Из окон хаты, где поместилась я с ребятами, была видна ветряная мельница, а немного дальше к Воронежу небольшой лесок. К вечеру наш эскадрон (дежурный) сделал глубокую разведку впереди расположения полка. Мы обошли несколько хуторов и, не найдя признаков неприятеля, спокойно вернулись на ночлег в деревню. Убрали лошадей, поужинали. Было уже совсем поздно, когда я приготовилась лечь спать.

И вдруг оглушительно затрещали пулеметы. Несколько пуль, пролетев в окно, впилось в печку. На пол посыпались куски глины. Ребята — во двор. Повскакали на коней и вылетели из ворот. Успел выскочить и наш кучер с санитарной линейкой. Наспех подтянув подпругу, я вскочила в седло и тоже метнулась на улицу. Грохот выстрелов несся от ветряной мельницы. Неприятельские пулеметы с короткой дистанции били по деревне.

Плохо различая в темноте, я доверилась коню. Через минуту мы были возле речки. Впереди — вода, слева — проволока и мост. Лошадь прыгнула, но неудачно — зацепилась ногой за проволоку. Падаю вместе с лошадью, больно ударившись о телеграфный столб.

Очнулась. Пробую подняться, а надо мной уже стоит лошадь со съехавшим набок седлом. Вижу, на задней ноге кровь. Сорвана кожа. Первая мысль: перевязать. И я, забыв свой ушиб, занялась перевязкой лошади. Подскочили ребята, помогли сесть на коня. Вместе помчались на сборный пункт — к штабу бригады.

Что же произошло? Пользуясь темнотой, противник снял наши посты, подполз к ветряной мельнице и почти в упор по деревне открыл ураганную стрельбу. Но большого эффекта не добился. Дивизия построилась и приняла бой.

Рубка началась отчаянная. Как всегда, я без шапки и винтовки, с одним наганом в руке. Вижу: командир соседнего эскадрона Борец, спешенный, бегает среди своих, размахивая шашкой. Под ним убило лошадь, а резервной еще не подали.

Я сразу сообразила: надо выручить Борца.

Командиру конь в атаке важнее, чем мне. Быстро подскакала и отдала свою лошадь, а сама взобралась на санитарную линейку, которая шла за вами.

К утру восточный берег реки Воронежа был усеян трупами белых.

Мы стояли в маленькой деревушке. Впереди — река. На высоком обрывистом берегу в зареве заката четко вырисовываются силуэты зданий, церквей и садов. Это — Воронеж.

У противника выгодная позиция. Полная свобода обстрела. А нам предстояло брать город в лоб, форсировав предварительно реку.

Три дня мы готовились к решительному удару. Буденный с командирами дивизий изучал места переправ. Инженерная часть готовила материалы для плотов и моста. Комиссары вели беседы в эскадронах. А бойцы, как обычно, чистились, чинились и набирались сил перед боем.

В минуты отдыха в эскадронах слышались гармошки, удалое пение, вихревые пляски.

В ночь на двадцать четвертое октября по эскадронам была отдана команда: «Быть наготове!»

Это значит: спать не раздеваясь, лошадей держать в седлах. Перед рассветом новая команда: «По коням!»

Эскадрон без шума вышел из деревни. Было еще темно. Сухо. Слегка морозило. Мы тихо двигались к реке, прикрываясь холмами и перелесками.

По пути встречали наши хорошо укрытые огневые точки. Двадцать орудий, сорок пулеметов должны были прикрывать наши переправы.

6-я дивизия шла в лоб городу. 4-я еще накануне ушла в обход с севера. В той стороне слышался уже гул боя.

Но вот и река. Впереди — розовеющие в первых отсветах утра окраины города. Инеем подернуты берега и сады над рекой.

Отдали лошадей коноводам и в пешем строю бросились вперед к переправам — на заранее подготовленные плоты — и просто вплавь и вброд. За рекой — отчаянный треск выстрелов. И тогда ураганным огнем вспыхнул наш тыл. Орудия и пулеметы через головы наступающих начали бить по правому берегу и городским высотам.

Не знаю, как перебралась через реку. Помню себя уже на горе. Эскадроны, сбив белых на берегу, ворвались в восточные окраины города. Мокрые, обледеневшие, мы брали улицу за улицей, квартал за кварталом. В этот момент 4-я кавалерийская дивизия с боем захватила северную часть города, а в южный пригород вступала 12-я стрелковая.

