На второй день пополняли запасы воды у обнаруженного в трех милях гейзера. Ту местность облюбовали грифоны, и они подпускали людей к воде неохотно, важно расступаясь лишь когда были зажжены факелы.

А ночью снова поднялся ветер, теперь уже северный. Хвостик вела себя странно: металась по лагерю, будто разыскивая что-то; Нора даже прикрикнула на неё, когда она чуть не перевернула котел с ужином Голдов. Яки тоже сердито ревели, хотя им-то не должно быть холодно, наоборот, при такой температуре они должны чувствовать себя лучше.

Расстилая постели, Нора расположила их поближе друг к другу, чтобы можно было вместе укрыться под несколькими одеялами. Она надеялась, что Хвостик успокоится и тоже будет рядом, согревая её своим теплом, но та продолжала беспокойно метаться то по вагончику, то выскакивая наружу и оставляя сквозняки сквозь неплотно задёрнутый полог. Нора раздражалась и собиралась уже закрыть вход, оставив собаку снаружи, когда та вдруг пулей ворвалась внутрь и смирно улеглась у входа, лишь время от времени раздражённо рыча.

— Что это с Хвостик? — спросила Майя, проснувшаяся из-за возни Норы.

Та улеглась рядом с сестрой, надеясь, что на этом псина угомонится, и сказала:

— Наверное, передумала идти с нами на юг. Если завтра не будет ветра, попробую пройтись с ней немного назад, может, отстанет.

Майя вздохнула и уткнулась носом Норе в плечо.

— Скорей бы уже весна, — сказала она. — Не люблю пустыню.

Нора ничего не ответила, лишь усмехнулась в темноте. Она не знала, кто вообще из номадов Цеплин любит пустыню. Но здесь было их прошлое, настоящее и будущее. Здесь было всё, что они могут предложить миру, и что мир может предложить им.

Наутро Нора встала поздно — сказалась беспокойная ночь. Голова у нее гудела, все кости ломило — должно быть, ночью она всё-таки перемерзла. Хвостик где-то запропастилась, Майя и Даб, должно быть, ушли играть к кузенам, родители готовились к завтрашней отправке.

— Нори, ты здорова? — спросила мама, едва та покинула вагончик. — Ты белая, как соль, ты хорошо спала?

Нора смирно позволила матери ощупать её лоб и щёки — уже в этих прикосновениях ощущалась целебная сила.

— Хвостик всю ночь буянила, — сказала она. — Ты её не видела?

— Бегает где-то снаружи, — сказала мама, усаживая Нору рядом с тлеющими углями костра и набрасывая на её плечи шерстяной плед.

Нора думала, что было бы некстати заболеть перед переходом через Маковое Плато. Слабость будет прогрессировать, она может заболеть еще больше, потеряет трудоспособность, по меньшей мере, частично, и, в конечном итоге, это может плохо повлиять на ее внешность. Мама, судя по всему, думала о том же, потому что уже через несколько минут в руках у Норы была чаша с остро-терпким отваром, и она чувствовала, как питьё согревает ее изнутри.

— Следующую ночь твоя псина будет ночевать с нами, — строго сказала мать. — Твой отец с ней церемониться не станет, так что лучше бы ей вести себя смирно.

— Она будет, — пообещала Нора, слабо улыбаясь. Всё-таки материнская забота творит чудеса. Она надеялась, что когда-нибудь тоже станет хорошей матерью своему ребенку.

Мама ушла, покачав головой, а Нора сидела у костра и пила отвар, с каждой минутой чувствуя себя всё лучше и лучше. Да, сегодня она вряд ли будет полезна своей семье, но зато завтра, к началу путешествия через Плато, она будет уже в полной силе.

— Привет, ты не видела Грега и Люси?

Нора подняла взгляд и прищурилась: перед ней стоял молодой неопрятный мужчина, чьего имени она не помнила, но с трудом узнала в нем одного из семьи Марк-Марин.

— Извини, я не помню всех ваших по именам, — сказала она. — Как они выглядят?

— Грег — мой младший брат. Похож на меня, только пошире в плечах и нос картошкой. Люси — его дочка, посимпатичнее папаши будет. Они часто играют с вашим Дабом.

Девочку Нора вспомнила — мама никогда не одобряла их дружбы с Дабом и Майей. Она покачала головой.

— Я только недавно встала, и их не видела. Спросите моих родителей, они вон там, подлатывают вагончик.

