— Постарайся держать руль чуть ровнее, мне сложно прицелиться, когда машину так ведёт.

— Да, хорошо, — пообещала я, чуть сбрасывая газ. Впереди показался мост, а перед ним крутой, градусов в сорок, поворот. Никогда не любила его проходить, даже когда на «хвосте» не сидел кто-то, желавший пустить нам по пуле в затылок.

Краем глаза я видела, как Джейсон прицеливался, приговаривая, скорее для себя:

— Ровнее, пожалуйста, чуть ровнее.

— Джейсон…

И я понимала, что теперь не самое лучшее время для объяснений, что ему лучше делать свою работу, а мне смотреть вперёд, но вдруг страшное осознание пронзило мозг, и я просила, срываясь на крик:

— Нет, Джейсон, пожалуйста! Это не выход! Еще одна пуля не решит наших проблем. Я не хочу, чтобы ты убивал. Ты не должен! Не может отнимать жизнь тот человек… который её дарит…

Вдруг что-то раскалённое коснулось моего уха вскользь, и тут же всё перед глазами застил алый туман. Звуки стали едва различимыми, как будто слышала я их сквозь толщу воды, а рот наполнился какой-то солёной мерзостью. Мне стало и страшно, и тошно, и срочно нужно было поговорить обо всём этом с Джейсоном. Я бросила руль и повернулась к нему. Почти. На большее не хватило силы. Я лишь едва могла скосить глаза… оказывается.

— Что это? — прокричала я, но с губ не сорвалось ни звука, вместо того я почувствовала собственную кровь на подбородке и крик… и… я впервые слышала подобные звуки от Джейсона.

И мне стоит сказать ему о ребёнке поскорее, и ещё о том, что машину я вести не могу, слишком устала, не держат руль мои руки, и…

… передо мной красота, по обе руки совершенство… а позади ничего нет. Прошлое отрезано острой бритвой скалистой береговой линии, отгорожено крутыми склонами, с вершины которых меня кто-то настойчиво звал. Но неуверенно, почти неслышно. А я стояла, кутаясь в покрывала волн, — Океан сегодня неспокоен.

Я смотрела в его серые глаза. Огромный и непостижимый, древний и мудрый, с пеной у рта доказывавший, что я теперь не права. Знаю, пора в это поверить и принять как данное. Издержки юности, не слушать и не слышать старших, а мне давно пора повзрослеть.

Сквозь призмы капель, застывших в воздухе, сырость небесного взгляда, сталь строгих глаз, обращённых ко мне, охватывающих пространство в надежде защитить меня. Нас.

— Мария, вернись…

Слабый, едва различимый голос Джейсона заглушил зов Океана, криком чайки разрывающий небесное полотно, в вечной с ним схватке. И никому никогда не станет понятно, кто и кого одолеет в этой битве на серебряных мечах молний.

— Ма-ри-я-а-а.

Я хотела обернуться или подать голос, но понимала, сколь глупо пытаться сделать это, когда начинается шторм. Я бежала от него и одновременно стремилась навстречу, разбивая тело о волны, вынуждая прятаться, нырять, не понимая, кто на этот раз настигает меня.

— Глупая, ты утонешь!..

Я позволила догнать себя, разрешила кольцу тёплых рук пленить, допустила шуршащий, как старая пластинка, голос в своё сознание:

— Давай вернёмся домой. Просто вернёмся домой.

…

Мост через Мондови-ривер не жаловало даже коренное население, предпочитавшее без надобности не пользоваться им, выбирая не менее ветхий, но скорый паромчик, курсировавший между двумя берегами. Сам мост узкий, не вызывающий доверия, в голос требующий капитального ремонта, жалобно скрежетал от каждодневной многотонной нагрузки. Не раз и не два местные жители обращались к властям с письменным прошением отремонтировать постройку или хотя бы оградить пешеходную зону отбойниками, ведь под колёсами автомобилей и мотоциклов лихачей здесь частенько гибли люди.

Вот и на этот раз ворвавшаяся на мост и тут же потерявшая управление машина заставила пешеходов в панике разбегаться, крича, спотыкаясь, валясь с ног, а последовавшие выстрелы и вовсе упасть на живот, закрывая головы руками.

