алексей Павлович, кормилец,– тут же вспомнил он имя отчество старшины и доверительно шепнул:– Что-то в штабе нынче суетно. Я поговорил с дружками. На ушах там все. То ли опять с финиками чето затевается, то ли проверка из Москвы, то ли еще чего-то в таком разрезе, но все бегом бегают. Полкан рвет и мечет, увольнения никому не разрешил давать и офицеры все в казармах.

– Константинович приедет, узнаем чего и как. Обычное дело. Полкач и так вечно как наскипидаренный без этих разрезов,– не оценил явно степень конфиденциальности старшина, и писарь зашипел буквально гусаком, почему-то озираясь по сторонам, очевидно для пущей убедительности:

– У меня земляк в строевой части служит и сам слышал, как полкан начштабу зудел, что этой ночью чего-то такое может стрястись. То ли война, то ли проверка боеготовности из Москвы. Хорошо – ежели война. Не дай Бог, понаедут опять и трясти начнут. Полетят кубари вместе с петлицами как в прошлый раз.

– Тебе-то чего?– усмехнулся старшина.– Ну, полетят и что?

– Демобелизуюсь я по осени и на курсы комвзводов хотел рапорт написать, а тут такое… Начальство опять сменится и хрен чего подпишут,– пригорюнился ефрейтор.

– В армии остаться хочешь?– опять удивился старшина, окинув взглядом невзрачную фигурку писаря.

– А че? В самый раз по мне жизнь. На всем готовом,– взглянул на него с вызовом писарь.

– Да оставайся, коль приспичило,– отмахнулся от него старшина и обрадовался, увидев в окно подъехавшего с охраной майора: – Константинович прибыл,– сообщил он новость писарю и тот засуетился, одной рукой застегивая пуговицу на вороте гимнастерки, а другой, смахивая со стола журналом крошки галетные и убирая с него все в тумбочку, стоящую рядом. Успел. И даже подбежать к дверям входным, чтобы встретить начальство, распахнув ее на всю ширину.

– Шустрый, как веник,– отвесил ему комплимент в сутулую спину старшина, а писарь уже докладывал радостно прибывшему начальству:

– Товарищ майор, за время вашего отсутствия никаких происшествий не случилось.

– Вольно,– просипел тот в ответ, пропуская вперед бойцов с мешками.– Сгружайте в угол вон тот,– распорядился он и повернувшись к ефрейтору, спросил:

– Ведомости готовы?

– Так точно,– гаркнул тот все так же радостно.

– Сообщи мужикам, что хоть и не положено, но выдадим им их деньги, коль терпеливые такие.

– А может с утра все же?– попытался уклониться от своих прямых обязанностей писарь, но майор взглянул на него так мрачно, что тот сразу сник и выскочил за дверь. Там он что-то скороговоркой сообщил мужикам и они радостно загалдели в ответ. А майор тем временем, пожав руку старшине и выпроводив бойцов, принялся перекладывать денежные брикеты в несгораемый ящик, гремя связкой ключей торчащей из замочной скважины.

– Без малого двести тыщ,– сообщил он старшине.– Видал столько сразу?

– Приходилось и больше видеть,– кивнул тот в ответ.

– И где это?– заинтересовался майор.

– На строительстве Боломорканала,– усмехнулся старшина.

– А, ну да. Читал твое личное дело. Сколько ты там мотал?– вспомнил майор.

– Два года от звонка до звонка.

– Так там что, еще и зарплату начисляли?– взглянул на старшину изумленно начфин.

– Начисляли, как положено, и тоже мешками возили. Народу-то там куда как поболее чем здесь ковырялось. Разов в десять. Заработки, конечно, поменьше тоже раз в десять, но миллионы все одно копейка к копейке получались,– вспомнил старшина.

– И за что тебя туда на перековку законопатили?– хмыкнул майор, подмигнув старшине свойски.

– А, за мелочь сущую… – двинул на лево пару кубов досок, а кто-то стуканул… Домой с работы прийти не успел, уже заявились органы родные. Ну и…

– Понятно,– посочувствовал ему майор,– Бывает. Последний день у тебя сегодня,– напомнил он тут же многозначительно.

– А я что? Я за,– улыбнулся ему в ответ так же многозначительно старшина, ловя брошенный ключ.

– В багажнике сидор. Только не греми стеклом, я тебя умоляю,– буквально прошептал майор.– Ефрейтор… та еще сука, стучит как дятел. Имей это в виду.

– Может по мордам ему настучать на прощанье?– предложил старшина простецки.

– Эх, с пониманием ты, Павлович,– улыбнулся ему в ответ майор и вызверился на вернувшегося писаря:– Где ты там шляешься, мать твою? Готовь чернильницу с ручкой и вперед. Да смотри внимательно пересчитывай. В прошлый раз рубля не хватило. Пришлось свой докладывать. В этот раз с тебя сдеру, с недоумка. Шкуру спущу, продам первому желающему и недостачу покрою. Уяснил?