АЗИАТ. Этого достаточно, не так?

РОГМЮЛЛЕР. Пожалуй.

АЗИАТ. Тогда начнем?

РОГМЮЛЛЕР. Кому вы служите?

АЗИАТ. Азии. Вы отняли у нас все. Вы помешали нам думать. Вы нарушили наши устои, наши обычаи, вы внесли свою европейскую суету в нашу жизнь. Мы пришли к вам – маленькие и униженные, скрывающие тысячелетнюю ненависть за стеклами очков. Мы пришли учиться вашему современному коварству. Мы научились ему и теперь возьмем обратно то, что вам не принадлежит по праву. Нам теперь легче, потому что есть вы – доктрина национал-социализма. Вы – дрожжи, на которых западный мир вырастет для того, чтобы залить себя кровью. После сюда придем мы. Наиболее умные из вас станут тогда нам служить. А вы – умнейший из умных – начнете работать на меня сейчас.

РОГМЮЛЛЕР. Черт возьми, я все-таки был прав: в разведку идут или полные болваны, или гении. Вы умница – ни разу не заговорили о деньгах. Ну-ка, давайте руку – кто кого положит?

Они меряются силой. РОГМЮЛЛЕР кладет руку АЗИАТА на стол.

АЗИАТ. Теперь левой.

РОГМЮЛЛЕР. Бьют обычно правой.

АЗИАТ. Мы бьем с обеих рук.

Снова меряются силой, и теперь АЗИАТ легко кладет на стол руку РОГМЮЛЛЕРА.

РОГМЮЛЛЕР. Браво. Вот теперь я не отказался бы от хорошей сигареты из Анкары.

АЗИАТ (протягивает портсигар). Пожалуйста.

К АЗИАТУ подходит молоденькая продавщица цветов, мто-до шепчет ему на ухо.

АЗИАТ. Хорошо. Возвращайтесь туда.

Девушка уходит.

РОГМЮЛЛЕР. Интересные новости?

АЗИАТ. Прежние. Они сейчас смотрят танцы братьев-близнецов.

РОГМЮЛЛЕР. Как реагируют?

АЗИАТ. Принимают очень хорошо. Когда вы передадите мне агентуру? Певицу – в первую очередь. Она станет Матой Хари, когда начнет работать на нас.

РОГМЮЛЛЕР. Вы же говорили, что знаете мою агентуру.

АЗИАТ. Знать не означает владеть. Цифры, банковские счета, компрометирующие материалы, данные телефонных прослушиваний, явки – это значит владеть агентурой. Причем, поверьте, мешать я вам не стану. Даже совсем наоборот. Я буду по-прежнему помогать вам.

РОГМЮЛЛЕР. Кофе?

АЗИАТ. С удовольствием.

РОГМЮЛЛЕР. Шарль!

Появляется ОФИЦИАНТ.

Два кофе.

ОФИЦИАНТ уходит, царственно поклонившись.

АЗИАТ. Вы достойно проиграли. Я вел вас пять лет, с тех пор, как работаю на вас. Я очень рад, что мне не пришлось прибегнуть к тем компрометирующим материалам, которые бросают на вас тень.

РОГМЮЛЛЕР. Ради любопытства – покажете как-нибудь?

АЗИАТ. Я могу это сделать сейчас, всё у меня в портфеле.

РОГМЮЛЛЕР. Довольно рискованно носить такой материал в портфеле.

АЗИАТ. Я был убежден, что этот разговор состоится именно сегодня. Вы были очень взволнованы тем, как поведет себя певица. И не столько в деле, сколько в плане личного общения с журналистом. Нет?

РОГМЮЛЛЕР. Да.

АЗИАТ. Вот видите. Поэтому вы потеряли контроль над собой – даже в разговоре с единомышленником. Поверьте, мы, азиаты, думаем дальше и точнее, чем вы.

ОФИЦИАНТ приносит кофе, ставит на столик и удаляется.

РОГМЮЛЛЕР. Там никого нет, за занавеской?

АЗИАТ. Мы одни.

РОГМЮЛЛЕР. Я имею в виду не только ваших людей.

АЗИАТ поднимается и заглядывает за занавеску, РОГМЮЛЛЕР в это время кошачьим движением достает из кармана маленький шарик и бросает его в кофе АЗИАТУ.

АЗИАТ (вернувшись). Там никого.

РОГМЮЛЛЕР. Вы будете делать какие-нибудь пометки?

АЗИАТ. Нет, вы будете говорить. Я запишу ваш голос – это надежнее любой расписки.