— Может, вчера вечером? — настойчиво уточнил незнакомец из Марк-Марин. — Мы пытаемся понять, ночевали ли они в лагере.

Нора пожала плечами.

— Не видела их вчера. Разве что Люси, кажется, ходила со старшими за водой, но я не помню точно.

Мужчина досадливо поджал губы и махнул рукой.

Уже через час Нора чувствовала себя почти здоровой, но мама всё равно не позволила ей принять участие в общей работе. К приготовлению еды она также не была допущена, поскольку могла кого-нибудь заразить, и потому была вынуждена коротать время в одиночестве у костра, лишь в компании горячей имбирной настойки.

Она издалека наблюдала за суетой в лагере: Люси и Грега так и не нашли, и начали подозревать, что они заблудились в пустыне. Ближе к вечеру, когда стемнело, старейшина позволил использовать сигнальные ракеты: их видно издалека, и они помогли бы потерявшимся найти путь домой. Сигнал подавали каждый час, и, если бы не тревожная причина для их использования, Нора восхитилась бы красотой ярко-оранжевого пламени, расцветающего высоко в небе… Это была технология номадов Зипс, которую они очень трепетно берегли в тайне от чужаков и каждый образец продавали очень дорого… Но уже не раз эти штуки спасали беспечных Цеплин, заплутавших в однообразном скалистом ландшафте.

Мать заставила Нору отправиться спать пораньше, и сидела рядом, пока та не заснула. Если двое из Марк-Марин будут завтра еле волочить ноги, то только по их собственной вине. Нора же должна быть здоровой и сильной, ей это важнее, чем кому-либо ещё в племени Цеплин.

На следующее утро объявили, что путешествие пока что приостанавливается. Люси и Грег так и не вернулись, и старейшины решили дать им еще один день. В лагере назревало беспокойство — у Марин всегда были проблемы с дисциплиной, а теперь ещё это. Погода стояла хорошая, идеально подходящая для перехода через Маковое Плато, и каждый час вынужденного простоя приближал семью Марк-Марин к статусу "нон грата". Несколько групп взрослых мужчин отправились на поиски следов. Вместе с недовольством у некоторых зрело и беспокойство: могло произойти что-то действительно нехорошее. Нора упорно гнала от себя дурные мысли, и чтобы хоть чем-то отвлечься, уговаривала отца взять её с собой на поиски. Но тот отказывался напрочь, особенно после того, как Майя спросила необдуманно:

— Может, их съели грифоны?

— Глупая, грифоны не едят людей, — раздраженно сказал Даб. — Они охотятся на яков и оленей.

— Откуда в пустыне олени? — невинно спросила Майя. — Здесь же нет травы и деревьев.

— Грифоны летают за оленями в лес, — пояснил Даб. — А здесь они просто живут, чтобы не попадаться хищникам покрупнее.

Майя понимающе покачала головой, но больше ничего не сказала. Возможно, она рассуждала, какие такие более крупные хищники могут быть опасны для грифонов, и не сообразят ли эти хищники, что грифонов надо искать в пустыне, но вслух больше ни о чём не спрашивала. Нора понимала, что не стоит опасаться всерьез детских догадок, но отец почему-то стал более мрачным после этой небольшой беседы.

Мама осталась утешать обеспокоенную Майю, а отец с другими взрослыми отправился в сторону гейзера — возможно, именно там отстали от всех Грег и Люси.

Хвостик вернулась ближе к вечеру — грязная, уставшая и всё такая же нервозная. Нора причесала её и тайком от мамы дала пару костей. Она с толком и расстановкой объяснила псине, что если она не угомонится, ночевать ей придется с родителями. Трудно сказать, намотала ли та информацию на ус, но возиться перестала, и, казалось, даже как-то приуныла. Нет, если они не отправятся через Плато завтра, точно нужно будет сходить с Хвостик на пару миль на север и заставить её вернуться в лес, пока ещё не поздно.

Следующей ночью старейшина запретил жечь сигнальные летучки, но велел соорудить возвышение из тонких металлических планок, собрать на верхней его части хворост и поджигать каждый час. Его, конечно, будет видно хуже, чем летучку, но если тот, кто ищет путь домой, будет не дальше трёх миль, он ее увидит. Нора старалась не думать о том, какие шансы дает совет старейшин тем, кто ушёл дальше, чем на три мили. И ещё один день племени предстояло оставаться на месте.