Рядом с моей комнатой, как мне сказали, находилась комната моего аколита…
***
Наставником пока оставили Назария. Услышав мою просьбу — как меня научил Майк — про аколита, он приподнял бровь, но комментировать не стал. Сказал только, что узнает, свободна ли она.
Расхаживая по своим апартаментам и мысленно примеряя расстановку мебели в соответствии с видом из «окна», я услышала вежливый стук в дверь.
«Кто бы это мог быть?» — удивилась я и крикнула:
— Войдите!
В комнату вошла пожилая женщина среднего роста с высокой причёской золотых волос, в солнечно-жёлтом халате с черным, как ночь, воротником и отороченными такими же полосками карманами. Белые босоножки были одеты на босую ногу.
Она остановилась, едва войдя в дверь, явно нервничая — она теребила край пояска, вглядываясь в моё лицо.
— Добрый день. А… кто вы? — я так же пристально вглядывалась в лицо женщины.
— Я — Зинаида Петровна, аколит твой, девочка, — от её взгляда и душевных интонаций защипало в глазах и закололо замершее сердце.
Её добрые зелёные глаза, чуть затянутые старческой поволокой, чуть склонённая к плечу голова и необыкновенное душевное тепло, исходящее от неё подействовали на меня странно — я подошла к ней, обняла, уткнулась в её плечо и… заплакала.
И женщина жалела меня чисто по-человечески: гладила по волосам, шептала слова утешения и терпеливо ждала…
Дорогой, Д., прости, что так долго не писала. За эти семь дней произошло очень много событий, но обо всем по порядку.
Как оказалось, Ангелы не спят, но в состояние, похожее на полудрёму, впадать могут — так они восстанавливают силы. И так теперь случается и со мной. И я услышала голоса. Знал бы ты, как я испугалась! Это случилось ночью, и было очень ужасно. Я еще не привыкла к нечеловеческому существованию, и для меня это оказалось выше всяких сил.
Сначала показалось, это сон. Будто я попала на сбор плакальщиц, или разом кто-то включил сотни записей незнакомых голосов. Неясные поначалу они сливались в гул, но он неумолимо нарастал и вдруг распался громкими отдельными кусками: мольбами, просьбами, стенаниями… На меня просто обрушилась лавина человеческой печали, тоски, горечь утраты любимых… Эта лавина затопила меня, казалось, даже вывернула наизнанку. И я завыла, чтобы заглушить их, металась по комнате и плакала, не в состоянии освободиться от тисков, что сжимали ледяной хваткой и без того застывшее сердце. Вся человеческая боль свалилась на меня, трясла так, что, казалось, подо мной ходуном ходила вся башня.
Бабушка Зина — по-другому своего светлого аколита я называть не могла — нашла меня очень вовремя. Говорят, что страдания, которые в первый раз приходят с голосами, могут выжечь Ангела изнутри. Она напоила меня эликсиром — на удивление, совершенно безвкусным, о котором я совсем забыла
— так неожиданно зазвучали для меня голоса. Стало легче.
А после этого в Канонах проявились знаки ещё на двух страницах. И уже из них я узнала, что без разрешения Небесной Канцелярии Ангел не может ничего стоящего: ни спасти, ни помочь, ни предупредить, ни вылечить — НИЧЕГО! На любое действие нужна — ты не поверишь! — БУМАЖКА! Ты понимаешь, дорогой Д., бумажка! То есть то самое разрешение в принятой тут письменной — ну или как оно тут называется — форме…
— Баб Зин, но как же так? Что это за правила такие дурацкие! Какая к Чёрту бумажка?
Петровна усмехнулась, отложила своё вязание:
— Милая, нынче вот так. Новая метла метёт по-новому. Поговаривают, лет пятьдесят так уже. Новый начальник пришёл и навёл такие порядки. А до этого Ангелы сгорали очень часто, отдаваясь людям всецело. Мало их стало, стали не успевать помогать всем, люди в ответ верить стали в них меньше, меньше звать, а Ангел без зова и молитвы не может, как человек без воды и еды. Так что не ругайся милая, ты сначала разберись во всём, а потом уж суди.