РОГМЮЛЛЕР. Диктофон сильно меняет голос.

АЗИАТ. У нас хорошие пленки, Фрэд.

РОГМЮЛЛЕР. Тогда прекрасно. Как вам этот кофе?

АЗИАТ. Великолепный кофе.

РОГМЮЛЛЕР. Помните, вы мне рассказывали великолепную новеллу о разнице между азиатами и европейцами?

АЗИАТ. За последние пять лет у нас с вами было восемь разговоров на эту тему. Какой именно вы имеете в виду?

РОГМЮЛЛЕР (дождавшись, пока АЗИАТ допил кофе). Я имею в виду вашу новеллу об отравленном хмеле.

АЗИАТ. О хмеле?

РОГМЮЛЛЕР. Пистолет вы достать уже не сможете. Руки не двигаются, да?

АЗИАТ медленно оседает на стуле, глаза его начинают стекленеть.

Помните, вы говорили мне, что азиат, если он хочет убрать врага, поначалу сажает отравленный хмель, делает из него отравленное пиво и пьет его по каплям, чтобы приучить себя к яду. Потом приглашает к себе врага, принимает его как лучшего друга и угощает его отравленным пивом, пьет это пиво сам, но враг умирает, а он – жив, и никто не обвинит его в злодействе, потому что он тоже пил из этой же бутылки вместе с покойником. Ну а мы, бедные европейцы, продолжаем работать по старинке.

АЗИАТ падает со стула. РОГМЮЛЛЕР обыскивает АЗИАТА, забирает у него все из кармана, берет портфель, диктофон и уходит. Появляется ОФИЦИАНТ. Приподнимает стол, достает маленький микрофон, прячет его, быстро уходит. Слышен его крик: «На помощь! Сюда! Фрэд убил человека!»

Затемнение.

Стеклянное кабаре аэропорта. За столиком – АНИ и ЖУРНАЛИСТ. Рядом за столиком три католических монаха пьют чай. Играет джаз. К столику подсаживается один из БРАТЬЕВ-ДВОЙНИКОВ, исполнитель ритмических танцев.

АНИ. Я хотела поблагодарить вас. Вы настоящие артисты.

ТАНЦОР. Нам с братом очень приятно слышать это от вас.

ЖУРНАЛИСТ. Вас объявили как чилийцев. Вы испанцы или португальцы?

ТАНЦОР. Мы венесуэльцы.

ЖУРНАЛИСТ. Парле испаньоль?

ТАНЦОР. Мы говорим только на немецком, идише и древнеиудейском. Мы с братом евреи, подданные рейха. Рейхсминистр Геббельс ценит искусство моего брата и мое. Поэтому мы были пожалованы за наше искусство венесуэльской национальностью.

Слышен голос диктора: «Через десять минут вылетает самолет “Эйр Франс” рейсом в Дакар. Просим пройти пассажиров к посадочному полю».

Знаете, когда рейхсмаршалу Герингу сказали, что маршал Мильх – полукровка, наш великий вождь ответил: «Я сам решаю, кто у меня в штабе еврей, а кто – не еврей». Не правда ли, это гуманно и остроумно?

ЖУРНАЛИСТ. По-моему, это вандализм.

ТАНЦОР. Тише! Что вы говорите? Разве можно так громко?!

ЖУРНАЛИСТ. Слава богу, здесь еще пока что не ваш рейх.

ТАНЦОР. Не говорите так, умоляю вас… Я же вижу фрейлейн – немка.

Голос Диктора: Самолет «Пан америкэн эйрлайн систем» выполняет рейс в Мадрид. Просим пассажиров занять места в аэроплане.

ЖУРНАЛИСТ. Мир в двадцатом веке обязан принадлежать человечеству, а не какой-то одной избранной нации.

ТАНЦОР. Зачем вы так говорите? Зачем вы пугаете меня? Вы так нарочито громко произносите свои ужасные слова?! (Уходит.)

АНИ. Они очень напуганы. Их семьи живут в Германии. Не надо с ними так говорить. Это безжалостно.

ЖУРНАЛИСТ. Жалость? Сострадание? Эти мерзкие химеры? Да еще по отношению к евреям? Какой позор, Ани…

АНИ поднимается, чтобы уйти, ЖУРНАЛИСТ берет ее за руку и рывком сажает подле себя. Она как-то покорно обмякает и опускается подле него. В это время появляется РОГМЮЛЛЕР. Он видит всю эту сцену. Подходит к столику.