*

Маркезе стояла в светлом от ярких ламп коридоре, разглядывая картину. На ней были изображены линии и окружности, которые хаотично пересекались друг с другом. Девушка понимала, что умерла в очередной раз. Воспоминания о ломающемся под ногой матери черепе – это та ещё психологическая травма! Возвращаться к жизни не хотелось. Маркезе уже ничего не чувствовала, кроме какой-то смеси из обиды и отчаянья. Все, что произошло, – это целиком ее вина. «Не имеет значения, жива я или мертва. Она все равно добьётся своего», – Кезе понимала, что подчинится воле матери в любом случае. Если она и вправду вознамерилась это сделать, то больше Риодели никогда не увидит ни своих родных, ни своих друзей. Да и врагов тоже.

«Ты думаешь, что это не имеет значения?» – Рядом с ней материализовалась фигура, в которой угадывались очертания Ильи. Маркес медленно перевела взгляд на своего врача, не желая отвечать на столь глупый вопрос. Как можно противостоять тому, кто может буквально все! «Считаешь, что все потеряно?» – Черты лица мужчины сменились, словно он был из глины и плавился от жара, превращаясь в новую фигуру. Риодели наблюдала уже подобную трансформацию у Уолтера, но сейчас это был не он. Это был Нонн, который также решил не задерживаться в своей форме: «Но ты шла вперед, вслепую подбираясь к неизвестности. Всегда одна».

Кезе молчала. Ее голова была пуста, единственное, что заботило девушку, были эти образы. Уставшие мысли вращали калейдоскоп, играя лицами всех близких. Как будто заново разложенная мозаика из мельчайших элементов, Нонн превратился в Самеди. Тот лишь улыбнулся, заставив нутро Маркес содрогнуться от забытых интонаций раннего лета: «Не дай им уничтожить все, к чему ты уже пришла, Марки».

Разве она к чему-то пришла? Разве на этом празднике безумия было что-то, ради чего стоило жить? Маркес тряхнула головой от огорчения, не желая больше слушать никого.

Кезе увидела последнего человека, который не сказал ей ничего, но одного лишь присутствия было достаточно. Кулумбо стояла на расстоянии вытянутой руки, такая счастливая и тихая старушка. Скромность и гордость читались в цветных миллиметрах, которые складывались в картину человека. Ведь все это было ради неё. Маркезе улыбнулась, но это давалось девушке с трудом. Светлая грусть понимания. Риодели разрушила Вселенную, высвободив опаснейшего врага, но, черт возьми, все это было для служанки. Для той, что уничтожила свой мир, ради непутёвой воспитанницы. Кезе прикрыла глаза, после чего одними лишь губами ответила сама себе: «Я не могу сдаться. Не сейчас». Так много надо исправить.

Маркезе вынырнула, поднявшись на руках из мутной воды, громко вздохнув. Хотелось вбирать в себя воздух, как никогда раньше. Самое приятное ощущение – это движение груди при вдохе. Глаза девушки болели от соли, но она пыталась увидеть то, что успело произойти за время ее отсутствия. Ноннет пропал из виду, а Барон бездыханно лежал на берегу, своими белыми глазами взирая в пустоту. Из его рта струилась кровь, а одежда была испачкана почти так же сильно, как и у Маркес ранее. С той лишь разницей, что ранили его не так давно. Багрово-красное пятно медленно увеличивалось, смешиваясь с песком. Становилось ясно, что никакая магия не восстановила бы Самеди. Девушка смотрела на Осеан, которая сидела неподалёку от тела и раскачивалась вперед-назад. Лоло была обращена к Кезе спиной, поэтому Риодели решила не терять такой возможности. Она тихо выползла на берег, стараясь не плескать водой и не шуршать песком, после чего начала красться. Маркезе была по-своему рада, что вокруг разлился тёмный сумрак. «Ты даже тени не заметишь», – Риодели едва заметно выдохнула и схватила Лоло за шею, подняв женщину на ноги. Кезе повезло, что она была выше своей матери и чуть сильнее в физическом плане. Осеан издала странный визг, напоминавший поросячий. Но, даже если учесть, что она отпустила Сферу, кинжал все ещё был при ней. Женщина пыталась избавиться от хватки дочери: она вогнала той лезвие в предплечье. Рука девушки ослабла, вернее, Маркезе переключала все внимание на жгучую боль от стали. Опять! Ей казалось, что руку так и отрубили, но почему-то этот кусок мяса был все ещё при ней. Но девушка не сдавалась. Она упала своим телом на Шар, прижав его к себе нетравмированной конечностью. Лоло неистовствовала: она начала бить дочь кинжалом в спину, оставляя огромные раны. Ее руки тонули в вязкой красноте, пока лицо искривлялось от безумия. Осеан не переставала быть прекрасной женщиной, даже оказавшись пленницей своей нездоровой психики. Что же она делала? В третий раз убивала дочь, ради которой и была создана столь сложная схема получения сил всей Вселенной. Стоило ли оно того?

