========== Мария. Глава 1. Огонь ==========

В декабре рынок похож на цветную мозаику. Он переполнен, крепко надушен специй пряным ароматом, говорит на своём варварском диалекте — смеси языков и акцентов.

И я всем сердцем отдалась декабрю, ведь это так просто — затеряться в драпировках индийских тканей, в толпе туристов, примешивая свой голос к гулу остальных.

— Вот этот вещь два штука и десять таких, — в моём голосе звучал жуткий акцент, но я могу говорить и как коренной житель. На конспирации настаивал Джейсон, а я не спорила, второй год продолжая играть роль американской туристки. Весьма посредственно.

Старая торговка улыбнулась, обнажив ряд желтоватых от курения трубки зубов, и поинтересовалась:

— Не хотите ли взять манго? Теперь пошёл сезон их созревания.

— Хороший погода, синий море, вас не понимать, спасибо, — ответила я, укладывая в пакеты фрукты. Манго я покупала в соседнем ряду, там дешевле…

И вместо того, чтобы вернуться домой короткой дорогой, я побрела вдоль береговой линии, где пенные губы Океана нежно касались моих ступней. Я всегда останавливалась на призывный его монолог, который и без того слышала в себе каждый божий день. Охрипшие от зова волны.

Повернувшись к Океану лицом, я не смогла удержаться и ступила в воду: передо мной только прекрасное, где неба синь растворила линию горизонта. Впереди меня красота, по обе руки совершенство и позади ничего нет… знаю, когда-нибудь я стану частью всего этого великолепия. Песчинкой в пустыне безграничного.

Придёт тот день, когда войду я в воду и побреду вперёд, не оглядываясь. Океан попробует меня языками своих волн, а потом уронит, проглотит, растворит, как кусочек сахара в своей бездонной чашке. Я буду принадлежать Ему, я стану Им.

— Мария, Мари-и-и-я, — послышался из-за спины, с берега, знакомый голос, и только он смог выдернуть меня из оцепенения. Джейсон спешно, не снимая кроссовок, бросился в воду, торопясь ко мне. И, пожалуй, его можно понять: волны держали меня за талию, они даже касались груди, Океан завлекал меня в свой танец.

Но всегда, когда приходил Джейсон, я переставала слышать его музыку. Мокрые, требовательные пальцы отпускали.

…

Я обернулась. Посмотрела через плечо. Лицо Джейсона озаряла та самая улыбка, которая увлекла меня за собой два года назад и держала до сих пор. В ней миллион вольт, которые, пожалуй, могут убить, если такой разряд попадёт в воду. А вот взгляд Джейсона всегда оставался настороженным. Он не понимал моих действий, а потому автоматически оценивал ситуацию, так, как он привык. А я… я тоже старалась. Привыкнуть.

— Что-то случилось, Мари, — он осторожно подошёл ко мне и, перехватив один пакет, вплёл свои пальцы в мои. В его голосе не прозвучало вопроса. Только утверждение. И осознание того, что он всё знает лучше меня. Это правда.

Между нами повисла пауза, расправила плечи тишина. Такая вязкая и густая, что кажется, её можно ощутить телесно.

— Что с тобой? — теперь Джейсон задал именно вопрос, и голос прозвучал намного мягче.

Я молчала и рассматривала человека, о котором, к сожалению, и сказать ничего не могла.

Джейсон Борн… так, по крайней мере, его называла я. Хотя в иных документах он записан Фомой Киняевым или Диего Фернандесом. Да и я рядом с ним давно перестала быть Марией Кройтц. Джул Баррет — вот моё новое имя. Одно из многих.

Джейсон всё ещё смотрел на меня, когда стальной замок его пальцев ослабел, а он шагнул вперёд, сократив расстояние до минимума, заключил меня в кольцо объятий. Пакеты с покупками моментально оказались в воде, и Океан тут же принял наши скромные дары. Джейсон крепко прижался щекой к моей щеке, так, что мне стало больно и невозможно смотреть; лишь краем глаза заметила несколько зелёных яблок, покачивавшихся на поверхности воды рядом с нами.

Губы Джейсона солоноватые на вкус, возможно, от длительной ежеутренней пробежки, а может быть, он всегда был частью Океана, но не признавался мне в этом. Я озвучила вопрос, на который он лишь ожидаемо предложил вернуться домой.