Навстречу нам с оружием в руках выступили руководимые большевиками воронежские рабочие. Они ударили в тыл белым и заняли железнодорожную станцию. К шести часам утра город был очищен от белых. Забирая пленных и трофеи, наши части погнали врага к Дону. Дорого достался этот день белым. Впопыхах генерал Шкуро оставил нам свой штабной поезд и немало всякого добра.

К вечеру, подтянув коноводов, орудия и пулеметы, наша 6-я дивизия расположилась на отдых в городе. Я с десятком товарищей попала в какой-то богатый особняк. Владельцы его бежали. Остались прислуга и экономка. В комнатах — полный кавардак. Шкафы и комоды раскрыты. Постели выворочены, подушки раскиданы. Стремясь захватить самое ценное, хозяева все остальное просто выбрасывали на пол.

Устраиваемся, кто как может. Сушимся, греемся.

После тяжелой переправы, холода и боевого дня, чувствую, начинается жар. Послала за доктором.

А наутро снова на коня. Уже начинались бои за переправы через реку Дон.

Новый — тысяча девятьсот двадцатый год застал нас недалеко от Ростова. Помню, остановились в небольшом хуторе. После нескольких дней оттепели вновь начались морозы. Утром рано получили приказ: выступать!

На подходах к какому-то селу встретили цепи противника. Полк шел на левом фланге. Наши левофланговые эскадроны уже вступали в село, как вдруг из-под горы вынырнула колонна неприятельской конницы. В бешеной атаке летели на нас белые. Среди наших бойцов кое-кто перетрусил. В рядах возникло беспокойство. Это заметил враг и с еще большим напором летел в атаку.

Полк начал отступать, не выдержав бешеного удара. Белые готовы были торжествовать. Какой-то полковник с бородой, скакавший на рыжем длиннохвостом коне, заметил меня. Полковник принял меня, очевидно, за комиссара. Погнался. Я уже чувствовала над головой взмах его клинка. Но в этот момент кто-то подскочил и выстрелом из нагана сбил полковника.

Между тем полк оправился, прекратил отход и снова ударил на белых. Белые от неожиданности замешкались, а затем бросились назад. Село было взято нами. Здесь мы захватили много пленных, оставили с ними для охраны небольшой отряд, а сами двинулись дальше, к Ростову. В небольшой лощине я увидела двух раненых красноармейцев. У меня оставалось еще несколько бинтов. Попросив одного из товарищей подержать лошадь, я занялась перевязкой. Все готово. Теперь надо как-то перевезти раненых в лазарет. Вижу, по дороге катится подвода. Останавливаю. Ворошу сено, чтобы поудобней устроить раненых. И вдруг сюрприз: в подводе прикрытые сеном и кошмой два белых офицера с винтовками под боком. Пришлось попросить их освободить место для раненых, а самих направить куда следует.

Стало темнеть. Холод усилился. Бои по всей линии затихли. Это последняя передышка перед Ростовом. Сегодня мы должны войти в город. Меня это особенно радует. Ведь это, значит, мы вновь вступаем в родные, близкие края. Теперь уже недалеко Ставрополь и наша Сергиевка. Что-то делается дома? У меня не хватает терпения. Хочется скорее-скорее вперед.

Ну, вот и пошли. Команда: «Осторожно, не курить, тихо!»

Шли долго. Или, быть может, мне только казалось, что слишком долго. Вот мы у черты города. От нашего полка отделяется отряд. Ему поручают взять тюрьму. Я пытаюсь присоединиться к этой группе, но, к сожалению, это мне не удалось. Пришлось вернуться в свой эскадрон.

Мы въезжаем в какую-то улицу. Тихо. Еду впереди эскадрона с помощником командира Золотаревым, старшиной эскадрона Молочко. С интересом приглядываемся к новому для нас городу (это была одна из его окраин).

Неожиданно тишина разрывается гулкой, быстрой очередью пулемета. Пули пропели над нашими головами. Но вот хватается за голову Золотарев. Охнул Устинов, наш комвзвода. Ему попало в руку. Старшине Молочко разбило челюсть. Ребята не растерялись. Уже раненный, Золотарев дает команду: