Такая странная речь – обычное явление в Неплотном Мире, где люди отказались от идеи любви, радости и веселья. Им бы тихого существования, да побольше. Ещё хлама можно на улицу побогаче. Разве мог быть счастлив человек, которому было суждено умереть от боли «вечной улыбки» и кашля кровью?
Кезе смотрела на Барона, пока тот провожал ее в покои, которые им предстояло разделить. Ей казалось, что всё это игра, которая должна рано или поздно закончиться. В то же время, понимание, что она только что вышла замуж в незнакомом месте за постороннего человека без каких-либо гарантий, пугало. Но он был красив, а когда говорил, то Маркезе чувствовала, как мысли заволакивал туман. Может быть, такова ее судьба? Может быть, она нашла свой положительный полюс, к которому ее тянуло?
Умереть в мире бредовых фантазий – не самая ужасная перспектива, когда рядом с тобой могущественный маг. Тем более, он все больше напоминал приличного мужчину, нежели чем жестокого шута. «Ну, я сейчас исполню супружеский долг, – Риодели сразу же посмотрела на него испуганными глазами, после чего Барон, неловко помолчав, ответил, чуть закашлявшись, – пойду лечить твою служанку, господи».
«Вот оно как! – Маркезе прикрыла нижнюю часть лица, чтобы не было заметно виноватой улыбки, – Не самый удачный эвфемизм?»
Барон хихикнул и исчез во тьме комнаты, как только ударил своей тростью о стенку. Кезе осталась совершенно одна: желая проверить реальность происходящего, она опять ущипнула себя за руку. Все реально.
«Я думаю, что мы станем отличной парой».
Шли дни совместной жизни, словно винтовая лестница вверх. Казалось, что ничего не менялось, но крупинки времени сыпались и существование постепенно стало легче. Кезе оглянуться ну успела, как привыкла к этому человеку. До того безрадостное бытие стало неожиданно приятным, словно на месте пустыни медленно расцветал сад. Девушка начала оттаивать, медленно поддаваясь тем мыслям, что посещали ее насчёт Барона. Маркес уже не чувствовала скованности от того, насколько близко Самеди подходил к ней, от его присутствия в целом. Прикосновения этого человека напоминали паутину, что закручивалась вокруг жертвы, но прямой опасности от него не исходило. Обыкновенно, Самеди просто обнимал девушку со спины, подбородком упираясь в макушку Кезе. Ему действительно не хотелось отпускать ее: разве никто не предупреждал, что тепло человеческого тела – это наркотик, причём самый сильный?
Но Самеди старался вести себя так, будто ему было все равно. Словно свадьба была сыграна множество десятилетий назад. Неужели он всегда был готов к семейной жизни или же это влияние Риодели? Да что она могла! Барон пристально всматривался в тёмные глаза девушки, которая, стесняясь, отводила взгляд в сторону. Он фиксировал в памяти каждое движение Маркезе, но не потому, что желал использовать это против неё, как делал обычно. Просто из интереса. Из любопытства.
Вечером он постоянно исчезал в Плотном Мире, чтобы подлечить Кулумбо. «Я всегда исполняю свои обещания, – с ухмылкой отвечал маг Риодели, когда та спрашивала его о служанке, – можешь даже проверить мою работу». После этих слов он вытащил что-то из кармана. Самеди, слегка повременив, отдал Кезе волшебное зеркальце, сквозь которое ей довелось увидеть жизнь своих близких.
Маркес следила за пожилой дамой через волшебный омут. Кулумбо выздоровела за достаточно короткий срок, но сейчас она выглядела несчастной и растерянной. Как могла пропасть ее девочка? Потерялась ли она в лесу, запуталась среди городских улиц? Женщина мало ела, предпочитая все время спать, а бодрствуя, не находила себе места во всем огромном поместье. Илья пытался урезонить ее, что полиция найдёт Кезе, где бы она не была. Но девушка видела его хмурое настроение: «Знает ли он, где я? Если бы знал, то пришёл бы». Но Маркезе вряд ли имела значение для доктора?
С другой стороны, Барон говорил, что Котовски (или Шатовски) вряд ли захочет возвращаться в Неплотный Мир. Ему никто тут не будет рад после побега, особенно, если учесть, что раньше он был единственным врачом. Причём Илья не раз клялся в своих намерениях победить местную болезнь. «Я хочу, чтобы они знали, что я в порядке», – Маркезе отдала Самеди его зеркало, после чего вопросительно посмотрела на своего мужа. В этом все ещё было что-то противоестественное, возможно, из-за того, насколько рано они сыграли свадьбу. Но он был неплохим кандидатом, пускай и старше ее лет на пятнадцать-двадцать. В такие моменты Риодели вспоминала о прошлом: все одноклассники единогласно пришли к выводу, что она первая выйдет замуж. Как в воду глядели. Жаль, что она не сможет рассказать им об этом. Да и рассказала бы, будь возможность? Нет, точно нет. Чем меньше людей знало про Неплотный Мир, тем лучше для них.
«Мне жаль, дорогая Марки, – он обнял девушку, крепко прижав к себе, после чего шёпотом добавил, – ты не можешь покинуть это место. Напиши им письмо с намеком: Элайджа должен догадаться, если он, конечно, не отупел окончательно».
Маркезе подумала, что вряд ли Илья ее поймёт. Вернее, намёк ему будет ясен, но даст ли он ей так просто остаться здесь? Судя по рассказам Барона, они были на ножах, да и это мягко сказано. «Может, я скажу ему все прямым текстом, – размышляла Риодели, медленно отстраняясь от Барона, – про болезнь Кулумбо, про замужество… но ведь он давно все знал!»
Кезе застыла на месте от такого поворота событий, который все это время был под носом: Илья ведь знал, что происходило с Кулумбо! Он жил в Неплотном Мире, он лечил местных людей, но ничего не пытался сделать для Кулумбо? Или Маркес в очередной раз поспешила с выводами? «Самеди? – Риодели подумала, что задаёт слишком много вопросов, но сомнения захлестнули ее, – Почему Илья ничего не сказал? Он ведь знал, с чем столкнулся».
«Знал, – Барон вертел свою трость в руках, пытаясь имитировать танец, – но что бы он сделал? У него не было ничего для лекарств! Да и потом, кому бы Элайджа рассказал, что существует Неплотный Мир?»
«Но ведь местные знают о… нашем мире?» – Девушка потупилась, пытаясь понять, где был этот «наш мир». Самеди скучающе зевнул, умиляясь тому, какая же все-таки Риодели медленная в восприятии вещей. Первую неделю их совместного существования она ходила, словно привидение, почти не разговаривая. Впрочем, парад по поводу их свадьбы растормошил девушку. И сейчас она задавала вопросы, которые Барон ожидал услышать в самой предсказуемой форме и последовательности: «Плотный Мир – это исключение, скажем так. Там никто почти ничего не знает, ну, или молчит себе в тряпочку. А тут многие убеждены, что ты не столько из другого мира, сколько из дальних-дальних стран».
Маркезе вздохнула, чтобы отогнать от себя оставшиеся вопросы. Меньше всего девушке хотелось раздражать Самеди. «Романтическая» ночь предложения руки и сердца была выжжена в памяти, с этим ничего не поделать. Свечи, смех, дьявольский силуэт. Такое сложно забыть: девушка чувствовала, что оказалась на грани падения в ад. И только чудом удалось выстоять. Решив оставить расспросы, Маркес поспешно удалилась в кабинет –письмо само себя не напишет.
Риодели любила эту комнату: здесь было светло, а ещё на стене висел портрет отца с дедушкой и бабушкой. Она никогда не видела их ранее. На картине предки выглядели молодо, а отец был мальчиком лет десяти. Кезе иногда спрашивала его о стариках, но никогда не получала точного ответа. Почему отец ничего не рассказывал? У него не было подходящей лжи? Может быть, они так рано умерли, что ответственность камнем упала на грудь юноши. От того груза он и сбежал.
Попытки вспомнить мать приносили Маркес только головную боль: по прошествию лет даже ее внешность становилась загадкой. Ведомая своими размышлениями о семье, Маркезе не заметила, как исписала весь лист. А после выкинула его, понимая, что слишком много лишнего было в этих буквах. Смысл терялся от того, как часто повторялись одни и те же слова или рассуждения. Кезе знала, что краткость – сестра таланта. Следующие строчки были честными, хоть и размытыми в своей формулировке: «Илья и Кулумбо, я надеюсь, что вы поймёте, когда прочтёте это письмо. Болезнь толкнула меня на этот шаг, но все хорошо. В неплотных образах я нашла человека, который подарил мне многое. Надеюсь, что ваша жизнь будет прекрасной, отец знает все. Элайджа, больше не воруй книги у моей старушки».
