Но он уже поднимает брезент и осматривается. Убедившись, что никого нет, он на животе выползает на улицу и подает Сепоре знак следовать за ним.

Уход Патры менее изящен, своим телом она выдергивает один из кольев, удерживающих палатку. Но, по крайней мере, они все в безопасности.

— Придется бежать, — говорит Тарик. — Ты готова к этому?

Сепора кивает. В лунном свете он замечает, что ее губы все еще припухшие от его поцелуев. С его стороны это была минутная слабость — инициировать такую близость между ними. Но он решает, что извинится позже. Теперь им нужно выбраться из Аньяра. Луна светит так ярко, что им нет нужды привлекать к себе внимание факелами или красть умирающий спекторий из ламп, что весят возле некоторых киосков базара.

За их спинами Кантор ревет:

— Видите? Здесь никого нет.

— Поспеши! — шепчет Тарик, и они бегут в ночь, Патра следует за ними. Время от времени она издает низкий рык, но он не может видеть в темноте то, что видит она. Он лишь знает, что приходить в Аньяр было плохой идеей, а приводить сюда Сепору и подавно.

Против собственной воли он осознает, что все еще испытывает реальный страх за ее безопасность. Его гнев за ее обман никак не влияет на его чувствах к ней и никогда не повлияет. Но чувствам нет места в управлении королевством. Теперь он понимает это как никогда лучше.

Когда в поле зрения появляются кварталы низкорождённых, Тарик останавливается, хватая Сепору за руку.

— Нам нужно поговорить о том, что произошло в палатке, — тихо говорит он.

Сепора смотрит на песок, покусывая губу.

— Продолжай.

— Этого никогда не должно случиться снова. Мы не поженимся. А я зашел бы далеко, если бы у меня был шанс.

— Тогда зачем ты вообще поцеловал меня?

Ее голос дрожит и даже в лунном свете он видит, как ее глаза наполняются слезами, угрожая пролиться на щеки. Он ругает себя за то, что причинил ей боль. Она не сделала ничего плохого у Кантора. Это все его рук дело.

— Это была моя ошибка. Минутная слабость. Уверяю тебя, этого больше не повторится.

Слова прозвучали не так, как он намеривался — тон был резким, а не извиняющимся. Единственный человек, с которым ему хочется быть суровым — это он сам.

Но в считанные секунды черты лица Сепоры ожесточаются.

— Держитесь от меня подальше, Ваше Величество. Тронете меня еще раз, и я убью вас во сне.

Она поворачивается к кварталам низкорождённых и шагает так быстро, что он не поспевает за ней.

Так будет лучше, говорит он себе. Пусть лучше она ненавидит меня, чем питает ложную надежду на воссоединение.

Но предлог, держать ее на расстоянии, кажется, все больше и больше исходит от его упрямства, а не от благоразумия.

 СЕПОРА

В тот день, когда Тюль возвращается из Вачука, я как раз набираю воду на берегу реки Нефари, в одной руке сжимая кинжал, в другой удерживая кожаную флягу под водой. Патра за моей спиной стоит на страже, на случай нападения Парани. Небо передо мной похоже на штормовое, но в Теории не бывает бурь.

И эта гроза красного цвета резко контрастирует с голубым небом.

Разве это возможно? Но когда красный горизонт увеличивается в размере, я понимаю, что да.

Тюль вернулась с эскадрой Скалдингов.

Они быстро пролетают мимо, направляясь в кварталы низкорождённых, которые находятся позади меня. Раньше я никогда не видела живых Скалдингов — они вымерли в Серубеле, были уничтожены, когда тренеры больше не смогли их контролировать. Они гораздо больше даже Змея-Защитника и красные, как кровь. Три пары крыльев имеют острые серповидные когти на кончиках, которые почти похожи на руки с длинными ногтями. Конечно, они внушают благоговейный трепет, но все же не такие дикие, как пытался внушить мне мой наставник Алдон. Может, Серубельские тренеры не смогли покорить их, но женщины-воительницы, которые восседают на этих грозных Змеях, командуют своими животными с авторитетом, направляя их по воздуху, словно продолжение самих себя. Я насчитываю, по меньшей мере, тридцать Змеев, отбрасывающих крупные тени на землю, где я стою.

