Глеб хмыкнул, подходя ближе. В руках у него было два высоких бокала. Один из них он протянул Варе.

— Грушевый лимонад, — сказал он в ответ на ее недоуменный взгляд. — Бармен, кажется, сам удивился, что я у него не алкоголь прошу. Пришлось себе взять просекко, чтобы хоть как-то восстановить репутацию.

Он опустился на перила рядом с Варей, нависая, как обычно. Ветер слегка трепал его волосы, а огоньки делали черты лица острее, чем они были на самом деле. Но Варе и так все нравилось. Ей подумалось вдруг, что Глеб был похож на скульптуру, которую нельзя испортить ничем.

— Очень красивое платье, я говорил тебе? — произнес Глеб, поглядывая на нее. Варя, поняв, что он заметил, как она его разглядывает, неожиданно для себя самой смутилась и отвернулась.

— Не говорил, но спасибо, — пробормотала она. — Шедевр Розы.

— И без сетки в неожиданных местах? — притворно удивился Глеб и рассмеялся. — Даже не верится!

— А кто сказал, что в неожиданных местах ее нет, — откликнулась Варя, искоса глядя на него. И, кажется, в ее взгляде и тоне голоса было что-то этакое, потому что Глеб удивился и на этот раз серьезно. После разговора с Викой она чувствовала себя… Странно. Как-то слишком смело и открыто. И хотелось дразнить Глеба. Внутри щекоталось что-то, отдаленно напоминающее клокочущую радость. И злость. Но злость уходила, слегка задержавшись, за Викой, оставляя после себя только бесшабашную какую-то веселость.

— Варя, — поднял брови он, — ты что, флиртуешь?

— Похоже на то, — кивнула она.

— То есть, сама ты не уверена?

Серьезность снова улетучилась с его лица, и теперь глаза Астахова смеялись. Он тоже вел себя необычно, сказывалась ли общая атмосфера, или магия этого вечера, или то, что за долгое время они снова были только вдвоем. Увидев пупырышки на Вариных плечах, Глеб тут же скинул пиджак и молча накинул его на нее. Варю окутал такой привычный аромат мяты и лимона, с капелькой хвои где-то глубоко. Пиджак был мягким и теплым, и она невольно прикрыла глаза, наслаждаясь и закутываясь в него глубже.

— Остановись, мгновенье, ты прекрасно, — тихо произнес Глеб.

— Чего это ты Пушкиным заговорил? — спросила Варя, открывая глаза.

Глеб смотрел на нее, и на его лице отражалось что-то сложное, почти не определяемое. Огоньки отражались в его зеленых глазах, отчего их цвет казался темнее, словно не глаза это, а драгоценные камни.

— Я улетаю послезавтра, — сказал он, наконец.

Все благостное настроение, все желание шалить и дразнить Глеба лопнуло, словно мыльный пузырь.

Несколько секунд висела тишина.

Варя ожидала внутренней бури, смятения, волнения, на худой конец. Но внутри была… Пустота. Благословенная пустота. Она ожидала этого с тех самых далеких пор, как узнала об отъезде Глеба, — как, кажется, давно это было. И за это время она успела выгореть. Все те эмоции, что должны были ее захватить, бушевали в ней так долго и так ярко, что сожгли сами себя. И теперь она чувствовала только пустоту, сдобренную легкой, доброй грустью.

— Понятно, — произнесла она. — Когда у тебя рейс?

— В шесть утра из Шереметьево, — ответил Глеб. Его плечи слегка опустились, будто он, наконец-то смог выдохнуть и отпустить то напряжение, что сковывало его все это время. Он сам волновался или волновался из-за того, какой будет ее реакция? Его голова опустилась, отчего челка накренилась вперед, все еще, на удивление, способная шевелиться под одеялом укладочных средств.

— Я хотел спросить… — сказал он, глядя на темную воду. — Я понимаю, что это очень рано и тебе вообще не в тему, но…

— Я приеду тебя проводить, — перебила его Варя.

— Правда? — Глеб резко поднял голову, не веря своим ушам.

— Правда, — кивнула она. И улыбнулась.

Обещание сорвалось с губ само собой, но Варя не жалела. Как она может его отпустить, не попрощавшись?

На лице Глеба расцвела ответная улыбка.

