«Я хочу умереть, – как будто между делом заметила Риодели, потрескавшиеся губы при этом почти не двигались, – мне кажется, это тупик. В моем доме столько тел, а мой лечащий врач и самый дорогой человек пропали. Болезнь не оставит меня никогда… но сначала».
Она достала телефон, после чего посмотрела на дисплей главного меню. Дафниус разглядывал устройство с интересом, пытаясь отвлечься от слов Маркес. Ему казалось, что она несерьёзна, хотя глубоко внутри было ясно, что девушка честна в своих намерениях. Ещё Дафни хотел уточнить, кого она назвала самым дорогим человеком. Элайджу? «Впрочем, нам все равно придётся подождать, – Кезе включила «режим сна» на телефоне, после чего снова посмотрела на Аскара этим странным взглядом, – отец пока занят».
Парень сел недалеко, не желая оставлять Маркес вместе со всем этим одну. Девушка двигалась, как марионетка на тонких и прозрачных веревочках: медленным, слишком размашистым движением, она достала из кармана свернутый листочек бумаги и протянула парню. Дафни коснулся на секунду ее холодных пальцев и забрал записку: «Дорогая Маркезе, ты думаешь, что можешь так легко уйти, но это ошибка. Я всегда буду с тобой, всегда буду здесь. Передаю подарок. Ты сможешь найти его в зале».
«Это Самеди, я нашла это у себя в комнате, – кожа девушки побледнела ещё сильнее, словно вся кровь вытекала сквозь душевные раны, – он ненавидит меня. Ненавидит! И он доберётся до нас! До всех».
«Это ужасно! – Дафниус выкинул клочок бумаги куда подальше, после чего придвинулся ближе к Кезе, чтобы остановить ее, если девушка захочет сделать что-то необдуманное, – Но выход есть всегда. Мы можем…»
«Дафни, – она остановила его, робко положив свою руку на плечо, и продолжила говорить, пытаясь не заикаться, – ты все это время был рядом. Успокоил меня, сделал самую отвратительную и грязную работу, а теперь сидишь тут. Хотя я била тебя, оскорбляла и вела себя ужасно. Ты… такой хороший».
И впервые за долгое время Маркес попыталась улыбнуться, представляя, как это может помочь ее другу. Сложно было сказать, отчего полено вызывало в ней такие странные чувства. Он запутался, совершил ошибки по незнанию, но какими чистыми и невинными оставались его серо-карие глаза. «Такие холодные лишь на первый взгляд, – девушка продолжала улыбаться через силу, всматриваясь в знакомое лицо, – ты похож на того, кому можно доверять. Обманываюсь ли я?»
«Вряд ли ты виновата в произошедшем, – Дафниус чувствовал смущение и растерянность от такого внимания, не понимая, как интерпретировать слова Маркес, – давай мы ещё подумаем. Вместе?»
Кезе потупила взгляд в пол, выражение ее лица стало одновременно виноватым и снисходительным, словно он был малообразованным ребёнком: «Ладно».
Дафни старался говорить тихо, но внятно, рассказывая Риодели о том, что можно сделать. Ведь она все ещё жива? Зачем сдаваться так просто!? Но Кезе продолжала смотреть на него, как на существо милое, но очень наивное. Ей нравилось, что Аскар, несмотря на свою природу, был удивительно живым и добрым. Маркес чувствовала легкость от каждого слова, что Дафни говорил. Но она понимала, что жизнь ее закончилась ещё тогда, в детстве. Или же во дворце.
Их приятное времяпрепровождение прервала мелодия звонка.
«Маркезе, хорошо, что ты позвонила, – раздался голос отца, в котором чувствовалась некоторая отрешенность и растерянность, – я не могу связаться с Ильей, ничего не случилось?»
«Отец, – Кезе приложила руку к щеке, которая начала гореть от того волнения, что испытывала девушка, – пожалуйста, расскажи мне все. Про маму, про Неплотный Мир, про… Барона Самеди и Элайджу».
Повисла тишина, которая наполнила мрак ещё большими безысходностью и одиночеством: «Маркезе, я не знаю, о чем ты говоришь. Я не имею представления, кто такие Элайджа и какой-то Барон! Что произошло у вас? Тебе стало хуже? Куда вообще Илья смотрит!» А куда смотрел ты все эти годы, Исидор Юный?
«Не смей уходить от темы! – Риодели вспылила, каждым сантиметром кожи ощущая ложь родителя, что змеей оплетала ее. – Что случилось с матерью? Я знаю, что Ноннет жив, знаю, что Самеди пытался убить меня тогда! Почему ты ничего не хочешь говорить? Почему выставляешь меня сумасшедшей?»