Тридцать Скалдингов с тремя всадниками на каждом. Похоже, Тюль не превзойдённый талант в искусстве проведения переговоров.

Я вкладываю кинжал в ножны и бегу к кварталам низкорождённых: я не хочу ничего пропустить. Особенно лица Тарика, когда он впервые увидит, как на самом деле выглядит Скалдинг и какое преимущество привезла ему Тюль из Вачука.

Большой Совет собирается час спустя. Тюль и королева Эмула входят в круг для выступлений, в том числе и Тарик, чтобы переводить все, что скажет королева-воин Вачука.

Эмула — свирепа, каждый дюйм — королева-воин. Она невероятно красива, ее кожа почти такая же черная, как оникс, а на ее мускулистых руках и ногах множество шрамов. За спиной у неё два копья, на боку — меч, а к икрам прикреплены два метательных кинжала. Интересно, откуда у нее столько шрамов, если Вачук — миролюбивый народ, и зачем ей столько оружия, помимо того факта, что она прилетела сюда, чтобы помочь нам захватить дворец.

И тогда я вспоминаю, как Алдон говорил, что вачукские женщины — великие охотницы, предпочитающие мясо плотоядных, потому что считают, что все, что они потребляют, становится частью их самих. Я склонна разделить их убеждения; королева Эмула похожа на человека, который сможет сразиться с теорийской кошкой и уйти с ее шкурой, не обращая внимания на раны и укусы, которые получит в сражении с ней.

Рядом с Эмулой стоит еще одна женщина-воин. Она ниже ростом, поразительно светлокожая и белокурая, как серубельянка. Я вспоминаю уроки моего наставника о Вачуке: граждане — это горнило свободных женщин из всех королевств. Женщин, которые были недовольны своей участью в жизни и обменяли её на мирную общину в лесу. Слова Алдона были полны неодобрения, когда он говорил о них, и теперь я знаю, почему: он их боялся. Боялся любого, кто рискнул искать чего-то большего, чем Серубель, Теория или Хемут. Боялся любой женщины, которая отвергала мужчин, как лидеров.

Думаю, даже Сетос боится их. Однажды он сказал, что они подлые монстры, которые обращаются со своими мужчинами, как со щенками, заставляя их растить детей и готовить еду, в то время как женщины-воины охотятся, чтобы добывать пищу и убивать время. Я обвинила его в лицемерии, а он отмахнулся, сказав что-то несвязное и глупое, при этом отказываясь встречаться со мной взглядом.

Кажется, всю мою жизнь мужчины, отвечавшие за меня, учили меня полуправде и ошибочным впечатлениям. Ничего не могу поделать, но мне стыдно за мое незнание о Вачуке. И я намерена это очень скоро исправить. Этими женщинами следует восхищаться за их мужество, а не бояться за их ценности.

Тюль говорит первая, обращаясь непосредственно к Ольне.

— Это — королева Эмула из Вачука. Она услышала нашу просьбу о помощи и согласилась дать нам тридцать пять Скалдингов и триста воинов. Остальные идут сюда пешком и прибудут через несколько дней.

У Ольны отвисает челюсть.

— Она сказала, что хотела бы получить взамен?

Тюль колеблется.

— Она ничего не хочет взамен. Она считает меня перевоплощением своей богини Тлеющих Углей. Она сделает все, о чём я попрошу.

При этих словах Тюль краснеет. Интересно, каково это, когда тебя считают богиней? Разве не удивительно, что они поклонятся Тюль, как своему божеству; они поклоняются стихии огня из-за ее очищающей силы, а Тюль создает огонь голыми руками. Мы надеялись, что она произведет на них впечатление, но это больше, чем мы могли себе представить.

— Я много раз говорила ей, что она ошибается, что мне нельзя поклоняться, но она настаивает, что я сама не знаю, что являюсь богиней Тлеющих Углей, потому что родилась в ледяном королевстве, где женщины подчинятся мужчинам. Что мой долг… цель моего появления там… растопить Хемут за неуважение к силе женщины.