Инцидент, после которого он обзавелся повышенной косматостью и рычащим голосом, произошел лет двадцать назад. Он путешествовал по северным просторам и наткнулся на брошенных медвежат. Уже позже он узнал, что их мать застрелили на охоте, но тогда он долго оставался с ними и ждал, пока она придет, а когда этого не случилось, Потап Палыч сознательно прожил в облике медведя почти полтора года, наблюдая за своими подопечными и выслеживая охотников. Это не могло пройти бесследно.
Он, что примечательно, обладал тремя высшими образованиями: двумя магическими и одним обычным, смертным. По магическим образованиям он был исследователем-испытателем и историком, а по смертному еще и археологом. Знаю, высшее образование в человеке не главное, но у меня это тема сильно за последний месяц наболевшая.
Крышу над головой я нашла себе довольно быстро: всего пара ночевок под открытым небом и я была согласна даже на обыкновенное общежитие смертных. Оказалось, что московские цены даже со скидками «для своих» моему студенческому карману не потянуть. Мама несколько раз порывалась помочь, но эти попытки были мягко, но решительно пресечены. Сама делов натворила, сама и буду из них выпутываться.
Конечно, в общежитии смертных было тесновато, да и работать над образцами зелий и чар я не могла, зато можно было не беспокоиться за вещи. А разрисовав дверь комнаты изнутри всевозможными охранительными рунами, я даже почувствовала, что жизнь не так плоха, как показалось сначала.
Устроившись на новом месте и организовав соседям коллективный провал в памяти, когда они явились знакомиться и случайно наткнулись на мое помело, которое очень не любит, когда на прутья метелки наступают, я стала печатать резюме и рассылать их везде, где были вакансии. Несколько раз мне даже присылали ответного голубка, клюнув на знакомую фамилию, но стоило мне явиться под их очи, как шансов на более-менее нормальную работу у меня не оставалось. Ректорат явно постарался. Так, мне предлагали либо бесплатную стажировку, либо работу на общественных началах, после которой меня возможно (читай, ни за что) возьмут в штат. Ага, нашли наивную девочку.
Но время шло, а денег все не прибавлялось. Наоборот, они как-то слишком стремительно утекали сквозь пальцы. Уже неделю спустя истратился бюджет на месяц, а три недели спустя я уже всерьез подумывала о том, чтобы начать показывать карточные фокусы за деньги. Другого источника доходов все равно предвидеться не могло.
Если бы у меня была нормальная лицензия, пусть даже не высшего ведьмовского уровня, я могла бы заняться предпринимательством и продавать зелья и чары. Открыть собственный магазинчик да химичить по-тихому. Но в ректорате и это предвидели. Один из пунктов в длинном списке ограничений был на коммерческую реализацию собственных изделий, так как без соответствующего разрешения я не могла получить личный знак качества, а без него вся торговля считается контрафактом и карается законом. Будущее, облаченное в белую пижаму и с антимагическим ошейником на шее, меня не прельщало.
Чем ближе было полное опустошение кошелька, тем роднее становилась мысль податься на милость семьи. Теток переживу, бабушка за месяц должна была уже остыть, а самоуважение… Оно у меня, кажется, уже и без того атрофировалась за ненадобностью. Поживу какое-то время дома, а там, глядишь, найду чем заняться. К тому же новость о подпаленном носе ректора со временем забудется и через пару годиков уже будет никому не интересна, а там, может быть, и ректор ИЧВ сменится, и можно будет попробовать восстановиться на учебе… Вдруг простят?
Перед финальным аккордом моего грандиозного провала как состоятельной и независимой ведьмы я решила гульнуть. С нынешним бюджетом «гульнуть» значило пойти в какое-нибудь кафе для смертных, заказать себе кофе с тортиком и наложить на чашку чары бездонности. Главное, потом не забыть их снять, иначе официанты сильно удивятся.
Потап Палыч увидел меня именно в тот момент, когда я, помешивая деревянной палочкой кофе, соскребала остатки торта с тарелочки. Не дожидаясь приглашения, Потап Палыч опустил себя в соседний стул и стал радостно расспрашивать меня об учебе.
— Вы что же, не слышали еще? — уныло поинтересовалась я, отставляя тарелочку в сторону. — Исключили меня из Института. Насовсем.
— Да ну тебя! — глаза Потапа Палыча едва ли не выпали из орбит и уставились на меня в неподдельном ужасе. — А что Таяна?
