— Ха-ха-ха, — она с трудом сдерживала в себе смех. — Ха-ха, он решил спрятать гнома?! Ха-ха! Да, не в этом дело! Ты его не можешь спрятать! Любой гном обязан прийти по зову своего клана и он обязательно придет. Другого просто быть не может! — сейчас уже от веселости в ее тоне не осталось и следа, она говорила совершенно серьезно и убежденно. — Если гном не подчиниться зову клана и это будет доказано, то его имя будет трижды произнесено на совете всего клана и забыто. С этой секунды этот гном станет мертвым для остальных. Никто не подаст ему руку помощи, не предупредит в минуту опасности,… не пропоет погребальную песнь, когда он уйдет к подгорным богам.

Батиста слушал и все это было для него настоящим откровением. Жизнь гномов, особенно такие ее глубинные подробности, была мало известно людям в силу закрытости самого гномьего общества.

В этот момент, словно специально нарушая повисшую в помещении печальную паузу, кто-то шумно испортил воздух. Гнома мгновенно вспыхнула словно алый мак, а Батиста сразу же повернулся в сторону источника, где медленно поднимался Колин.

— Я не специально, — извиняющим тоном забормотал Тимур, снова пытаясь встать на ноги. — Понимаете, детский организм очень не стоек и плохо сопротивляется алкоголю…

— О чем это он? — Батиста с недоумением посмотрел на гному, а потом снова на Колина. — Колин, ты в порядке? — а потом увидев осколки двух, а то и трех кувшинов от вина, он сам же и осуждающе закивал головой. — Вижу…

— Нормально со мной все, — Тимуру все же удалось встать на ноги. — Нор-ма-ль-но!

Это казалось странным, но он, действительно, трезвел на глазах. По всей видимости, главная напасть гномов впадать в продолжительное алкогольное буйство его коснулась лишь отчасти.

— От этих…, он запнулся, глядя на гному. — Из клана вестей больше не было? — его собеседники — гнома и человек отрицательно замахали головами. — Значит, не было.

Тимур отвернулся от них и подошел к окну, из которого открывался необычный вид на стройку века в этом городке, что всегда его настраивало на деловую волну… Вообще, от своего организма он никак не ожидал такой безумно резкой реакции на алкоголь. «Алкоголь? Какой там алкоголь? Так, полу разбавленное вино градусов семь — восемь…, — он пытался проанализировать, произошедшее с ним совсем недавно и, в конце концов решить, что ему делать дальше. — Черт! В этих проклятых фильмах гномы постоянно «бухают»… Сколько помню, как ненормальные хлещут пиво из громадных кружек, а тут… пригубил немного винца, — его взгляд скользнул с открывающего из окна вида на подоконник, а потом на пол, к валявшимся глиняным осколкам. — Ну, может и много,…но ведь вина! Похоже, вина мне совсем нельзя! Особенно сейчас! Черт! — огорчение от прочитанного совсем недавно сообщения вновь накрыло его. — Эти старые пни ни черта не видят дальше своего носа! Ведь схарчат их скоро их же соседи! И так уже у клана ничего не осталось — ни запасов еды, ни одежды срам свой прикрыть, ни нормальных инструментов… А они все честь, честь гнома!».

Тимуру — продукту своего времени — постоянно меняющегося, индивидуализированного до максимума — было крайне непросто вникнуть в суть общинной, коллективной жизни гномьего общества, в некоторых своих элементах до боли напоминающего архаичный строй русской общины. Кланы по своей сути и представляли общину живущих совместно гномов, которые множеством социальных, трудовых, управленческих связей были связаны между собой. Клан был неким самодостаточным организмом, каждая клетка которого действовала как часть единого целого.

Следствием такого образа жизни, формирующегося на протяжении тысячелетий, были и топтание на месте в плане развития технологий (даже прокладывали новые штреки в горах гномы теми же самыми инструментами, которыми работали их отцы, деды и прадеды), неприятие контактов с другими расами (считалось, с людьми и эльфами можно было лишь сосуществовать) и конечно выработка сложного и строго духовно-этического кодекса. Последний был собирательным и нигде не зафиксированным сводом древних правил поведения в гномьем обществе и центральным его потянем была честь!

Для Тимура существования чего-то подобного было откровением. Поэтому, когда после получения послания из клана, он попросил Торгрима немного его просветить… К его удивлению рассказанное гномом сильно напомнило Тимуру этические кодексы японских самураев, которые точно также строго регулировали многие жизненные ситуации.

