Они запустили систему уничтожения, когда включили электропитание. Почему ничего не сработало тогда, когда это место покидали его обитатели? Кто-то раньше времени вырубил электричество? Помешало землетрясение, извержение, сработали предохранители? Или на это и был расчет — кто проникнет сюда, унесет эту тайну в могилу?

«Не теряй своих дураков…» — что зеленый поедатель грибов имел в виду? Не мог же он знать, что всё так и случится?

Розовый воздух ощутимо дрожал. Маска работала. Что же было не так?

Цвета, только что искажённые розовой дымкой, стали простыми и чистыми. Исчезли датакроны, экраны, подрагивающий белый свет. Квай-Гон был в холле корускантского Храма, у поворота к столовой.

Перед ним стоял… в первый момент Квай-Гон подумал, что Прия.

Но нет: просто шинель такая же, старинная серая шинель. Вместо алого и лилового, которые носил проклятущий представитель, у этого были зелёный и жёлтый. «Боевой профиль, член Совета».

И понял, кто перед ним, ещё до того, как магистр-отшельник обернулся, жутковато улыбаясь ярко-алыми губами. Из-под плата и до самой талии вилась чёрная коса, чёрные когти осторожно пытались вытянуть тряпку из щели между стеной и статуей.

— Я хотел спросить, — собственный голос показался чужим; потом Квай-Гон понял, что отчего-то здесь он моложе, намного моложе, совсем ребёнок. — Вам не обидно, мастер-отшельник? Может, это тёмная сторона, но вы же так много можете, а всё равно сидите тут и позволяете гонять вас, как малолетку!

Отшельник рассмеялся, потрепав его по волосам:

— Это не тёмная сторона, это вопрос, который мне задают очень часто, и ответ на который должен знать каждый джедай. Запомни: истинная сила — не в том, что мы можем сделать, она в том, что мы выбираем делать. Или не делать, в моём случае. Тот, кто заботится о мире и не лезет в драку напрасно, часто намного, намного сильнее тех, кто спешит себя показать при каждом удобном случае. Потому что он может себе позволить не сомневаться в своих возможностях, не доказывать себе снова и снова своё право на жизнь…

Разговор был когда-то — давным-давно. Учитель Дуку сказал, почти каждый падаван хоть раз приходил к магистру-отшельнику с этим вопросом и получал тот же самый ответ. Но, наверное, лишь Квай-Гон усомнился в услышанном, пусть и промолчал. Какая же это сила, если тебя побьют?

А отшельник рассмеялся, и вот он уже сидел у себя в каморке, подкручивал колки старенькой китарры, а Квай-Гона будто и не было вовсе.

— Все мы пытаемся исполнять свой долг, и все мы сбиваемся с пути. Ошибка — не смертельно, пока ты успеваешь её осознать и исправить. Даже если зашёл до ужаса далеко, даже если упал до ужаса глубоко, всегда можно повернуть вспять, можно выбраться, можно всё изменить. Надо лишь быть готовым многое отдать — до ужаса многое. Знаешь, как поется:

Когда кончится лето, не грусти обо мне —

Моя песенка спета, я погибну в огне.

Чёрно-белая маска может только сгореть…

— Кстати, мало ли что, вдруг повезёт: ты часом не помнишь, как меня зовут?

— Нет, — сухо ответил Квай-Гон… и снова очутился в Красной Горе.

Дата-кристалл медленно заполнялся. Но ждать больше было нельзя: какие бы данные ни хранились на датакроне, какие бы секреты ни остались в его памяти, выбор был невелик. Или Совет узнает хоть что-то, или всё, что им станет известно, — короткий, скорбный, далекий от правды доклад панторанского клоуна.

Он решительно выдернул дата-кристалл. Датакрон недовольно пискнул и показал ошибку выгрузки данных. Квай-Гон посмотрел на него и быстро вышел из комнаты.

В коридоре розовый яд можно было потрогать руками, и Квай-Гон бросился к выходу. В жизни ему не раз приходилось воздавать должное своему везению и Силе, в этот раз, стоя перед неожиданно возникшей дверью, он возблагодарил и то, и другое: на такой скорости впечататься в металл — удовольствие ниже среднего. Но сейчас, когда газ был повсюду, меч был смертельно опасен.