— А что Таяна, — я пожала плечами. — Устроила ректору скандал, но ушла несолоно хлебавши. Не устраивать же ей войну с Советом из-за одной нерадивой внучки.
— Ты нос-то не вешай, — Потап Палыч покосился на чашку, которая несколько секунд назад была пустой. Теперь в ней по самые края плескался ароматный дымящийся кофе. — Лицензию же у тебя не отобрали?
Упомянутая виновница всех моих страданий лежала сложенной в кармане пуховика, висящего на крючке у стены. За ее сохранность я не переживала. Еще на стадии производства лицензию зачаровывали так, чтобы она всегда возвращалась хозяину.
— Не отобрали, но поставили ограничение. Я же теперь почти ничего не могу! — душа поэта, поправка, юной ведьмы, не выдержала, и в покорном примирении с судьбой пробежала трещина. Косматая голова Потапа Палыча склонилась на бок, внимательно слушая. — Торговать не могу, на работу устроиться не могу. В экспериментаторы меня теперь не возьмут, столько лет учебы — и все коту под хвост! — мой голос стал подавать первые признаки истерики, то и дело порываясь сорваться в ультразвук. В носу запершило, а глаза подозрительно защипало.
Потап Палыч протянул руку и похлопал меня по плечу ладонью-лопатой, едва не сбросив при этом со стула.
— Хватит сопли пускать, — пробасил он. — Лучше расскажи, за что тебя выгнали.
— Да а что толку-то? — Мимо прошла официантка, которая час назад принесла мой заказ и подозрительно покосилась на чашку, которая все еще была полна. Но предъявить ей было нечего, поэтому, бросив еще более подозрительный взгляд на Потапа Палыча, она ушла прочь, шушукаться с коллегами у кассы.
— Ты сначала расскажи, а там посмотрим. Один мой знакомый ищет себе помощников, но… — начал было медведь-оборотень, но оборвался и прищурил на меня темные глаза. — Ты, конечно, девка неплохая, да и бабушка твоя… Но всякое бывает, поэтому, не обессудь.
Поникшая душа воспрянула так, будто ей сделали внутримышечный энерджайзером. Хотя надежд еще никаких не было, но слова Палыча о знакомом и помощниках сработали получше иного пинка под мягкое место.
— Ну, ничего особенного в сущности и не случилось, — произнесла я, чувствуя, как предательски виновато звучит собственный голос. — Препод по летучим смесям вскользь оборонил на занятии, что если смешать взрыв-траву и серную настойку, то можно получить одно из мощнейших взрывательных зелий.
— Вам он, конечно, экспериментировать с ним запретил, — подал голос Потап Палыч.
— А вот и нет! — обида в голосе слышалась даже невооруженным… ухом. — У меня допуск был до лаборатории и разрешение на опыты! Я несколько дней исследовала их свойства и придумала, как усилить воздействие, подкрепив смесь вытяжкой из полуденной тени и семян папоротника. И полученный состав надо было протестировать.
Моей вины тут правда не было. Я по всем правилам забронировала себе Полигон, оформила разрешение в секретариате на проведение взрывных работ, даже спецоборудование взяла: комбинезон из кожи лавовой саламандры и очки с антибликовым покрытием. Я совершила только одну ошибку: когда я вошла в свой сектор Полигона, я надела наушники и включила музыку, за которой не услышала объявления о том, что нужно немедленно прекратить все опыты, так как на Полигоне происходит внеочередная ректорская проверка. Я, движимая любовью к науке, спряталась за баррикадами, отсчитала до десяти и активировала зелье. На мою беду именно этот момент выбрал ректор, все семеро его заместителей и несколько основных попечителей Института, чтобы войти…
Приложило их знатно. Помимо того, что всех поголовно оглушило и впечатало в стену взрывной волной, троих попечителей сильно ударило о разбросанные вокруг баррикады, в двух заместителей ректора попали осколки от склянки, а сам ректор лишился волос, ресниц и бровей. Я уже молчу про бороду. Больших повреждений не произошло только потому, что реакция ректора, натренированная десятилетиями практики, была также остра, как и его некогда прямой нос. Он успел поставить защитный контур, который поглотил большую часть взрыва, но моя наработка оказалась настолько мощной, что пробила защитную стену четвертого уровня. Если бы не ректор, то я бы в этом кафе вряд ли сидела еще ближайшие лет пятьдесят.