А ещё за мной закрепили территорию. Как оказалось, Ангелы не привязаны к людям, они, как супервайзеры, привязаны к территориям. Я уже даже не знаю, Ангелы списали у людей идеи, или они нашептали людям свои устои… Но вот теперь и я привязана к определённому месту. И хоть я ещё не прошла испытания, но своих подопечных уже видела — пару раз мы с Назарием спускались на Землю, и на меня там нахлынуло… Не буду опять об этом. Все равно уже ничего не исправить.
Но я хочу рассказать о встрече с ним…
Утро после приёма эликсира началось просто чудесно — силы вернулись ко мне, в голове тишина, и от того настроение было прекрасным. Я надела свободное длинное белое платье и уже хотела постучаться к бабуле, как в широкий оконный проем влетел Назарий.
— Стучать не учили? — буркнула я на него. Взял моду вламываться, как домой.
— Собирайся, нужна помощь и срочно! — не обращая внимания на моё замечание он протянул мне руку.
— Что случилось? — я оглядывала растеряно комнату я понимала, что собирать то мне нечего…
— Демоны опять творят на нашей территории свои дела, перетягивают души на тёмную сторону. Объясню всё позже, — Назарий крепкого меня обнял, и спустя мгновение мы были уже на Земле.
Госпиталь, куда мы зашли, был небольшой, зато шум стоял в холле жуткий. Между нами то и дело проносились медики с каталками, на которых со страшными ранами лежали и взрослые, и дети. Стоны, плач, тягостная тишина рядом с теми, кто без сознания и много крови.
— Что… — у меня от увиденного осип голос, — …что случилось?
— Демонам нужна новая кровь, вот и устроили жуткую аварию. Ангелина, послушай меня внимательно: здесь пятьдесят три человека, разрешение у меня спасти только на двадцать, забрать с собой мы можем двоих, только двоих! Слышишь! — он потряс меня за плечи, старясь сфокусировать моё внимание на нём, а не мелькающих то и дело каталках. — Кому уже невозможно помочь — отпустить. Остальных успокоить, облегчить боль, потерю или уход. Понимаешь меня? Вот твоя основная задача. Ты поняла меня? — ещё раз встряхнул он меня и наши взгляды пересеклись. В васильковых глазах была тревога и решительность, в моих
— наверняка страх и смятение.
Я смотрела по сторонам, пока Назарий назвал какие-то цифры, но боль и страх в глазах пострадавших людей и их родных ресепшен меня отвлекали.
— Кивни, если поняла, — чуть ли не кричал мне в лицо Назарий.
Кивнула. Спасти. Поняла.
— Расходимся, у тебя седьмой этаж, я возьму шестой.
На этаже оказалось всего десять палат, в каждой по три пациента. Счастье, что все они были в сознании, и я лишь невидимой тенью коснулась каждого и немного пустила им тепла и спокойствия. На четвертой палате везение закончилась.
На кровати лежал красивый совсем юный парень. Рыжие волосы, небрежная россыпь веснушек на щеках, точёные черты бледного лица… мне он понравился. Он находился на искусственной вентиляции лёгких. Я подошла к нему поближе, взяла за руку. Холодная….
— Надо же? Кто это тут у нас залетел на огонёк? — противный, гнусавый голос заставил меня резко обернуться.
Низкий, полноватый, в чёрном костюм и красной рубашке, с зализанными назад волосами назад передо мной стоял демон. Его огромные красивые крылья шевелились за спиной с едва слышимым шорохом.
— Иди куда шёл! — взбесилась я, вспомнив чьих рук все это.
— А ты новенькая, что ли? — подошёл с другой стороны кровати демон. — Не видел тебя раньше. Отойди от него. Он наш!
— Хрен тебе! Он только жить начал! Пусть живёт и наслаждается жизнью! — разошлась я.
— О, грубиянка! Тоже мне Ангел! — демон перекинулся на середину кровати, чуть не придавив парня, стараясь по буквам произнести каждое слово своими толстыми губами: — Отвали, говорю, от него, а то выжгу на тебе сейчас замысловатый узор.
— Попробуй только! Устроили тут чёрт знает, что! Людей столько погубить! Твари! Ненавижу демонов! — вторя ему, я облокотилась на вторую половину кровати чуть ли, не уткнувшись в нос в демона.
— А я — общипанных кур! У вас даже крылья убогие! Свали, Ангел!
— Сам свали! — не сдавалась я, обхватив парня руками.