Маркес чувствовала, что снова срывается на слёзы бессилия. Она и сама никогда не знала, где стоит остановиться, где заканчивается разум и начинается болезнь. И родной человек, в чьих руках все ответы и ключи к решению загадок, снова толкает ее в пропасть, в которой не бывает ничего хорошего. Только лекарства, ночные кошмары или же бессонница. Там нет солнца, нет дружбы, нет любви, лишь страхи и сомнения. Маркезе растирала соленые капли по щекам, пытаясь не выдать себя всхлипом или тяжелым дыханием. Он не должен знать: нужно быть сильной хотя бы в последний раз.
«Твоя мать, – Маркес услышала боль, что пронзила Исидора в тот миг, когда он вспомнил Осеан, – умерла. Я приеду завтра, первым рейсом. Не смей никуда выходить, я со всем разберусь. Кажется, твоя болезнь только ухудшается».
И тут девушка не выдержала. Риодели начала кричать, после чего кинула телефон в стену и ударила руками пол, на котором сидела: «Почему ты лжёшь? Ее убили!» Неприятное потрясение заставило ее очнуться, но легче не от этого не стало. Почему отец не хочет сказать, что маму убил Барон Самеди: «Ведь я успела выйти замуж! Почти месяц меня не было дома, а ты только сейчас нас ищешь? Ты что, идиот, Исидор? Отец, ты тупой?»
Кезе услышала гудки, окончательно сломившие ее. Риодели все кричала, но это было бессмысленно, потому что никто никогда не слышал. Почему? Почему все всегда лгали, почему она до сих пор не может понять, больна она или нет? Даже приняв решение тогда, попытавшись дать Самеди отпор, она осталась тонуть в этом болоте сомнений. Боль. Предатели. Отец не повелся на провокации, окончательно отрекшись от дочери, что пыталась обратиться к его чувствам. Пускай и негативным.
Так Риодели и опомнилась, заметив, что Дафниус держал ее за обе руки. Он сжимал ее холодные и ноющие от боли ладони в своих, пытаясь успокоить. Вдруг девушке стало стыдно, потому что все, что она делала, – это плакала и жалела себя. Воистину, Маркезе была бесполезной.
«Это тупик», – прошептала она, словно ветер над безмолвными осенними полями. Дафни смотрел на происходящее с ужасом и негодованием: с одной стороны, девушка точно была не в себе, а с другой, Исидор действительно оказался трусом. Судя по реакции, он снова сбежал от ответственности. Неужели Риодели считал нормальным бросить дочь в таком состоянии?
«Что будет с тобой?» – Маркезе вспомнила о коробочке, которая лежала у неё в кармане. Оставалось мало времени, ведь столь радикальные решения не терпели отсрочки. «Я однажды стану поленом навсегда», – Дафниус отвернулся с плохо скрываемой печалью в глазах, отпустив руки девушки. Та встала и поспешно отошла, после чего вынула коробок на свет Божий. Внутри маленького пространства концентрировала страшная сила – спички.
«Если хочешь, можешь присоединиться, – сказала она, кидая первую зажженную лучинку и исчезая в дверном проеме, – думаю, что тебе Исидор тоже не поможет. Ему наплевать. Знаешь, я пережила даже собственную смерть, но предательство – это самое ужасное, что может быть в этом мире. Не хочу так». Маркес представляла, как ее маленькая лодочка пошла ко дну, разбитая о волны шторма. Хорошо бы ничего не ощутить после смерти. Раствориться в пустоте, забыв все, что произошло, все, что родилось на периферии разума и безумия. Маркезе не смогла бы согреться, даже прыгнув в само пламя.
Дом начинал разгораться за спиной Маркес, которая под руку вела парня-полено. Они закончат свой путь в зале, будут сидеть вместе и умрут, забрав всех тех несчастных с собой. Если Исидору будет жаль ее, то Маркезе все равно об этом не узнает. «Почему ты ничего не сказал?» – она почти полностью потеряла надежду, но все же оставалось желание быть спасённой. Илья не пришёл помочь ей. Исидор отказался поговорить с родной дочерью, снова скрывшись за диагнозом. Кулумбо нигде нет и, возможно, больше не будет никогда. Весь мир казался таким темным, словно все общество отвернулось от Риодели. Маркезе обреченно улыбалась: нельзя ни о чем жалеть, подписав приговор себе же. Телефон лежал в кармане, на всякий случай.