Полагаю, возле стола регистрации желающих угоститься не нашлось, потому что ко мне подходит женщина с подносом, предлагая яблочный сидр и пончики, словно это какая-то коктейльная вечеринка. Брр! Даже от самой мысли о слове «коктейль» меня начинает тошнить.

– Не хочешь немного освежиться, милая?

Ее седые волосы собраны сзади с помощью темно-синей резинки. На беджике, прикрепленном к ее джинсовой куртке, написано: «Хелен, церковь Всех Святых».

Я стараюсь быть настолько вежливой, насколько это возможно, учитывая мою головную боль.

– Знаете, – говорю я, – думаю, вы должны быть там. – И жестом указываю на толпу, плавящуюся под солнцем.

Она кажется озадаченной. Затем смотрит на мой беджик, потом быстро на свой собственный, и к ней приходит понимание.

– О, нет, дорогая, – говорит она мягко. – Я там, где должна быть. Я считаю, что нужно убрать крест с нашей городской печати. Не думаю, что религии есть место в публичной сфере.

Ого! Вперед, Хелен! Я решаю взять пончик.

Утро проходит за речами и молитвами, произносимыми за картонной трибуной. Хайди говорит от лица ССА, и у нее отлично получается. Раввин из храма Исайи тоже хорош, и он лысый, с коротко подстриженной бородкой, так что я понимаю, что он идеальная кандидатура, чтобы задать мой вопрос о лысине, но позднее я дрейфлю, когда он проходит мимо и улыбается. Когда отупляюще занудный парень из городского исторического сообщества обращается к толпе, я замечаю своего заклятого врага из Органического Оазиса. Это будет прекрасно.

Я как бы невзначай подхожу к ней:

– Привет.

Она смотрит на меня и улыбается. Абсолютно без понятия, кто я.

– Помните меня?

Она внимательно смотрит на меня:

– Нет, боюсь, не помню. – Протягивает мне руку: – Я Лора Андерсон. Итак, а кто же у нас Мисс-Привет-Я-Вся-Такая-Дружелюбная?

– А я Симона. Мы встречались в Органическом Оазисе.

Ей требуется минута, чтобы вспомнить.

– Ах да. Верно. Девочка из АСЗГС. – Она смотрит на мой беджик. – Думаю, кто-то тут должен помочь тебе с аббревиатурой. А вот и леди, которую я знаю и люблю.

– Я сегодня здесь не от АСЗГС. Я здесь от Студенческого союза атеистов. Посмотрите на меня! Я член клуба! И горжусь этим!

И снова ее лицо наливается краской. И снова она начинает шипеть и брызгаться слюной. Я в полном восторге от того, как быстро это улыбающееся, лучезарное создание может превращаться в некоего темного лорда, правящего страной огня.

– Наслышана о твоей группе, – плюется она, – и намерена кое-что с этим сделать. Моя дочь – девятиклассница в Двенадцати Дубах. А я выдвигаюсь на должность члена правления. И когда я им стану, будь уверена, ваша маленькая группа окажется в школе под запретом. Хорошего дня.

И снова она разворачивается и уходит.

Ну, первое, что приходит мне на ум, когда я остаюсь одна: кто, блин, все еще говорит «хорошего дня»? Мы что, живем в Англии эпохи королевы Елизаветы? В Австралии? Не так я представляла себе свой убийственный реванш. Я собиралась поразить ее владением темой и своим острым умом, а затем развернуться на своих каблуках и оставить ее с открытым ртом. Но сегодня мой разум и остроумие настолько же отуплены, как у того парня из исторического сообщества. На мгновение я представляю табличку со счетом: «Злобная сучка 2: Симона 0».

Я возвращаюсь к своей команде зеленофутболочных атеистов. Хайди делает небольшое напутствие, благодаря каждого за его приход, напоминая нам о том, как важно просто быть здесь в большом количестве, и том, что мы будем следить за происходящими событиями, и просит нас не забыть про следующее собрание, которое состоится через неделю во вторник. Пончик камнем лежит в моем желудке.

– Эй, Симона. Не хочешь сходить куда-нибудь на ланч? – Это Минх.

Мне кажется, что я вообще больше никогда ничего не буду есть, и мне очень хочется просто свернуться калачиком в моей постели на душном чердаке, закрывшись от всего мира, но я осознаю, что Минх – идеальный человек, чтобы поговорить о том самом телефонном номере, который с междугородным кодом Кейп-Кода.

