Такая атмосфера у многих ассоциируется с какими-то невероятно романтическими, семейными и интимными вечерами - только глинтвейна и камина не хватает.

Олег так и продолжал сидеть за столом, как и пару минут назад также непоколебимо наблюдая за тем, как светловолосая девушка вылетела из ванной, чуть не врезалась в него, сидящего за столом и оказалась на балконе, почти настежь раскрывая окно, а следом аккуратной кистью, выгнутой в форме шеи цапли, нащупала на высоком шкафу пачку сигарет.

К молочному туману добавились ещё и мелкие клубки белого и едкого дыма. Она ненавидела его, но по долгу жизни - не могла в такие минуты жить без той горечи, что своим крепким паром раздирала легкие. Это помогало ей хоть немного отвлечься от того бардака, творящегося на ее душе, и немного успокоиться.

И он также молчал. Пристально наблюдал за каждой затяжкой, за мурашками, покрывающими голую шею, за краснейшими от холода костяшками пальцев. Как бы он этого не хотел - она даже тогда казалась мужскому глазу прекрасной. Брагин не смел трогать ее, отвлекать, пугать и читать морали. Это было куда-ниже его методов.

Как только пачка отправилась на своё законное место, обрисованное тонким слоем пыли, бычок прыгнул за парапет, а окно с шумом закрылось, заставляя девушку выбраться из холодной комнаты, мужской взгляд встретился с бледным и одновременно красным от мороза лицом. В нем не было ни призрения, ни отвержения и, тем более, унижения : он , всего-то, пристально смотрел в её глаза. Пытался проникнуть в душу, хотя за столько лет изучил ее внутренности наизусть.

В воздухе повисла немая пауза, с каждой секундой все сильнее накаляя атмосферу. Аромат табака уже был слышен около стола, что прекрасно ощущал Олег, а она, пытаясь сбежать от этого молчания, медленно потянулась к плите, переворачивая записку, лежащую рядом, текстом вверх. Глаза быстро пробежали по строчкам, а от прочитанного на лице,усыпанном мелкими и незаметными морщинками, невольно появилась улыбка.

Тёплые руки невольно легли на холодный шёлк, промерзший на балконе, где он грозно отстаивал тепло всего своего содержимого. Не курил он сам уже давно; даже так, единично, после тяжёлых операций не затягивал любимую сигарету, но сегодня, день необычного поведения слишком быстро перешёл в вечер, а тот уже медленнее и гуще стал перетекать в ночь. Ему хватило тех секунд прочесть текст письма, пока Марина своей ладонью не закрыла его, в этот же миг переворачивая.

-Ты будешь есть?-хрипло произнесла она, а каждый слог разносил вокруг неё лишь большее облако неприятного запаха, от чего в один момент самой себе начало становиться дурно.

-Это был не вопрос,-голос Брагина раздался из-за спины, а она в тот же момент была облеплена мурашками. Как ей нравился этот тембр. Боги, даже боги не имеют такого шикарного голоса. Он точно оттуда, только не известно, за что сейчас он стоит позади и уж чересчур больно прижимает свои ладони к моему животу. Уже чертовым спазмом начало сводить диафрагму, и дышать стало куда тяжелее, чем даже мгновенье назад, даже в облаке сигаретного дыма.

Уже в сладком бреду от гипертоники его присутствия поблизости, женское тело было усажено за стол, а вскоре перед ней появилась тарелка, почти до краев наполненная ароматным и горячим борщом с нежным облаком сметаны по центру и перемещающимися вокруг него, как планеты вокруг солнца, кусочками картофеля и капусты. Звякнула где-то неподалёку о стекло столешницы ложка , и так же замерла в нескольких дюймах от края стола. Олег сел прямо напротив, складывая руки на груди,и наблюдал за начинающимся помутнением бабского рассудка.

Так в полной тишине они просидели ещё несколько минут. Потом ещё немного, и ещё пару, пока содержимое тарелки не остыло совсем, несмотря на испепеляющий ее взгляд. Брагин молчал : даже дышать стал тише; сволочью какой же надо быть чтобы так сексуально дышать.

