— Снег?

— Когда мы познакомились… тоже шёл снег, но было очень тепло… и сыро… и хорошо. У меня болела голова, а потом я увидел тебя.

— Как?..

— Я расскажу тебе об этом на том самом месте, но только после того, как мы посетим магазин и купим тебе тёплую куртку.

…

Признаюсь, это было дерьмовой идеей. На место мы прибыли глубоким вечером. Погружающийся в ноябрьский мрак город встретил нас моросящим холодным дождём. Мглу едва рассеивали тусклые уличные фонари, но я упрямо вёл Марию к месту нашей встречи — посольству США, а точнее к переулку, примыкающему к северной части здания.

И он встретил нас холодом, лаем бездомной собаки и темнотой, освещаемой только огрызком луны. Я и не заметил, как закончился дождь и из-за туч показалось ущерблённое её лицо. Я всё ещё держал зонтик над головой Марии, а она смотрела совершено пустым взглядом на парковку и оставленные на ночь автомобили.

— Это что? Какое-то особенное место?

— Да… здесь мы и встретились впервые. Я предложил тебе десять тысяч за то, чтобы ты отвезла меня в Париж…

— А я? Что ответила я?

— То, что чаще говорят не женщины, а водители-дальнобойщики, когда нарываются на конфликт, — улыбнулся я. — Причём ты нарочно говорила на немецком…

— Я знаю немецкий, — вдруг улыбнулась Мария. — Прошлым летом один из отдыхающих забыл в кафе, где я подрабатывала, книгу. Я взяла её в руки и с удивлением обнаружила, что могу читать и даже больше — понимаю, о чём там написано. Книга была на немецком языке. Кстати, а что конкретно я тогда сказала?

— Нашёл дуру. Ну, это если убрать нецензурные слова, — мои губы растянула ответная улыбка.

Какое-то время мы стояли молча. До тех самых пор, пока она не повернулась ко мне и не спросила:

— Мы можем уже уйти?

— Ты ничего не вспоминаешь? — в моём вопросе в голос кричала надежда.

— Нет, извини, — покачала головой Мария. — Но я очень замёрзла. После Гоа к местному климату не так-то просто привыкнуть.

— Значит, в отель?

— Да, пожалуй.

— Хорошо, но сначала я предлагаю тебе поужинать.

— Ладно.

И за столом она снова молчала. Без аппетита ковыряясь в жарком, она высматривала что-то в подвижных тенях за окном.

— Спокойной ночи, Джейсон, — лёгкий хлопок отделил её от меня на всю ночь.

День второй. Париж

Кажется, драную Эйфелеву башню видно со всех точек города. И это обстоятельство меня вовсе не радовало. Особенно, когда Мария наотрез отказалась идти туда, куда я тянул её до посещения дурацкой вышки.

Но мне не хотелось моститься на Башню по нескольким причинам: за неделю я планировал показать Марии гораздо больше, чем умещалось в отведённые дни, и времени терять не хотелось. Если озвучивать вторую причину, она оказалась бы более правдивой и объясняющей всё: именно на смотровой площадке Эйфелевой башни я поцеловал Никки, когда мы только начали встречаться. Наверное, странно говорить и думать о ней после того, как я обрёл Марию, но образ Никки преследовал меня повсюду: я слышал её голос, чувствовал аромат её волос, мягкость кожи под пальцами, чего бы ни касался…

А Мария так обворожительно улыбалась, когда просила о «коротенькой эскурсии, ну-у-у-у-у, пожалс-с-ста-а-а, Джейсон», что я лишь улыбнулся и предложил:

— На обратном пути можно заглянуть в сувенирную лавку, купить по берету, чтобы выглядеть законченными идиотами.

— Ты серьёзно?

— Более чем.

Мы проторчали на Башне часа полтора или два. И всё это время Мария заворожённо наблюдала за городом. Она смотрела на него с таким восхищением, что я не решался поторопить её.

— Что произошло с нами здесь? — тем временем спросила она.

— Я привёз тебя в дом, что принадлежал Джейсону Борну. Ты очень мило флиртовала со мной, но в квартире на нас напал наёмник. Он умер на твоих глазах.

— Ты убил его? — едва слышно спросила Мария.

— Он выпрыгнул в окно, предпочитая не отвечать на мои вопросы.

— Тогда, пожалуйста… — попросила она. — Я не хотела бы идти в дом, принадлежавший Джейсону Борну. Можно ли остаться здесь, с тобой?

— Конечно… можно.