Мы идем в новое местечко в нашем городе, под названием «Панини». Там подаются – как уже вы догадались – панини, что, думаю, является множественным числом слова panino[24], и это просто пафосное название для сэндвичей. Он делает заказ, в том время как я сажусь за столик с большим стаканом ледяной воды.

Я познакомилась с Минхом в прошлом году на химии – мы были партнерами по лабораторным работам. Мы годами ходили в одну и ту же школу, и я знала, что он был усыновлен, потому что видела его на разных школьных мероприятиях с его весьма светлокожими родителями. Однако я никогда не говорила что-то типа: «Эй, меня тоже удочерили». У нас много общего! Какой ребенок такое скажет? Правда в том, что я прилагала усилия, чтобы держаться на расстоянии от Минха. Я не хотела идентифицироваться с ним. Я не хотела разговаривать с Минхом, потому что, хотя мне и была любопытна его история, я не хотела делиться собственной. Эта книга была для меня закрыта. Но я не знаю, занимались ли вы когда-нибудь химией. Если да, то вы поймете, каким образом в прошлом году, будучи партнерами по лабораторным, мы с Минхом в конце концов дошли до разговора о том, что мы оба были усыновлены, так как рано или поздно начинаешь говорить о чем угодно, лишь бы не говорить о химии.

Минх подсаживается со своим панино и бутылкой какой-то пафосной газировки гадкого голубого оттенка.

Я перехожу к делу. Рассказываю ему о ситуации с Ривкой.

Минх убирает с глаз свои длинные волосы и внимательно смотрит на меня:

– Симона. Это потрясающе. О мой бог!

– Потрясающе?

– Ага. Ты счастливица. Какая она? Она похожа на тебя? У нее есть другие дети?

Я перебиваю его. Мне кажется, что его вопросы никогда не кончатся. Чем больше вопросов он задает, тем больше мне приходится прилагать усилий, чтобы не давать ответы на них.

– Понятия не имею. Я не звонила ей. Ее номер телефона у меня уже какое-то время лежит в столе, и я не уверена, что мне с ним делать.

– Ты ненормальная? – Он выглядит озадаченным. – Берешь телефон и звонишь ей. Такая невероятная возможность. Я мог бы убить за такой шанс. Черт! Дай мне ее номер. Я сам ей позвоню!

Взгляните на нас, сидящих в этом кафе. Два студента из Двенадцати Дубов. Заядлый скейтбордист и новоиспеченный член команды по выпуску школьной газеты. Один вьетнамский мальчик, другая девочка с оливковой кожей. Один – в зеленой футболке, другая – в вишнево – красной. Если бы вы просто вошли и увидели там нас двоих, вы бы никогда не подумали, что у нас общее прошлое. Или что, полагаю, будет вернее: подобно атеистам, объединенным отсутствием веры, мы объединены отсутствием прошлого. Наши жизни определяются одной и той же тайной.

– Я все перепробовал, – говорит он. – Приют, в котором я жил, сгорел много лет назад. Мои родители никогда не рассказывали, как я туда попал; они знали лишь, что я жил там с самого рождения. Они также говорят, что, судя по всему, меня хорошо кормили, и я очень редко плакал. Я не детектив, но этого маловато, чтобы продолжать.

И вот опять, не прошло и двадцати четырех часов, а я снова чувствую себя сбитой с толку. Я хлопала дверьми и рыдала в темноте из-за шанса узнать что-то или кого-то, а у Минха этого шанса просто нет. Минх не может разгадать свою тайну, а я могу начать разгадывать свою. Некоторые из ответов находятся прямо у меня дома, и, если я захочу вернуться дальше, глубже в свое прошлое, меня отделяют от этих ответов всего лишь десять цифр.

– Слушай, Минх, мне жаль… – начинаю я.

– Не бери в голову. Просто сделай это. Просто позвони ей. Ты будешь жалеть, если так и не позвонишь.

Вернувшись в школу во вторник, я быстро впадаю в ностальгию по тем временам, когда меня считали самовлюбленной девчонкой. Это определение кажется таким забавным по сравнению с «девчонкой, которая развлекалась с Тимом Уэланом и которую потом стошнило». Вы знаете, что такое слухи. К концу недели, согласно истории, я позволила себе с Тимом намного, намного больше, чем было на самом деле, и меня стошнило прямо на него, а не в кусты. Я не знаю, кого винить за начало этих слухов, но интуитивно догадываюсь, что Тим имеет к этому какое-то отношение, потому что за всю неделю он даже не взглянул в мою сторону. Забудьте, как я говорила о нем, что он симпатичный, что от него приятно пахнет и тому подобное. Я ненавижу Тима Уэлана и ненавижу эту школу.