Ноннет чувствовал, будто все его конечности стали похожи на размякшую от дождя почву, а вот тело – каменным. Тяжело. Парень разразился животным ревом, вставая на ноги, словно вместе со своим весом он поднимал трёх китов. Ему было больно. И страшно. Но он встал. И ничто более не остановит его, тлеющего изнутри от сожаления: «Месть. Моя месть. Я доберусь до этого мерзавца, даже так, но доберусь!»

Нонн попытался шагнуть, но ноги подкашивались. Через секунду сын Риодели уже летел вниз, на грязный пол в доме замечательной женщины. Удар! Налитое металлом тело будто продавливало поверхность под собой, желая упасть прямиком в землю, шесть футов вниз. Издав рык от безысходности, наследник понял, что у него нет сил даже позвать на помощь.

«Господи, я больше не могу», – сокрушенно подумал Нонн перед тем, как услышать звук отворяющихся дверей.

«Ноннет?! Пятый раз?» – Илья уже стоял рядом, готовый помогать парню. Почему он такой упрямый? «Как я могу оказывать вам лечение, если вы подобны барану», – Элайджа говорил, стиснув зубы от напряжения.

Мог ли он знать, кто окажется следующим на этой раскладушке у Жизель?

*

Маркес мерещились ужасы прошлого, переплетенные с детскими страхами и картинами сюрреалистов. Она умерла. На этот раз мучительнее, чем раньше – ощущение жжения отдавалось до сих пор, путешествуя по телу. Девушке хотелось кричать о помощи, но никак не получалось пошевелиться. Где она? Кто она? Все эти вопросы копошились, словно пчёлы в улье.

Кезе сквозь сон услышала кашель, который являлся ей в кошмарах и преследовал ее в реальности. Была ли это Кулумбо? Или же сновидение во время легкой дремоты, сулившее неладное? Неужели воспоминание не осталось далеко позади? Девушка резко поднялась, после чего, потеряв чувство баланса, неловко села обратно на кровать. Это можно было назвать кроватью? Кушетка громко скрипнула от навалившегося веса, печально выгнувшись от старости.

«Ты уже проснулась?» – Маркес недоверчиво подняла глаза на старуху, с которой встречалась в свой первый визит. Дафниус был знаком с ней, да ещё и хотел, чтобы они переночевали в этом доме. Он даже упоминал ее имя. Девушка приоткрыла рот, пытаясь вспомнить его, но Маркезе перебили с ответом вопреки всем правилам этикета. Старушка снова зашлась в приступе, после чего искренне улыбнулась почти беззубым ртом: «Жизель. Меня зовут Жизель. Я рада служить тебе, Маркезе. Все же твоя смерть подкосила меня сильнее всего».

«Я… я рада познакомиться снова, – Риодели засмущалась, вспоминая, что натворила тогда, пытаясь отбиваться от похитителя, – прошу прощения, но почему я здесь?» И ей вдруг захотелось переспросить: какая именно из смертей подкосила мадам Жизель?

«Это, милая, я хотела бы спросить у тебя», – дама подошла чуть ближе, едва удерживая равновесие из-за горба и старческой слабости. Женщина, присев на хлипкий стул, начала свой рассказ, разбавляя его отзвуками болезни. Маркес лишь слушала, пытаясь не сбежать в страхе от местной хвори: неужели все бессильно? Как же ужасно осознавать, что Кулумбо загнулась в отсутсвие девушки. «Но мы с мамой все вернём», – Маркес пыталась вспомнить свой план, благодаря Бога за то, что оставил ее в живых. Снова?

Старуха нашла девушку, когда та без сознания лежала около забора ее лачуги. Кезе выглядела жалко: она была бледна, дышала тихо и редко, а всю одежду будто специально вымазали грязью, и пахла она гнилью вперемешку с чем-то кислым. Жизель не могла в одиночку затащить Риодели в дом, так что ей пришлось позвать парочку мужчин на помощь. На этом моменте Маркес даже подумала, что ей пора бы похудеть: «Тяжело ли им было?» Уже внутри развалюхи женщина переодела ее в ненужную одежку, оставшуюся от старшего сына: «Это тоже было непросто». Маркезе невольно оглядела себя: на ней «висела» огромная серая рубаха с парой чёрных заплаток, а ноги прикрывали расклешенные фиолетовые брюки. На них виднелись неотстиравшиеся пятна, хотя вещи пахли мылом и чем-то ещё. Скорее всего, от них веяло старостью. Но в этом положении вряд ли стоило выбирать и воротить носом.

