— Ты беспокоился, — говорит Лиам, и в его голосе совсем не слышно дразнящего тона, только высказывание факта, и это звучит почти как привязанность.
Тео не отвечает, просто заставляет себя сфокусироваться на изучении его тела в поисках любого следа крови, дротика или царапины. Его глаза останавливаются на джинсах снизу, где видна заметная красная прорезь. Он мгновенно отпускает руку Лиама, опускается на колени и осторожно прикасается к длинному разрезу ткани на правой ноге. Бета вздыхает где-то над ним, он сердится, но еще не раздражен, и Тео игнорирует его чувства. Отверстие слишком велико для пулевого ранения и, очевидно, что оно не от дротика. Он видел такой тип ран раньше. Вспышка ярости проходит через него настоящей волной.
— Тебя задели? — шипит он, и его пальцы мягко проникают через распоротый материал внутрь.
Бета немного колеблется перед ответом, но затем все же признается.
— Один из них пырнул меня ножом после того, как я решил, что он обезврежен. — Тео не может дышать, и, возможно, это заметно со стороны. — Я исцелился, — напоминает ему Лиам сверху, и, наконец, в его голосе появляются легкие дразнящие нотки.
Он не ошибается. Его кожа почти полностью восстановилась, и только довольно длинная тонкая красная линия единственным признаком оповещает о том, что когда-то тут вообще что-то было. Этого должно быть достаточно, чтобы успокоить Тео, но он не успокаивается.
— Не в этом дело, — рычит он. — Тебя могли убить. Из-за меня.
— И это был мой выбор рискнуть, — на удивление нежно говорит Лиам. — Я бы сделал это снова, если бы пришлось. Но этого не произошло. У нас был план. Мы все в порядке.
Большой палец Тео, которым он успокаивающе ласкал нежную кожу, вдруг замирает на словах беты. Неужели Лиам только что сказал, что умрет за него? Когда он впервые сказал так во время ссоры, Тео отбросил сказанное, как и то, что Лиам обычно говорит в горячке, но вот он повторяет снова. После всего того, что он сделал для него сегодня, просто чтобы спасти ему жизнь, это не должно было удивлять; но как сногсшибательно было слышать это в искренних, взвешенных словах. Словно ты не сделал бы для него то же самое, мягко напоминает ему внутренний голос. Честно говоря, Тео отделяло секунд тридцать от успешного умирания ради спасения Лиама. Они были готовы умереть друг за друга. Когда это произошло? Как они докатились до такого?
Рука Лиама лишь один раз мягко касается его волос, чтобы молча привлечь его внимание, и Тео отрывает взгляд от кожи и вглядывается в его лицо.
Его голова начинает кружиться, когда он смотрит на Лиама вот так, стоя перед ним на коленях… он мечтал узнать о том, как это выглядит, но при совершенно других обстоятельствах. Он сглатывает, и кровь приливает и шумит в его ушах. Это куда лучше, чем он когда-либо себе представлял. То, как он смотрит вниз, эти волосы, что падают ему на глаза, и тени, играющие с его скулами… это все слишком. Лиам протягивает ему руку, и Тео с благодарностью хватается за нее, позволяя поднять себя на ноги и оказаться напротив него… и теперь они слишком близко. Недостаточно близко, эхом поправляет его внутренний голос, и он довольно легкомысленно соглашается с замечанием.
— Я в порядке, — спокойно уверяет Лиам, и его дыхание щекочет кожу Тео, творя что-то невыносимое с его концентрацией.
— Хорошо, — кинутое хриплым голосом, оказывается единственным, что он может из себя выдавить. Они просто дышат некоторое время, и напряженность в том небольшом пространстве, что еще остается между ними, уходит. Похоже, они совершенно не собираются отводить взгляды друг от друга. Их глаза наполнены такой непостижимой чувственностью, что осознание этого вводит в шок, но он влюблен в каждую секунду. Постоянное ощущение дыхания Лиама, что танцует на его губах, заставляет его концентрироваться на их нынешней гиперчувствительности. Их запахи смешиваются вместе, и Тео просто хочет погрузиться в это ощущение целиком. В конце концов он дает себе волю опустить взгляд ниже, восхищенный мягкими губами. Он даже не пытается хитрить, как обычно, ему уже все равно.
