После того, как попечители сумели самостоятельно встать с больничных коек, а ректор отрастил себе растительность обратно, инцидент был классифицирован как покушение на жизнь и здоровье. Наверно, этому способствовал мой победный вопль, раздавшийся сразу после взрыва, и дикий хохот, вырвавшийся при виде проверочной делегации. А, ну, и еще я отказалась извиняться перед попечителями.
— М-да, — протянул Потап Палыч, — ну и кашу ты заварила.
— А ведь все было во имя науки, Потап Палыч! — вздохнула я и опустила голову на подставленный локоть. — Я ведь с этим зельем хотела грант выиграть, уже даже документы начала готовить… А теперь ни гранта, ни Института, ни работы.
Повисло молчание, в течение которого бабушкин друг переваривал услышанное, а я печально размышляла над своей ситуацией. Ведь меня действительно несправедливо обвинили. В конце концов, я же студентка, с меня должны быть взятки гладки. А то, что я объявления не услышала — так ведь с каждым может случиться! Наушники с плеером, правда, на Полигон вносить запрещено, но и это можно списать на случайность. Просто я попала под горячую руку.
Ректор, может быть, еще бы и сжалился над нерадивой экспериментаторшей и отделался бы наложением на меня штрафа за порчу имущества или выдал бы приказ о принудительных общественных работах без применения магии. Но на мою беду все это видели попечители, а они люди серьезные. К тому же один из пострадавших — любимый сын одной из заседающих в Совете ведьм. Может быть, если бы сразу извинилась… И почему я так не вовремя вспомнила о нашей фамильной гордости?
— Вот что, — произнес Потап Палыч, усиленно морща лоб. — Ты, Ярка, сама думай и решай, да и бабке твоей это точно не понравится, но мне кажется, тебе это подойдет. — Мужчина залез рукой во внутренний карман и стал сосредоточенно там рыться. — Работа, конечно, не без опасностей, но тебе они будут явно по плечу. Раз уж ты ректора лично на тот свет чуть не отправила, — на косматом и заросшем лице Потапа Палыча промелькнула усмешка. Он, наконец, вытащил руку из-за пазухи с белой карточкой в пальцах. Он протянул эту карточку мне.
Карточка была белой, немного шершавой, сделанной из обычного плотного картона. Никаких магических свойств в карточке не было, и спустя неприлично долгое время до меня дошло, что карточка была ни чем иным как визиткой. «АСП - Агентство Скорой Помощи», — гласила одна сторона. На другой был выбит адрес.
— Я их предупрежу, что тебе карточку дал, а ты, Ярка, думай, — произнес Потап Палыч. — Работа, конечно, не совсем такая, к какой ты всю жизнь готовилась, но кто его знает, вдруг тебе понравится?
— А с чем эта работа вообще связана? — спросила я, вертя в пальцах визитку и так, и этак. Даже быстро чарами проявления скрытого просканировала, но и они ничего не дали. По версии белых искорок, сорвавшихся с моих пальцев, я держала в руке обыкновенный кусок бумаги, который рядом с магией даже в состоянии дерева не рос.
— Прости, но сказать не могу, обещал, — покачал головой Потап Палыч. — Товарищ мой и так по голове не погладит за то, что я тебя к ним отправил.
— Так может и не стоит мне к ним идти?
Потап Палыч только отмахнулся, чем основательно взбудоражил официанток, снующих вокруг. Они, кажется, решили, что у нас тут потасовка.
— Да нет, ты не подумай чего. Товарищ мой хоть и смурной, и характер у него не из легких, но мужик он хороший, да и задумка дельная… Все, больше не скажу, и не умаливай, — решительно кашлянул Потап Палыч. Его взгляд упал на часы, циферблат которых с трудом виднелся на его запястье. — Ну я и засиделся с тобой, Ярка. Пойду я, а то обеденный перерыв уже кончается. Таяне привет!
Потап Палыч ушел, потрепав меня напоследок по голове, а я все смотрела на белую карточку. Вопросов было в миллион раз больше, чем ответов. Да и вообще, подозрительно как-то все это звучит!.. Какое-то агентство, да еще и тайное. Да еще и бабушке моей это точно не понравится. В душе взыграл наследственный дух авантюризма. Чуть ниже души взыграл желудок, отказывающийся продолжать питаться гречкой и энергией вселенной.