Торгрим рассказал, что по большему счету практически все, что делал Тимур за последние дни могло привести к такому обвинению. Это прежде всего абсолютно выбивающее из обычных рамок поведение, особенно некоторые его поступки. Торгрим предположил, что таким проступком могла стать просьба включить в клан официально признанного изгое, то есть его — Торгрима. Ведь, давая согласие на включение в клан изгоя, такой клан позорил себя в глазах других кланов[5]….

В то утро, Торгрим вообще-то много интересного рассказал Тимуру, что за суетой последних дней просто ускользнуло от его внимания. Особенно ему не понравилось то, что им, Колиным, и тем, что происходит в клане, интересовались чужие. По словам Торгрима, гномы из других кланом, особенно тех, которые находились ближе всего к престолу подгорных королей, активно старались разузнать обо всех странных вещах, появившихся в последнее время…

— Похоже, не любят здесь выскочек, — печально пробормотал он себе под нос, продолжая рассматривать, как гномы закачивали кладку верхней части донжона. — Что же делать? — последний вопрос он уже произнес достаточно громко, чтобы его услышали остальные. — Амина? (с языка гномов имя «Амина» переводилось как «светлая», что полностью соответствовало ее характеру).

Та вновь вспыхнула как мак, что, впрочем, никто не заметил. И гном и человек думали совершенно о другом…

— Я… Не знаю, — виновато пробормотала она. — Похоже, в твоем клане уже все знают об этом обвинении и тебе придется прийти на суд Совета. Отменить же его решение…, — она замолчала, а через несколько мгновений продолжила с запинками, словно сомневаясь, поможет это или нет. — Может только глава клана, но… у вас же нет главы.

Тимур недовольно поморщился. «Нормально на меня наехали, — в голову ему не лезло ничего путного, что могло бы помочь в этой ситуации. — И убежать не получиться и в рожу дать нельзя, — весь его земной опыт, пусть и не большой, никак не мог ему помочь. — И главного нет…».

Колин вновь встал у окна, продолжая бормотать о то, о чем только что размышлял.

— Главного нет… Нет этого чертового Главы! — тут он к удивлению вздрогнувших и гномы и Батисты со всей дури ударил по подоконнику, который с хрустом разломился. — Черт! Черт! Все же только началось! — вдруг Тимур, только что проломивший толстенную доску, замер. — А если…

Батиста, не решаясь подойти к нему, с тревогой смотрел на его руку. Ему показалось, что он сломал ее, и поэтому словно окаменел. Судя по побледневшей Амине, та подумала что-то похожее.

— Амина! — неожиданно рявкнул Тимур так, что кружащееся вкруг строящегося донжона воронье испуганно разлетелось. — Как ты там сказала? Отменить решение Совета старейшин может только Глава клана. Так? — та непонимающе закивала, как китайский болванчик. — Ха! — тут он вскрикнул. — Я им устрою революцию! — в возбуждении он начал метаться по кабинету, налетая на мебель и стены. — Нет, переворот! Да, да! Переворот! Вынесу все это дерьмо из клана! — и гнома и Батиста в испуге прижались к стене, боясь попасть под удар мечущейся туши гнома. — Есть у меня еще пара старых добрых идей…

Еще вчера энтузиазм по поводу противостояния Совету старейшин клана, буквально переполнявший Тимура, сегодня не просто по убавился. А вообще испарился. Более того, решение мучающей его проблемы, перед сном казавшееся эффективным и даже изящным, с утра уже представлялось откровенно плохим. «Какая к лешему революция? — он с чугунной головой сидел на своем любимом месте в кабинете Батисты, который явочным порядком присвоил себе, и просто смотрел в окно. — Бунт? Восстание?! Кто меня там поддержит? — перед его глазами словно в старинном немом кино пробежали лицо некоторых соклановцев, на которых он еще мог попытаться опереться. — Два брата-дуболома, еще недавно считавшие меня откровенным дурнем?! Каменотес Торгорим, пару дней назад и сам бывший изгоем? Может матушка Шаша? — от этих мыслей он аж застонал. — Или клановый кузнец? — тут при мысли о кузнеце он вспомнил и его внучку с тем жадным взглядом на яблоко, а затем его на какой-то момент захлестнуло чувство обиды на них на всех. — … Я же с этими продуктами придумал?! Они, что забыли? Так быстро? — к счастью, это подленькая и мелкая мыслишка также быстро испарилась, как и возникла. — Что же делать?».