Владу позвонили. Его краткий взгляд на экран и он поднялся и вышел. Вернувшись, отпил виски и сказал, что нам нужно ехать. Сказал спокойно и ровно, давая понять, что все хорошо. Мне и своей семье, продолжавшей смеяться, веселиться, ни на секунду не давшей исчезнуть теплу, но спросившей его взглядом. Его краткая улыбка — правда, все хорошо. Просто дела, извините меня.

Провожая, поднимают бокалы, чокаются, смеются, а в звоне только одно — будь осторожен. Пожалуйста, будь осторожен. Нет, будьте осторожны.

У меня мурашки по позвоночнику и желание заплакать от сжирающего душу чувства.

Мы стояли на крыльце подъезда и ждали, когда подъедет машина. Он был спокоен, приобнимал меня за талию и курил, листая страницы сканов на экране телефона. Он действительно спокоен. Бояться нечего, просто у кого-то возник вопрос и нужно его решение и присутствие.

Я, прикусив губу, уткнулась в его плечо. Тишина и красиво кружащие в воздухе хлопья снега. Свет фонаря у подъезда. Неистово бьющееся сердце. Горечь во мне.

Он протяжно выдохнул дым в сторону и, не отрывая взгляда от экрана, очень тихо ответил на мой невысказанный вопрос:

— Да. Они знают. Далеко не все, но знают. — Докуренная сигарета отброшена щелчком. Негромко продолжил, открывая другой документ в телефоне. — Мама меня скалкой отметелила. Плакала. — На мгновение сжал челюсть. — Била и страшно плакала. Сначала за то, что в криминал ввязался. Потом за то, что спалился и сесть придется. Эвелинка ее держала за руку, когда она уже не вывозила. Тоже плакала. — Краткая почти незаметная пауза. — Отец не разговаривал. Двое суток молчал. Стас… гибче. Он всегда умел спиливать острые углы между нами. Всегда вставал между ним и мной. Огребал за это от отца по страшному и я еще сзади вдаривал, чтобы он не лез, но очень многое, что я вытворял, не заканчивалось абсолютным пиздецом только благодаря ему. В том всем случившемся, самое сложное для меня было именно это — прийти к ним и признать. Знал, что не отрекутся. И это самое поганое.

Это странно, жрать раздачу, которую он не выдавал. Это было так странно и вместе с эти гораздо горше, больнее и тяжелее. Потому что раздача шла от моего нутра и глотать это оказалось гораздо сложнее.

Черный внедорожник Лексуса, за рулем Спасский, тихая музыка к салоне и я прижатая к нему на коже заднего сидения. Они ничего не знали. Не знали, как я ору и бьюсь в неукротимой по силе истерике. Ваня молча вел автомобиль по дорогам засыпающего города, Влад листал страницы в телефоне. Они не знали. Как я здесь неуместна. Что вот-вот прорвется платина и нас всех накроет. Не знали. Но никотин в окно, пальцы Влада на моем плече и словно такое сильное и такое тихое от судьбы — не трави это сейчас отчаянием, ведь у тебя так мало времени, всего несколько часов. Насладись. Сейчас. На отчаяние и горечь у тебя будет еще вся жизнь впереди, если не убьют. А сейчас не отравляй последние крупицы тепла и не трави его, он слишком умен, чтобы не понять, что что-то не так. Не трави его, стерва, он этого не заслужил. Насладись своей болью. Нежной. Последней.

— За что ты сел, Влад? — негромко, так, чтобы было слышно только ему спросила я.

— Ограбил банк. — Фыркнул он, сказав Спасскому прибавить музыку.

— Скажи. — Улыбнулась я, оглядывая его усмехнувшийся профиль, все так же глядящий в экран.

— Ладно, лизинг. — Фыркнул он, скосив на недоверчивую меня взгляд.

— Опять лизинг?

— Ну что-ты, я никогда не повторяюсь.

— Казако-о-ов, хочешь минет? — едва слышно на ухо.