«План на стене».

В тот момент, когда Квай-Гон уже был готов найти на карте выход, свет мигнул, еще раз мигнул и погас. Фонарик мог сработать как детонатор… либо нет. Квай-Гон рискнул и, с облегчением выдохнув, рассмотрел план. Выход был. Не один — несколько, и Квай-Гон просто содрал со стены карту — так было проще всего.

Он успел пробежать только два коридора, когда послышался знакомый гул: система блокировала верхние ярусы. Газ был слишком легким, но внизу, при недостаточной еще концентрации, существовал шанс на спасение.

Лифты не работали, но рядом были лестницы — тщательно вырубленные в камне, неистертые совершенно, будто по ним никто никогда не ходил. Это место долго и тщательно обустраивали. Небо горело три местных года. Три года сюда прибывали оборудование и припасы, строительство в горе шло гораздо дольше. Так кто это строил? Фалнауты? Всё может быть. Но под чьим руководством?

Где те, кто работал на строительстве? Умерли, были убиты? Поэтому столько боли и страданий в Силе? Но кто ликвидирует тех, кто может выдать какой-то секрет, с такими сложностями?

Квай-Гон считал ярусы. Этот был последним, где-то, чуть впереди, был тот самый центральный вход, который они не смогли отыскать снаружи, и Квай-Гон направился туда, подозревая, что сделал это абсолютно напрасно. Не то чтобы подсказывала Сила — обычная логика: судя по всему, одна за другой отключались все системы, кроме той, которая должна была обеспечить уничтожение.

Несколько рубильников на стене были точно в указанном на карте месте, но ни один из них не сработал. Квай-Гон видел механизмы, опускающие огромную каменную плиту, видел рельсы, ведущие в разные стороны, но…

Рельсы?

Рельсы были на складе наверху, и Квай-Гон еще раз сверился с картой. Одна линия шла от центрального входа до грузового лифта, но вторая на карте обозначена не была. Квай-Гон прошел вдоль нее — она пропадала в темноте, и там могла быть ловушка, но мог быть и выход.

В Силе… рельсов видно, конечно же, не было. Но знакомые потоки, странные, изувеченные, очень слабые, уходили в направлении этой линии. Квай-Гон махнул на рельсы рукой и попробовал еще один запасной выход, поднявшись на ярус выше. Здесь концентрация газа стала почти такой же, как и наверху, а через пару минут стало ясно, что рубильники тоже обесточены.

Как ни печально было сознавать, на этот раз он загнал себя в западню сам. «Смерти нет, есть только Сила», — напомнил себе Квай-Гон, но у него в поясе хранилась слишком важная информация. Можно было действовать по привычке или подумать, как убраться отсюда, потому что в Совете должны были наконец узнать, кто прав, а кто виноват.

Полномочный представитель Прия. У которого под самым носом… Квай-Гон понял, что у него застряла мысль про справедливое возмездие. Для того, чтобы оно свершилось, нужно было выбраться.

Он спустился вниз, выкинув уже бесполезную карту. Сознание опять помутилось, но хотя бы больше не случалось видений — сейчас они были особенно неуместны. Рельсы вели в темноту, темнота становилась всё гуще, и Квай-Гон не знал, преследует ли его ядовитый розовый дым.

Он понял, что что-то изменилось, когда звук шагов стал отдаваться гулким эхом, как в тоннеле, а потом под ногами плеснула вода. Еще раз пересилив себя, Квай-Гон включил фонарик, осмотрелся — он действительно оказался в тоннеле, длинном, низком, уходящем в никуда. Впереди, накренившись, стояла грузовая вагонетка. Насколько хватало луча фонарика, он видел только застоявшуюся воду и свисающие провода, и тому, что база обесточена, оставалось только радоваться.

Квай-Гон пошел вдоль рельсов, сосредоточившись на том, чтобы не наткнуться в темноте на препятствие. В свете фонарика не было видно розового дыма, но не стоило полагаться на зрение. Какой должна была стать концентрация газа в горе, было неясно, как неясно и то, выдержит ли взрыв этот тоннель. На всякий случай Квай-Гон смотрел, нет ли где-нибудь аварийного выхода, но за четверть часа пути не попалось ничего, похожего на дверь или шлюз.