— Знаешь, — сказал он, переводя взгляд на проплывающие мимо дома, — пусть все очень на это похоже, но я чувствую — нет, я знаю, — это не конец. Не представляю, что будет дальше, — задумчиво произнес Глеб, — но я уверен, что это не конец. И все будет так, как должно быть.

В голосе Глеба мелькнули непривычные для него интонации. Да и весь сам он был куда более… Спокоен, чем мог бы быть в такой ситуации. Странно, но и Варя себя чувствовала куда спокойнее, чем должна была. Или чем ей казалось, она будет.

— Из нас двоих я обычно больший фаталист, — заметила она, когда пауза стала затягиваться слишком долго.

— Это не фатализм, — с улыбкой сказал Глеб. — Я просто знаю это, и все. Наверно, поэтому предстоящий переезд я воспринимаю так легко. Потому что знаю, что на этом дело не кончится. И то, что происходит между нами — тоже не кончится. Что бы ты там не говорила.

— Будет так, как должно быть? — спросила Варя, глядя на него.

— Будет так, как должно быть, — кивнул он.

Они еще долго стояли вот так, вдвоем, на палубе, глядя на огоньки. Молчали, будто слова были даже не главным, а совсем-совсем лишним. Варя чувствовала тепло его пиджака, исходящий от него запах, и ей казалось, что это мгновение растянется в бесконечность. Она всегда будет стоять у этих перил с ним, слышать шум воды, чувствовать вибрацию яхты… Даже тогда, когда они уйдут и пройдет много лет — этот момент всегда будет с ней.

Дверь снова открылась.

— Вот вы где! — воскликнула Лиля. — А мы вас обыскались! — она слишком часто взмахивала руками и говорила слишком громко, из чего Варя сделала вывод, что Филатова-младшая решила грушевым лимонадом не ограничиваться. Когда Лиля стала подниматься по лестнице, неловко хватаясь за перила одной рукой, Руслан извиняющее развел руками, а потом подхватил ее под бок, помогая не грохнуться на пол с высоты каблуков.

— Вы понимаете, что теперь все будет совсем по-другому? — спросила Лиля, встав рядом с Варей. — Мы больше не школьники. Мы, подумать только, взрослые люди.

— Ужас, — покачал головой Руслан, придерживая Лилю. Варя сначала подумала, что он это про нее, но Руслан вовремя добавил: — Мы — и взрослые.

— Да какие мы взрослые, — отмахнулась Варя. — Мы все те же. Просто началась новая жизнь, и вот она будет совсем другой.

Сказала и поняла, что не права. Она ведь не осталось такой же, как год назад. Если бы ей кто-то предложил представить год назад, какой она будет в свой выпускной, то вот такую себя — другую, изменившуюся, прежде всего на этот выпускной пришедшей, да еще и с друзьями, — такую себя она бы точно не увидела. Варя чувствовала, что выросла, в чем-то внешне, но больше всего внутренне.

И остальные изменились тоже. Лиля стала более открытой, вынырнула из бездны знаний и обнаружила, что узнавать людей тоже очень интересно. Нет, она не перестала зарываться в талмуды и стопки толстых книг, но теперь увидеть ее разговаривающей с живыми людьми можно было куда чаще, чем раньше.

Руслан… Варя слегка нахмурилась. Вот с ним ей было сложнее всего. Он, казалось, остался прежним, но и в нем Варя видела изменение. Просто очень трудноуловимое. В Руслане появился стержень, которого не было раньше. Или, возможно, он просто сумел проявиться в правильных обстоятельствах? Так или иначе, но от Руслана веяло спокойной, непоколебимой уверенностью, как в себе, так и в окружающих. А когда он смотрел на Лилю, от него волнами исходила такая теплая и такая мощная нежность, что Варя сама не верила иногда, что Руслан так может. Она смотрела и немного даже завидовала. Но по-хорошему. И была очень-очень рада за этих двоих.

Глеб же… И он изменился за этот год. В целом он остался прежним, и когда ему хотелось, он снова выступал в роли балбеса Астахова, который ни о чем не думает и ни о чем не заботится. Он все также подмигивал девушкам и отпускал комплименты, все также порой выдавал дурацкие шуточки. И вместе с тем… Когда с него слетала эта внешняя шелуха идиота, когда он показывал свою «сложную и глубокую» натуру, он преображался. Возможно, в нем всегда это было, просто поначалу он никому не позволял это увидеть.