Дживика Ачария была, пожалуй, единственной удержавшейся на ногах. Не поддаваясь общей панике, пожилая женщина бросилась к ветхому парапету и замерла, перегнувшись сквозь уцелевшее ограждение всего в нескольких метрах от бреши, пробитой вылетевшей с дороги машиной. Объяснить такое бесстрашное поведение было можно только выглянув с моста вслед за ней: её муж — рыбак по имени Деванш Ачария — как раз сплавлялся вдоль моста, переправляясь с противоположного берега. Супруги уговорились встретиться внизу у старой пристани и отправиться вниз по течению домой, но происшествие, конечно же, нарушило их планы.

По мере того, как всё успокаивалось, у парапета стали собираться самые смелые из зевак. К тому времени Дживика удостоверилась, что с её мужем всё оказалось в полном порядке. Женщина грузно осела на колени, благодаря богов за то, что Деванша не прибило падающей машиной. Всё, что увидела Дживика, — крыша старого тёмно-зелёного внедорожника, медленно уходящего под воду.

…

Чувство свершившейся катастрофы ледяным обручем сдавило лёгкие Джейсона, однако, подчиняясь инстинктам самосохранения, он сделал несколько быстрых вдохов и выдохов, насыщая мышцы кислородом, и перед тем, как погрузиться, вдохнул максимально глубоко, понимая, что этот воздух — всё, чем он сможет поделиться с Марией. Но и перед тем он должен будет потратить часть драгоценного кислорода на собственные движения, чтобы освободить жену от ремня безопасности, которым та успела пристегнуться.

Мозг Джейсона, конечно, понял, проанализировал и принял то, что это скорее всего конец. Но сердце, бешено колотящееся о рёбра, и путающиеся в узлах одежды пальцы отказывались подчиниться — Джейсон не мог бросить Марию здесь. По крайней мере он оставит её не теперь. Ведь она так мечтала об Океане и его солёной воде, а не об этой зеленоватой грязной луже.

«Она мертва, ей уже не помочь, беги», — повелевал внутренний голос, но Джейсон впервые не прислушивался к нему, мужчина прилагал все усилия, чтобы вытолкнуть не подающее признаков жизни тело Марии из автомобиля. Он смотрел во все глаза, но, конечно, не видел ничего. Только её мягкие волосы, скользнувшие между пальцами, только бледное пятно вместо лица безмолвно указывало, что происходящее не ночной кошмар.

Джейсону хотелось кричать, умереть вместо Марии. Только бы не держать её тело вот так, только бы ощутить в нём хотя бы слабую пульсацию жизни, но… вопреки логике он должен попытаться ещё раз и ещё…

Джейсон зажал рукой нос Марии, губами плотно прижался к её рту, так, чтобы ни один пузырёк драгоценного воздуха не просочился мимо.

Выдох.

Ничего нет. Зеленоватая вода, облако волос, острый и болезненный укол в области собственного сердца. Серебристые, будто ртутные пузырьки озорной стайкой устремились к поверхности. Для них это игра в догонялки. Для него — последняя надежда. Он никогда не молился, но: «Господи, помоги…» — молнией пронеслось в голове.

Выдох.

Джейсон слышал собственное сердце, колотящееся в висках, чувствовал, как болезненно сжимаются лишающиеся воздуха лёгкие. Он сделал всё, что мог, но должен был ещё больше. Ведь он обещал защищать и оберегать. Он клялся у алтаря никогда не оставлять её.

Выдох… и несколько мгновений, в которые он всё ещё надеялся… но ничего не происходило. Тонкие пальцы Марии, безвольные, безжизненные, и только его собственные усилия удерживали их в замке собственных. Обручальное кольцо её коснулось его кольца… и на периферии сознания лениво проскользнула мысль, что нужно остаться с ней… до самого конца. Так, как он обещал, дав Марии свою фамилию. Одну из них.

Последний выдох, в котором больше нет ничего, чем он мог бы поделиться. Это поцелуй. Тот, который Джейсон запомнит на всю жизнь.

И…

И он убьёт всех этих ублюдков! Найдёт и убьёт каждого из них.

Каждого!!!

Эта мысль даёт ему силы уйти.

Мария…

Она не хотела, чтобы он убивал…

И он должен найти способ, чтобы наказать за эту смерть по-другому.

Пальцы Марии легко выскользнули из ладони, когда Джейсон оттолкнулся и поплыл, оставляя за собой серебристые бусинки пузырьков. Впереди сверкающей плёнкой обозначилась новая граница: между водой и поверхностью. Смертью и жизнью.