Кезе вспоминала, как она оставила Аскара в коридоре замка, как решила без подготовки противостоять Барону. Господи, откуда такая самоуверенность и неосторожность? Риодели разочарованно вздохнула и мысленно укорила себя: «Кто вообще знает, когда я умру насовсем?» Чем она руководствовалась в ту секунду, кроме инородного желания отомстить за мать?

Кезе посмотрела на несчастную женщину, которая все время болела. Та улыбка, что отразилась на ее лице, вовсе не была дружеским жестом, как показалось спросонья. Это – симптом. Риодели было совестно понимать, что этих людей оставили на произвол судьбы, словно они были бесполезным хламом. Отец, Илья, она сама – все они разбивали их сердца, соревнуясь в собственной двуличности. Наверное, народ Неплотного Мира уже привык к тому, что все всегда плохо?

«Маркезе, могу ли я поинтересоваться, – женщина посмотрела куда-то вглубь дома, – как ты оказалась живой?»

«А! Это, – девушка напряглась, пытаясь сообразить, как отвечать на такой вопрос, – я не знаю. Я умираю постоянно, но потом просыпаюсь в новом месте. Дома или у вас. Я не знаю… Не понимаю. Ничего не понимаю».

Последние слова она бормотала уже себе под нос, вспоминая, как каждый раз оказывалась в новом пространстве. Далеко и недалеко. Но всегда в безопасности. Во всяком случае, Жизель в глазах Маркес не выглядела угрожающе. Стоит ли говорить о матери и Синей Сфере? Нет. Точно нет. Чем меньше людей знали об этом, тем лучше. И все же, неужели она бессмертная? Или это какая-то удача? Неужели есть какие-то божественные силы, что помиловали ее три раза подряд? Риодели хотела снова прилечь, когда старуха поднялась со своего места: «Пойдём – покушаешь».

Они неторопливо переместились за обеденный стол, на котором, как обычно, стояли грязная и побитая посуда, чашки из разных сервизов и лежали полотенца, которыми можно было хрустеть. Может быть, правь она вместе с Самеди, условия жизни местных стали бы лучше? Маркес незаметно поёжилась от атмосферы в лачуге. Все-таки сейчас жаловаться девушке не хотелось, все же, к ней отнеслись со всей душой, а она себя брезгливой и избалованной выставлять ещё будет! «Твой брат и Элайджа думают, что ты мертва, – старуха налила Риодели странного вида похлёбки, впрочем, пахла вязкая жижа приятно, – они наведывались в замок, но Барон…»

«Когда? Когда они наведывались? Что Барон с ними сделал? Где они сейчас?» – Кезе подскочила, после чего усадила себя обратно, чтобы не казаться совсем уж ненормальной и дёрганной. Жизель поставила свою тарелку неподалёку, размеренно продолжая монолог, словно ничего не случилось: «Барон избил твоего брата… Элайджа должен был найти укрытие. И, конечно, мадам Жизель им не отказала, все-таки не враги. Но они ушли несколько дней назад».

«И вы не знаете куда?» – Маркес обнаружила, что от похлёбки уже не осталось ничего. Густая масса оказалась очень вкусной, хотя девушка не могла различить какие-то отдельные компоненты. Кезе отдавала себе отчёт, что рецепт, скорее всего, напугает ее до поседения.

Маркезе хотелось увидеть своего брата, более того, если доктор был здесь… то он должен что-то знать! О бессмертии, об этом мире, о ней самой и о ее семье. Девушка представляла, насколько неловким и тяжёлым обернётся их будущий разговор. Но избежать его не получится: невозможно убежать от цунами, что уже обрушилось на твой берег.

«Элайджа хотел изобрести лекарство, знаешь, от болячки, – старуха указала тонким пальцем на своё лицо, а затем уткнулась взглядом в еду, – и он снова ушёл… не знаю куда. Мне ничего не сказали, только оставили покушать».

«Черт», – Маркес тихо выругалась и протянула свою руку к Жизель. Взяв ее ладонь в свою, девушка посмотрела на неё со всей возможной серьезностью и уверенностью: «Я верну их… я не мой отец». От былой брезгливости ничего не осталось, потому что девушка осознала, насколько близки оказались ей эти люди. Смелость – удел глупцов, к которым Маркес причисляла себя, но ей казалось, что все слова – пустышки. Что она могла им пообещать?