— Логическую связь уловил. — Рассмеялся он, теснее меня прижимая к себе и кратко целуя в губы. — Ладно, ты умеешь убеждать. Жила-была фирма "А", которая хотела купить у фирмы "Б" несколько единиц техники. "А" заключила договор с лизинговой компанией, деньги упали на счета фирмы "Б" а от нее неприлично долгое время не было ни слуху ни духу. "А" пошла в лизинговую и наябедничала, что лизинговые платежи делает, а автомобилей тю-тю, сходите, мол, с подлой "Б" разберитесь, хули она не поставляет товар, когда он оплачен. Служба безопасности лизинга приходит к фирме "Б" и такая але, где техника, еб вашу мать, мы за какой половой орган вам заплатили? "Б" развела руками и сказала, что у нее была третья фирма-поставщик, и она не доставила ей технику, хотя деньги от лизинга ей были переведены. Третья фирма оказалась обычной обнальной шарагой, канувшей в Лету сразу после вывода средств которые ей были переведены от фирмы "Б". На которую катает маляву лизинговая компания, а та, в свою очередь пишет заяву на хитренькую обнальную. Дальше кино и немцы, потому что получается, что фирма "Б" из обвиняемой оказывается пострадавшей. Никого не нашли, деньги пропали. Потом нашли и я сел. Вот такая вот печальная история.

— И какая из этих фирм твоя? "А", "Б" или обнальная? — Нахмурилась я, теснее сжимая пальцами его колено.

— Ни одна.

— Официально. А по факту?

— Все три.

— Как вскрылось? Деньги нашли или… — настороженно посмотрела в его ровное лицо

— Меня сдали. — Достал сигареты, убрал телефон, подкурил и затянулся, откидываясь на сидинии и прикрывая глаза. — Ну, как, сдали. Тварь одна хуевертила-хуевертила, а потом меня шантажировать решила этой схемой, чтобы я оплатил ее долбоебство. Я сказал твари, мол, давай сдавай, если ты за это отвечать готов. Он думал, что я шучу. А я не шутил.

— И он ответил за это? — с тревожно бьющимся сердцем тихо уточнила я.

Едва заметный кивок и затяжка, задумчивый взгляд в окно.

— Оно того стоило? — спросила так же не громко, неотрывно глядя за его спокойным профилем.

— Полагаю, что Марк все же понял, что нет. — В глазах мелькнуло что-то такое пугающее. Мелькнуло и исчезло. — Я в принципе не склонен ни о чем жалеть. Все, на что направлено любое мое действие — эффективность. Преобладание выгоды над затратами. Это было эффективно, а значит стоило, — пожал плечом и выдохнул дым. Легкий безотчетный полуприкус губы и очень тихое абсолютно безэмоциональное продолжение, — с Марком меня свел один тупой человек. Мы скинулись и взяли один сервис на троих. Я, Марк и тупой. Им нормально было, а мне мало. Когда ты начинаешь бизнес, конкуренция вещь интересная, но хочется монополии. А у нее должен быть только один негласный владелец. Вот я и начал выстраивать свою монополию. Чтобы избежать грызни действовал очень аккуратно — к одному подошел и двинул ему тему как со страховки можно денег срубить, его согласие, мы повязаны. К другому подошел, чего, мол, сидеть, смотри какая денежная идея есть по продаже паленых запчастей, его согласие. Повязаны. К третьему, четвертому…ко всем. С каждым в разный замут, говорю же, я никогда не повторяюсь… Но здесь это было сделано не столько из принципа, сколько из соображений безопасности — чтобы объединиться против меня не могли, если моча им в голову ударит. Хотя, не ударила бы, наверное. Я абы кого не подтягивал, но ведь подстраховаться всегда стоит. С Марком и тупым не вязался, есть и есть. Работают и ладно. Ну, точнее тупой работает, Марк только вид делает. Если гавкать начнут, то их ушатать было вообще без проблем, а вот с теми людьми мне надо дружить прямо крепко, чтобы у них против меня всяких плохих идей не возникало. Поэтому стандарт: айда, родной, денег срубим, хуяк, ты со мной повязан и слушай теперь меня, я чуть поумнее, а ты всегда будешь при бабле, да и этот мой заеб всегда оправдывать доверие… Нормальный такой бартер, короче… поэтому жили мы в мире и согласии и если у кого и возникали дурные мысли выше головы прыгнуть, то их прямая ассоциация тормозила, что если меня отправят на дно, так я за собой утяну, повязаны же. И однажды эта херня сработала против меня. Вот Марк вроде тупенький совсем был, а такая гнида, что сначала и не пойдешь ну вот как такой пиздец-то ебнул… С Марка спросили за его тупость, и он пришел к нам. Типа спасите-помогите-выручите, сказали в бизнес человека пустить и все заебись будет, Владик, пожалуйста, ну возьми к себе человечка и по негласному итогу отдай ему все… Я ему сказал, мол, свали в закат, ебанат. А ебанату тупой…ну тот, с которым мы скинулись и сервак купили на троих, из жалости схему слил, чтобы тот меня на шантаж попытался взять. Ну и все. Дальше я тебе рассказал.