Карвер остановился.
Наступила тишина, которую нарушало лишь шуршание трущихся друг об друга магнитных цилиндров. В недрах Аппарата сплетения проволоки подергивались и сотрясались от воздействия противоположных силовых полей, напоминая символы древних магических заклятий. Раздался звон, будто кто-то дотронулся до струн арфы, а потом щелчок лопнувшего провода. Я улыбнулся. Послышался нарастающий гул, становившийся все более пронзительным по мере того, как увеличивался магнитный заряд Аппарата. Невидимая сила потянула меня за часы и пряжку ремня. Я всегда принимал это за знак дружеского расположения.
– Возможно, некоторые из вас, – сказал я, – бывали на станциях Линии и видели их электрическое освещение. Может, вы даже видели издалека лобовые огни их Локомотивов. Мерзкий свет, холодный, как из ночного кошмара, и к тому же невероятно дорогой. Я знаю о городах, которые пытались приобрести источники света и погрязли в долгах и нищете. Я мог бы предостеречь вас от корпорации «Северный свет»… Но нет. Не сейчас! То, что вы сейчас увидите, мое собственное изобретение. Единение моих длительных исследований глубинных законов природы, искусства Первого Племени и принадлежащих ему тайн.
Я нащупал в темноте выключатель, щелкнул им, и Аппарат разрядил свою мощь в эфир, заставив каждый атом в воздухе крутиться, подталкивая соседей, чтобы сообщить им радостную весть.
Атомами профессора в Джаспере называют крохотные частицы, из которых состоит мир, невидимые невооруженным глазом, потому что их слишком много, как букв в книге или песчинок в пустыне. Они всегда находятся в движении, как люди в городе или слова в разговоре. На Западе они движутся быстрее, чем на Востоке, хотя их плотность меньше.
Как бы то ни было, через несколько мгновений в стеклянных лампах запульсировал мягкий свет, похожий на утренний. Металлическая спираль внутри каждой лампы вибрировала в резонанс с Аппаратом. Подобное притягивалось подобным. С помощью ламп Процесс фокусировался, иначе он действовал бы везде, а значит, нигде. Свет расцветал внутри каждой лампы, мерцая и наполняя их, так что казалось, что стекло его не удержит.
Я мог разглядеть каждое лицо в зале, и все собравшиеся в этот момент были прекрасны. Мне показалось, что в людях было что-то детское.
– Никаких проводов, – заметил я.
Мисс Харпер открыла ставни на окнах зала, смотревших на юг. Мы повесили лампу под крышей местной кузницы. Сейчас она тоже горела яркой точкой посреди тьмы.
– Процесс существует повсюду, – сказал я. – Как гравитация или время. Он протекает всюду одновременно, без проводов, без потерь энергии… да, даже в самых дальних полях и лачугах Кенаука. И даже дальше. Только представьте, я могу нажать сейчас на рычаг и зажечь свет в Джаспере. Поверьте мне на слово.
Мистер Карвер устроился поудобнее и зажег сигарету – на курение улыбчивые смотрели косо, но сейчас никто не сказал ни слова.
Кто-то прошептал «электричество», и я набросился на него, словно услышал кощунственное заявление.
– Нет, – сказал я, – не электричество. Названия имеют значение, сэр. Но я вас прощаю – это частая ошибка. Перед вами нечто новое. Новое для всего мира. Принцип работы Аппарата заключается в синтезе равных и противоположных сил, этот свет на ваших глазах борется с тьмой, а возможное – с невозможным, и, представьте себе, у этого явления до сих пор нет иного названия, кроме Процесса Рэнсома, вашего покорного слуги. А если кому-то из вас не кажется, что этот свет прекрасен, как восход солнца, то этот человек может уйти сию же минуту, я бы даже вернул вам деньги, если бы брал их за вход.
Свет становился все сильнее, меняясь в оттенках – огненный, карамельный, цвет морской волны. Тогда я не мог на это повлиять – это побочный эффект колебаний в Процессе, нарушения равновесия энергий, из которых он состоял. К счастью, выглядело это красиво, и я делал вид, что это особенно эффектная часть представления. Бросив взгляд на стоявшую у окна мисс Харпер, я был рад увидеть, что зрелище пришлось ей по душе. У старика Харпера вид был недоверчивый.
– Как видите, – сказал я, – мистер Карвер больше не крутит педали. Пусть любой доброволец – например, вы или вы, святой отец, – подойдет и убедится, что в Аппарате нет ни масляного двигателя, ни угля, ни даже ослиной тяги, уж поверьте, мистер Карвер не прячет осла под седлом. – Карвер ухмыльнулся и поклонился публике. – Более того, в данный момент Аппарат получает энергию у самого себя.