— Я приготовил кофе и яичницу с беконом.

— Хорошо.

…

По берегу до нашего бунгало почти километр, и всё время, пока мы шли, Джейсон молчал. Он не был обижен, а размышлял, и это обстоятельство выдавала глубокая морщинка, разделившая пополам его переносицу.

И снова он дал мне время на внутренние диалоги. На размышления и вопросы, которые так и останутся без ответа.

Я смотрела на его профиль, на тяжёлый волевой подбородок и улыбалась в который раз, вспоминая, как впервые увидела его. За миллионы километров и триллионы секунд отсюда. Кажется, в прошлой жизни. Тогда я приводила в порядок какие-то документы. Американское посольство, скучное многочасовое ожидание своей очереди и… этот парень, в поношенном рваном свитере и с красным рюкзаком через плечо. Что-то в его образе сразу привлекло и прокричало во весь голос: «Брось! Такие парни никогда не обращали на тебя внимания, Мария». Но его взгляд, на долю секунды нарушивший рамки простого и ознакомительного, которым награждают вскользь, улыбка, едва коснувшаяся уголков губ, и сверкнувший на руке браслет дорогих часов сказали о многом, оставив, однако, больше вопросов, чем ответов.

Я постаралась выкинуть его образ из головы сразу же. Просто потому, что от таких парней в моей жизни не случалось ничего, кроме неприятностей. И у меня получилось. Минут на десять. Ровно до того момента, когда он окликнул меня, подкравшись к моей машине:

— Заработаешь десять тысяч, если доставишь меня в Париж.

— Нашёл дуру, — фраза была сказана на немецком больше для себя…

— Предлагаю на полном серьёзе. Вот тебе десять, держи. Получишь ещё столько же, когда прибудем на место, — ответил он на моём родном языке без малейшего акцента.

Я сомневалась всего несколько секунд. И дело уже совершенно точно было не в банкнотах, шуршащих в моих руках. Причина в том, что влипаю я быстро и запросто, пристаю, как муха к клейкой ленте. Мне не нужно ещё десять тысяч, голос решил за меня:

— За рулём буду я.

И только на периферии сознания полыхнуло: возможно, его разыскивает полиция. Но такие вспышки я всегда гасила профессионально.

…

По пути к дому нас привычно провожали завистливые взгляды туристок, отдыхавших в пляжных шезлонгах. Мокрая футболка моего спутника прилипла, обозначив рельеф сильного, натренированного тела.

— Джейсон, — шёпотом позвала я.

Он моментально обернулся, и напряжённое лицо на миг озарила улыбка.

— Что?

— Что?..

…

Едва захлопнув дверь домика, он стянул мокрую майку, ухватив её между лопатками. Так делают только мужчины. И пока я возилась со своим липнущим к ногам сарафаном, он незаметно обошёл сзади и клеймил макушку горячим поцелуем. Шершавые подушечки сильных пальцев пробежались по рёбрам, вызвав целый табун мурашек.

— Я помогу тебе это снять.

Его лоб упирался в мой затылок, когда бесполезная мокрая тряпка уже валялась на полу, а руки Джейсона повторяли полукружия грудей, останавливаясь под ними, оценивая их тяжесть.

— Люблю, — прошептал он на французском, предпочитая обозначать моменты нежности на языке Бальзака. Ведь он был уверен, что я не понимаю на нём ни-чер-та.

Но мне трудно удержаться от ответного жеста. И хочется сделать ему что-то приятное. Вариантов не так много. Извернувшись, я встала перед ним на колени, а он, приняв правила игры, совершенно не сопротивлялся.

Мне нравилось, что с Джейсоном не нужно предпринимать дополнительных действий, и когда мои пальцы оказались под резинкой его белья, он с шипением втянул воздух сквозь сжатые зубы, пытаясь найти несуществующую опору. Я чуть приподнялась и, удерживая его за ягодицы, попробовала на вкус. Хорошо знакомый, приятный, всегда заставлявший жмуриться от удовольствия и радости обладания.

Тёплые гребни его пальцев пропустили пряди моих волос. Он и здесь всё хотел держать под контролем, но всё же не позволял себе командовать, управляя моими движениями. Впрочем, моя власть над ним не долговечна. Ему интереснее брать самому, а потому через мгновенье я оказалась под ним, кожей ощутив прогретые утренним солнцем деревянные доски пола.