Маркезе не выдержала такого натиска, сорвавшись обратно в пропасть забвения. Ее окутал страх: что мать успеет сделать, пока она будет в отключке? Будет ли ещё шанс оградить ту от Синей Сферы? Неужели Вселенная погибнет? А что дальше?

Лоло взглянула на плоды своего сумасшествия. Женщина провела испачканными ладонями по лицу, оставив светло-бардовый след от пальцев, после чего рассмеялась: «Да почему ты с ними заодно? Мы! Мы с тобой должны быть вместе, Маркес». Из ее необычных по своей красоте глаз текли слезы, словно полноводные реки весной. Она держалась за голову, будто пыталась нащупать что-то, перебирая грязные и спутанные волосы. Пряди слипались от соленной воды и кровь. Все не так! Почему маленькая дочка встаёт на ее пути? Почему общается со своим глупым братом и моральным уродом? Неужели она так и не заметила материнских попыток обезопасить себя? «Это все ради нас двоих!» – Лоло взвыла, как животное, пойманное в капкан. Бессмертие – это ответ. Всевластие над Вселенной – это то, чего жаждала женщина, бегущая между двух огней. Ненависть и любовь, которые тянули ее в разные стороны.

Осеан вытащила окровавленную Синюю Сферу из-под трупа, после чего принялась вспоминать все. С момента покушения на их семью, она разделяла всю жизнь со своей дочерью. Первая влюблённость, школьные проблемы, сомнения. Именно мама шептала ещё не сформированным мысленным образам Маркес об опасности, исходящей от Исидора и от других людей. Осеан не могла оставить дочь! Не могла дать ей возможности бежать, куда глаза глядят! Но свадьба с Самеди насквозь пробила сердце любящего человека, как и дружба с тем парнем-деревом. «Но теперь все хорошо, тебя никто не тронет», – Лоло было тяжело ощущать себя, как отдельного человека. То и дело женщина теряла веру в собственную материальность и полную самостоятельность мышления. Как трудно нащупать границы, потерянные десятилетия назад.

«Я и не мог себе представить, что ты действительно объявишься, – мужской голос скрипучим басом раздался за спиной Осеан, отчего та резко обернулась и встретилась взглядом с Исидором, – теперь все складывается».

Она ненавидела его, одновременно вожделея любви этого мужчины. Жалкий потомок Риодели, который никогда не смотрел на неё, как на первую женщину в своей жизни. Нет, пальма первенства принадлежала старому знакомому, чьё имя Лоло не так давно узнала. Наглый соперник. Он всегда был идеалом для Исидора, а Осеан отлично понимала, что сидела на скамейке запасных в команде законного мужа.

«Когда я впервые услышала, за кого выхожу замуж, то была потрясена. Я знала, что мать просто хотела быть поближе к этим Риодели – тиранам, убийцам и психам! Но потом… он стал мне мил. Исидор, который всегда был холоден, казался таким достойным мужчиной, – Осеан вспоминала те слова, что говорила сама себе, всякий раз оставаясь в уединении в огромном замке Неплотного Мира, – который должен был стать ключом».

«Я подарила тебе дочь, сына! А этот урод всегда забирал тебя у меня, – Лоло сейчас звучала жалко, как расстроенная гитара у музыканта, которого застал врасплох холодный осенний дождь, – ты бездушная сволочь. Я провела всю жизнь, сидя с детьми, потому что ты боялся за нас!»

Истерика.

Исидор с ужасом наблюдал за открывшейся картиной: сумасшедшая жена, мертвая дочь и труп старого врага неподалёку. Последнему он был чуточку рад, все же подобные обиды (если можно обижаться за покушение на жизнь?) трудно забыть. Неосознанно мужчина прикоснулся к повязке на глазу, которая скрывала зияющую дыру от их последней встречи. Сам он сильно изменился с тех пор: спина искривилась, живот вырос, а ноги стали казаться ещё более неровными. Не так уж много в его образе напоминало о былой красоте.