…

Позже, когда мы шли по Монмартру, месту, откуда начался наш побег, Мария спросила:

— И я пошла с тобой, хотя видела, как ты бьёшь человека? Не на жизнь, а на смерть?

— Выбора у тебя не было. Признаюсь, ты оказалась в полубессознательном состоянии, и оставаться в одиночестве было рискованно. Вполне возможно, тот парень был не один. Тебя могли убить. Без причины.

— И… ты…

— Я предлагал доставить тебя в полицию. Просил рассказать всё как есть.

— Почему?

— Был уверен, что тебе поверят. Ведь я понятия не имел, какой фигурой оказался в разыгрываемой партии. Но я был искренен… в желании оставить тебя в безопасности.

— Но я осталась с тобой?.. Или ты остановил меня?

— Ты захотела продолжить путь со мной.

— Да почему же?!

— На этот вопрос у меня нет ответа. Может быть, потому, что я хотел этого… и ты тоже была не против.

День третий. Вена

Я попросил на ресепшен именно сто двенадцатый номер. Служащий с сомнением покосился на нас, но после того, как я накинул двадцатку, швырнул ключи на стойку…

Переступив порог того самого номера, где Мария впервые стала моей, я испытал страшнейшее разочарование: в дешёвой и гадкой гостинице сделали приличный ремонт, полностью сменили меблировку. Даже запах плесени куда-то делся. Всё было таким незнакомым.

— Что случилось здесь? — задала Мария привычный уже вопрос. Она говорила мягко и с интересом осматривалась.

— Здесь мы с тобой переспали впервые. Ты захотела, чтобы мы стали близки, и поцеловала меня сама, — устало обронил я, не заботясь, сколь грубо это прозвучало. Как ни странно, Мария никак не отреагировала на мою беспардонность и задала новый вопрос:

— То есть ты не думал о том, чтобы переспать со мной? Это я тебя соблазнила?

— Я смотрел на тебя, — признался я. — Ты казалась мне такой красивой, что я и не думал… такие девушки никогда не обращали на меня внимания.

— Скажи, Джейсон, а у тебя был кто-то ещё… когда ты думал, что меня нет в живых?

Я молчал и не мог решиться. Мы не зажигали свет, и за окном то вспыхивала, то гасла неоновая вывеска. И она была единственным источником, освещавшим лицо Марии — непроницаемую маску.

— Был… — наконец выдохнул я. — Не считая случайных любовниц на одну ночь, я часто возвращался к одной и той же женщине.

— Ты любил её?

— Да.

— А где она теперь? — голос Марии странно сел, провалился и звучал глухо.

— Она погибла. В какой-то мере из-за меня. Пуля снайпера предназначалась мне, но угодила в её голову.

— А… — продолжала Мария, — а-а… как её звали?

— Никки…

— Красивое имя…

Стоит ли говорить, что она покинула меня в ту ночь и спала в соседнем номере?

День четвёртый. Лондон

— Мы трахались и в дешёвых гостиницах Лондона? — Мария грубила, но я не понимал причин.

— Да, — отвечал я, не уклоняясь. — Но это было не в тот раз, когда мы выбирались из страшной задницы. Я привёз тебя сюда, хотя особых воспоминаний, связанных с Англией, у тебя остаться не должно. Просто мы были счастливы. Здесь. Под дождём. И… мне нравится Лондон. Я всего лишь хотел поделиться им с тобой.

День пятый. Гармиш-Партенкирхен

— Почему-то если немка, то обязательно из Баварии? — рассмеялась Мария. — Даже и не сомневалась, что я окажусь родом откуда-то отсюда. Чей это дом?

— В нём когда-то жил твой брат.

— Жил? — голос Марии дрогнул.

— Он предпочёл уехать, когда мы влипли в эту историю, и его семья… им тоже досталось.

— О, боже, — ладошка Марии прикрыла рот.

— Нет, это не то, что ты думаешь. Подстрелили их собаку. Никто из людей не пострадал, но твой брат — человек умный. Он собрал всё то, что может пригодиться, и отбыл вместе с детьми в неизвестном направлении. Но я уверен, что смог бы разыскать их для тебя… могу начать прямо сейчас…

Но Мария лишь отрицательно покачала головой. Она молчала и рассматривала погружённую в полумрак, запылённую комнату. Она бродила вдоль кажущихся в подобном освещении зеленоватыми холмов кресел и диванов, прикасалась к книжным полкам. Но дольше всего она задержалась у стены, где тёмными прямоугольниками рамок с фотографиями было занято значительное пространство.