Лиам выдыхает его имя в ночной воздух, вызывая строй мурашек по позвоночнику, и он непроизвольно закрывает глаза. Он наслаждается этим звуком, как изысканным вином, пьет его, позволяет ему навечно отпечататься в памяти. Имя Лиама он выдыхает в ответ прежде, чем успевает остановиться. Оно звучит благоговейно, и так и должно быть, потому что ничто никогда не звучало для него свято, пока имя беты не сорвалось с его губ. Он открывает глаза и смотрит на лицо Лиама, чувствуя, как запинается, останавливается на миг сердце. Необузданные эмоции и желания охватывают каждую черту лица беты: их губы все еще не слиты вместе, взгляд отчаянно ищет его в ответ, а волосы все еще отвлекают внимание, падая на глаза оборотня. Тео мягко стряхивает прядку со лба, ведет ее за ухо, специально захватывая по пути как можно больше складочек чужой кожи. Он добивается своего, и теперь в награду получает захватывающий дух вид невозможно голубых глаз искреннего Лиама. Он чувствует, как его сердце летит галопом, идеально подстраиваясь под удары Лиама, вторя им. Он больше не может ждать. Он начинает сходить с ума.
— Мы закончили с этим? — шепчет Лиам, по-видимому, находясь в том же безумии, что и он сам. — С брехней и притворством, будто мы не заботимся друг о друге?
Каким-то образом огромная часть Тео все еще кричит о побеге. Он бежал прочь всю свою жизнь. Он пытался заботиться, но каждый раз все заканчивалось убийством. Сегодня это почти убило Лиама. Черт, это почти убило его! Но теперь он наконец чувствует, на что похожа свобода: она ощущается вождением пикапа на шоссе с Лиамом на пассажирском сидении, без желания знать и переживать о конечной точке маршрута. Она чувствуется, как драка, когда он борется достаточно сильно, чтобы появилась кровь, но не боится, что получит травму, которую не сможет излечить. Она ощущается, как желание убить Лиама за то, что он такой придурок, но он не может позволить себе оставаться в стороне слишком долго, глядя, как тот истязает себя, наказывая самостоятельно. Или ощущается, когда он засыпает на диване, окруженный только запахом Лиама, опьяненный им до потери чувств. Одних воспоминаний уже почти слишком много. И он хочет этого. Он хочет этого так сильно, что уже не способен произнести слово «нет» еще раз. У него есть только один ответ.
— Закончили, — шепчет Тео, притягивает к себе Лиама одной рукой за бедро, а второй обвивает шею и целует его.
Он всегда издевался над супружескими парами, которые рассказывали о том фейерверке, что чувствовали, впервые целуясь. Теперь же он сам чувствует это.
Он чувствует, как тело освобождается от внутренних оков, взрывается от эмоций, и думает, что никогда не отпустит Лиама снова. Их губы двигаются так идеально, словно ждали только этого момента всю свою жизнь, только одного поцелуя, и, может быть, так и было. Рука Лиама зарывается ему в волосы, а вторая так и остается на спине, и чем крепче Тео сжимает его, тем сильнее отвечает он тем же. Это так горячо, влажно, и в этом сейчас заключена его жизнь. Язык Лиама ведет по его губам, и, как только он открывает рот, чтобы их языки встретились, мир вокруг исчезает. Даже если бы рядом вдруг взорвалась бомба, Тео было бы все равно. Все, что он знает в этот момент, сводится к вкусу, запаху и ощущению Лиама, и это охватывает все его естество. Они так долго ждали, сражались так долго, но ничто не смогло бы заставить его вернуться назад и изменить это. Он просто хочет этого, и высвобождение чувств после такого длительного ожидания стоит каждой миллисекунды боли, отказов и неловкости. Руки Тео бродят по его телу, смакуют каждое прикосновение, каждое поглаживание, каждое сжимание и каждую ласку; он загружен лишь тем, как ощущения просто продолжают идти и идти, и он не хочет, чтобы это когда-либо вообще прекращалось. Это однозначно стоило потери самоконтроля и позволения кому-то войти в его жизнь. Потому что это не кто-то, а Лиам. Это Лиам, посасывающий его язык, заставляющий дрожать от желания, это Лиам, который трогает его кожу так, словно запоминает это ощущение, это Лиам, который держит его так, словно он стоит всего, и Лиам, который дрался за него так, словно не смог бы выжить, проиграв. Тео наклоняет голову Лиама назад и целует еще глубже, с рваным стоном, вырывающимся прямо в его рот и заставляющим их тела подрагивать от одного только звука. Он хочет этого идиотского оборотня так глубоко под своей кожей, чтобы он уже никогда не смог выбраться. И что-то внутри Тео говорит ему, что он уже там.