Обычно после этого я еще немного рассказывал, как работает Процесс Рэнсома и чем он примечателен, а именно о том, что после первой же искры Аппарат может работать вечно, черпая энергию в самом себе, словно сплетня, религиозная традиция или чудесная идея. Я отмечал, что Аппарат создает не только свет, но и тепло, а с теплом чего только не сделаешь. Я не давал исчерпывающих объяснений принципу его работы. Во-первых, не хотел, чтобы кто-то украл мою идею. Когда-нибудь я собирался передать Процесс во всеобщее пользование, но сначала был намерен получить за него определенную плату – известность. Во-вторых, я сам не до конца понимал принципа его работы, и, в-третьих, он работал по-разному в зависимости от места и времени и почти всегда останавливался, если мистер Карвер не возвращался к педалям. С тех пор я значительно усовершенствовал Аппарат и собирался улучшить еще, когда мы достигнем Рэнсом-сити.
Помимо этого я обычно говорил о деньгах, которые сможет заработать на Процессе смекалистый вкладчик. Но в тот вечер мне пришла в голову неудачная идея.
– Вы говорили о войне, а я сказал, что у меня нет ответов, – развел я руками. – Но возможно, это не так. Возможно, они у меня есть. Возможно, у нас есть гораздо больше ответов, чем мы думаем, если покорпеть над вопросами. Благодаря вам я взглянул на это с другой стороны.
Мистер Карвер, судя по всему, поперхнулся сигаретой и закашлялся.
– Возможно, война началась потому, что люди считают, что ничто не дается даром, все хорошее можно получить только ценой чужих страданий… и если кто-то богат, то кто-то должен обеднеть… Если не ошибаюсь, подобные утверждения джасперские профессора называют логическими ошибками. Я думаю, что это одна из них, и могу это доказать. В мире, где никто ни в чем не нуждается, Линия была бы бессильна, а агентам Стволов было бы нечего красть. И возможно…
Толпа внимала мне с равной степенью настороженности и радостного возбуждения. И тут что-то пошло не так. Равновесие Процесса было нарушено, Аппарат взбрыкнул и выпустил часть энергии в эфир, взволновав атомы так, что все лампы полопались, проделав в моем кармане значительную дыру. На секунду зал потонул в ослепительном свете, словно сам Град Серебряный. В окно была видна далекая вспышка бело-голубого пламени – это взорвалась лампа на крыше кузницы, одновременно, без всяких проводов и энергетических потерь. Я умолк на полуслове и бросился к аварийному рычагу, обращавшему Процесс вспять. Рычаг двинулся с трудом, словно Процесс не желал угасать. Лицо у меня горело, будто от яркого солнца. Я навалился на рычаг всем телом, оторвав ноги от пола, но он не поддавался. Возможно, дело было не столько в рычаге, сколько в моем весе. То есть, возможно, я терял вес с каждой секундой – когда Процесс выходит из-под контроля, с гравитацией происходят странные вещи. Иногда начинает казаться, что от вас осталась только тень, что вы истончились, как бумага. К сожалению, я так и не смог должным образом изучить этот феномен, так как он проявляется явным образом исключительно в крайне опасных ситуациях. Я считаю, что это доказывает, что все природные силы взаимосвязаны, как я и пытался объяснить жителям Кенаука, и все в этом мире едино – прекрасная мысль, хотя я предпочел бы проиллюстрировать ее иначе. Еще в такие моменты время как будто растягивается до бесконечности. Не знаю, виноват ли в этом Процесс или старый добрый ужас. Знаю только, что мистер Карвер пришел мне на подмогу, и рычаг со скрежетом сдвинулся сначала на одно деление, а потом еще на одно. В мистере Карвере было что-то монолитное. Он был словно скала, благослови его Господь, – тогда мне даже показалось, что он раздвоился, – и рычаг опустился еще на деление, и еще, а потом мы услышали милое моему сердцу клацанье и гудение – это приводящие детали меняли ход, замедляясь и разгоняясь в обратном направлении, а затем рычаг быстро преодолел оставшиеся деления, опустившись до низшей точки, свет погас, а мы с Карвером оказались на полу друг на дружке. Молитвенный зал тотчас погрузился в кромешную тьму. Именно так я представлял себе преисподнюю – полной воплей, стонов и бессмысленного насилия.