Ну как тут отказаться!
========== Часть третья ==========
На звонок домофона никто не отзывался. Ни на первый, ни на второй, ни на третий, усиленный ругательствами и пинками по железной двери. Что характерно, на пинки не отозвался также и охранник, которого было видно в соседнем окне. Он флегматично листал газетку, периодически почесывая нос. На мои вопли охранник не обращал ровным счетом никакого внимания. Ну и не надо. Тем более что я заметила то, что сначала скрылось от моих проницательных глаз: на кнопке с названием Агентства была нацарапана руна отведения глаз, больше со стороны похожая на след от ключей, чем на рисунок. Тем не менее, это был он. Значит, я пришла туда, куда надо. Осталось только преодолеть тяжелую металлическую дверь.
Была бы я тяжелоатлетом, я бы эту дверь просто снесла. Или если бы знала, как без последствий для металла снять дверь с петель. В моем арсенале была только едкая настойка кислотной ряби, которую я носила с собой всегда, когда выходила за пределы Института. Одна капля настойки могла прожечь лист железа толщиной в несколько миллиметров, так что пузырек мог справиться с чем угодно. Правда, не думаю, что этот загадочный товарищ Потапа Палыча обрадуется, если я оставлю его без двери. Можно было попробовать применить руну-отмычку, которая действовала практически на все простые и не очень замки, но нарисовать руну на двери было нечем: маркер скользил на поверхности металла, не оставляя следов, а прокалывать палец и устраивать кровавые ритуалы мне не хотелось по эстетическим причинам.
Выход был только один.
У бабушки была книга, которую она запирала от меня в свой особый шкаф «взрослой магии». Конечно же, этим она только раззадоривала мое любопытство. В одну прекрасную осеннюю ночь, когда бабушка уехала на какой-то очередной слет, куда мне еще по возрасту было рано, я достала честно стыренное из маминых запасов зелье растворения объектов и достала эту книгу, безвозвратно уничтожив при этом шкаф. Влетело мне тогда крепко, зато я успела переписать себе несколько чар, впоследствии оказавшимися чрезвычайно полезными. Одними из них были чары тайного проникновения.
Воровато оглянувшись, я подобрала с земли камушек и зажала его в кулаке, шепча формулу. Почувствовав в кулаке покалывание, я остановилась и бросила то, что еще пару секунд назад было камушком, в дверь. Чары, сохранившие облик серого куска асфальта, при соприкосновении с дверью рассыпались мириадами красных искорок и исчезли, а вместе с ними стала исчезать и сама дверь. Точнее, она стала бледнеть и волноваться, как воздух над горящей свечой. Не теряя времени, я бочком проскользнула через исчезающую дверь, пока она не вернулась на место. Стоило мне оказаться по ту сторону, как искорки стали гаснуть, а металл уплотняться, и вот уже тяжелая металлическая дверь стоит на своем месте.
Я попала в небольшой холл с полом, выложенным узорной плиткой, и с большим зеркалом в позолоченной раме. На визитке значился офис под номером двадцать пять, и что-то мне подсказывало, что он находился на втором этаже.
Искомая дверь обнаружилась в небольшой нише. Номера на ней не было, зато была начертана знакомая руна отведения глаз, выполненная в той же небрежной манере, что и руна на домофоне. У них явно был один автор.
Дверь была заперта, и звонки снова ничего не дали. Меня эта последовательность, превращающаяся в закономерность, как-то не радовала. Зато радовало, что второй раз применять не очень-то легальные чары мне не придется: дверь была деревянной, и маркер на ней писал просто превосходно. Дождавшись, пока руна растворится в дереве и раздастся щелчок замка, я нажала на ручку и вошла внутрь.
И тут же услышала истошный вопль:
— На пол!
В ИЧВ у нас было правило: если кто-то орет падать лицом вниз, значит, надо падать, и как можно скорее. Чаще всего для такого падения были вполне весомые поводы. Учитывая, что крики такие раздавались обычно вблизи лабораторий или кабинетов экспериментаторов, никто не сомневался в том, что лучше лишний раз упасть на мягкое место, чем лишиться жизненно-важных частей тела.