Порядок в мозгах наконец вернул Марину из каких-то невнятностей обратно сюда, на кухню квартиры, в которой почти не горел свет, в которой приятно пахло новогодними свечами и мандаринами, но все эти запахи наконец были в одном букете с редким, едва уловимым ароматом мужчины.

Семейные женщины, как бы то не звучало странно, даже пахнут по-особенному. Нет, это не дорогой парфюм, или запах вчерашнего ужина и детской присыпки. От них, по-настоящему любящих и любимых, улетучиваются нотки терпкого счастья, домашнего уюта и уверенности. Кажется, в этот вечер и такого неуловимого вкуса стало в воздухе в тысячи раз больше, и кислил он немного тем парнем, с небритой кожей на лице, и утренним поцелуем взрослой дочки.

Наконец, такой железный взгляд переметнулся на ледяного мужчину, что смотрел ровно в тут точку, где были глаза девушки в прошлое мгновенье. Также как и его дыхание, мягкие стопы бесшумно услали собой узкую дорожку вокруг стола, создавая из ещё более извилистую тропу на ковре своими следами. Ладони, что на этот раз были горячими, но только сильно горчили табаком, на пару секунд повисли в воздухе, после чего совсем мягко обласкали уставшие плечи, а затем и грудь сидевшего впереди мужчины.

Задышал он чаще и тяжелее, что не могло оставить ее равнодушной. Улыбка совсем ясно отпечаталась на ее лице, а нос ласково проскользнул по макушке, покрытой густыми темными вперемешку с седыми волосами. Женщина в это время вдохнула воздух с его волос настолько шумно, что смогла «перекричать» даже пробудившийся котёл, а затем совсем тихо выдохнула.

Мужчина, как довольный кот, заурчал, укладывая свои ладони поверх худощавых рук, крепко сжимая те и оставляя влажный поцелуй прямо на больших пальцах. От такого тепло полилось по ее телу с огромнейшей силой, а к и без тому лепечущим ресницами подкатил избыток влаги.

-Брагин,-протяжно и хрипло просвистели обожженные связки от воздуха, тут же вновь наполнившего легкие.

-Скажи мне пожалуйста, сколько ещё раз мне надо оказаться перед тобой на операционном столе, чтобы проснуться я могла в обнимку не с историями болезни неизвестных людей, а с историями твоих похождений на моем теле? М? Сколько ещё раз мы должны расшибиться об все, что угодно, игнорируя судьбу? Сколько ещё, черт возьми, мы будем с тобой пить вместе и целоваться в закрытой ординаторской, а потом идти спать в разные постели? Сколько, Брагин?

Тихий голос был больше похож на истерику, но пока ее речь по нарастающей соединилась с комом в горле, он успел подняться с места, выпрямляясь и укладывая свои ладони на талию, а когда губы наконец перестали шевелиться, женская спина уперлась лопатками в кирпичную кладку стены, изломы которой больно давили кожу, а губы ещё раз, неизвестно в который, начали сливаться в одно единое целое.

-Нисколько,-забирая остаток кислорода своими губами, произнёс Олег. Его ладонь висела немного ниже щеки Марины, а та ещё сильнее хватала губами воздух, но их уголки уже смотрели вверх, как и глаза, которые уже были совсем светлы.

-Я уже не надеялся, что когда-нибудь скажу это, но… по инструкции в ночь после инфаркта и обморожения я не должен был тебя реанимировать, никто не должен был этого делать. Скорая ещё в машине констатировала смерть. Понимаешь к чему я?.. К чертям все, все эти инструкции… Я без тебя жить не могу, Марин, не могу уже никак.

И лопатки с новой силой начали пытаться сопротивляться крепкому камню, но сдаваться ни они, ни она не собирались. Тихий и протяжный стон от пронизывающей все ее тело боли, изворотливо вырвался из сцепленных губ, а вместе с этим входная дверь открылась ключом снаружи.

========== Часть 18 ==========

-Кхм,- где-то в глубине длинного коридора появился темный силуэт человека, который только что находился в дверном проеме парадной. Вопрос, обратили ли они бы внимание на нового гостя, не будь такого «незаметного» покашливания, спорный, но взбудораженное от испуга и стыда лицо Марины быстро одернулось от мужских губ в сторону знакомого голоса. Глаза забегали по сторонам, а даже в темноте девушка узнала родное лицо.