— Это кто у меня тут за полночь гуляет? — строгий шепот сопроводил неожиданный всплеск света у самого лица Река. Он на секунду ослеп, а когда приоткрыл глаза, за сияющим масляным фонарем он все же различил лицо молодой женщины. Облегченно вздохнув, Рек сказал:
— Ну, хоть что-то в этом мире по-прежнему! Тебе все еще доставляет удовольствие развлекаться со мной, как с ребенком.
— Есть немножко! Но только тогда, когда ты мне это сам позволяешь. Здравствуй, Рек.
— Здравствуй, Агнесса. Рад тебя видеть.
Они крепко обнялись. Рек при этом мужественно выдержал прикосновение неслабо нагревшегося фонаря. Женщина же вздрогнула, когда ведерко с мороженым, все еще находящееся в руке магистра, прикоснулось к ее спине и холод стремительно пропитался сквозь одежду.
— Эй, что это у тебя такое холодное?
— А… Это привет от Рея. Просил тебе передать.
— От Рея… — задумчиво протянула Агнесса. — Он еще не забыл меня…
— Такое, как ты, не забывается! Думаю, даже стены Цитадели вздрагивают, когда в ней произносится твое имя. Держи.
— Ну-ка, ну-ка?.. Фисташковое… Как мило с его стороны… А ты молодец, что пришел. Давай-ка я напою тебя чаем. Что-то выглядишь ты неважно. Знаешь, у меня есть малиновое варенье…
Темнота, отступая, высвобождала очертания большой комнаты. Из-под потолка, вздрогнув и проснувшись, выпорхнули ночные бабочки, темные и жесткокрылые. Они дружно, как будто сговорившись, устремились к фонарю в руке Агнессы, завертелись вокруг его стекол. Агнесса отмахнулась от них, и бабочки, на несколько секунд зависнув в воздухе, стайкой исчезли в темноте между перекрытиями.
— Я так и знала, что ты придешь, — призналась Агнесса, когда оба они: и хозяйка, и гость сидели за небольшим деревянным столом у окна, за которым простиралась тьма ночного леса. Они находились в большой столовой, совмещенной с кухней и служащей гостиной. Света, источаемого масляным фонарем, было недостаточно: от вазочек с вареньем и плетеной корзинки с хлебом по столу ползли широкие подрагивающие тени, два человеческих силуэта еще выхватывались ореолом желтоватого свечения, но дальше, к стенам и углам, едва ли можно было различить мелкие предметы. Тени там смешивались с темнотой, в которой все казалось подвижным, только затаившимся в ожидании своего часа: вот люди уйдут, и тогда… За потолочными перекрытиями шуршали жесткими крыльями растревоженные бабочки.
— Я тебя ждала, — повторила Агнесса. Она крутила чайную ложечку на столе, наблюдая за тем, как меняется ее тень. — Но ты мог бы придти и раньше. Тебе не стоит оставаться в одиночестве в таком состоянии.
Рек опустил глаза.
— Ты, как всегда, прямолинейна. И, как всегда, права. Мне нужен приют у тебя. Дня на два, не больше…
— Ну, это как получится.
— На более длительный срок не получится. В Цитадели новенький. Я должен присмотреть за ним.
— Твой?
— Да.
Они замолчали. Рек был рад, что Агнессе ничего не надо объяснять: она и так все понимала. Впрочем, он тоже хорошо понимал ее. Они же были выросшими вместе братом и сестрой с разницей всего в два года. Сейчас, в смешении неверного света и теней, было видно, как Рек и Агнесса похожи. Черты бронзовых лиц, плечи, руки, даже манера сидеть за столом — они казались отражениями друг друга. Обычно это не бросалось в глаза, потому что характеры у них были очень разными. Агнесса была всегда бодрой, стремительной, хозяйская жилка так и пульсировала в ней: она ни минуту не смогла бы усидеть на месте. Цепким взглядом Агнесса привычно замечала все вокруг и все вокруг контролировала, беспрестанно отдавая приказания и ухитряясь не забывать, что и кому говорит. Рек же двигался мало и редко, на мир смотрел отстраненно, будто бы не понимая, что это и зачем это все нужно. Но все эти различия исчезали в минуты, когда они оставались наедине. В ней все еще было больше прагматичной проницательности, а он глубже и сильнее переживал то, что, возможно, для кого-то не стоило внимания. Но это не мешало им ощущать свою связь. Эта связь никогда не обрывалась, даже если они расставались надолго или находились друг от друга далеко. Ни Рек, ни Агнесса не знали ничего крепче.
Наконец Рек решился. Переведя дыхание, он сказал:
— Вообще-то, у меня есть к тебе дело, Агнесса. Скажи, ты когда-нибудь подменяла людям воспоминания?..
Глава 11. Ученик Джен
Джену в Цитадели нравилось. Еда была отличная, учеба интересная, хотя многие вещи давались не так-то просто: раньше Джен интересовался магией только из любопытства и не думал, что когда-нибудь всерьез этому учиться. Класс, в котором он оказался, был самым младшим. Кроме Джена в нем было еще мальчишек двадцать примерно одного возраста. Джен быстро поладил с ними, но жил он пока один, хотя его поселили в угловой комнате, рассчитанной на двух учеников. Через пару дней к нему зашел магистр Рек, чтобы убедиться, что Джен хорошо устроился. Для Джена это было неожиданностью, но потом он понял, что магистр в общем-то был добрым, отзывчивым, хотя и очень замкнутым человеком. В последующие месяцы он ненавязчиво присматривал за Дженом.
Занятия начинались с утра. Около полудня наступал обеденный перерыв, и это была, пожалуй, единственная возможность увидеть всех учеников Цитадели. Старшеклассники, забавно-серьезные, держащиеся обособленно, приходили, обычно немного опаздывая. Они носили другую форму, занимались в корпусах где-то на периферии огромной территории Цитадели и без особой надобности не приходили к центральному зданию. Младшие ученики не часто ходили туда. У них были собственные спортплощадки, места для отдыха и развлечений.
После обеда тоже были занятия; вечер, как правило, оставался свободен. Можно было заниматься, чем угодно: гулять, отдыхать, развлекаться… Кто-то самостоятельно занимался по книгам (учителя поощряли это и часто помогали), кто-то посещал кружки, которые вели старшие ученики Цитадели. Кто-то проводил время у вечерних костров, общаясь с друзьями. В Цитадели было спокойно и по-своему уютно. Единственным минусом был странный запрет: ученики младшего класса не могли съездить домой даже на пару дней. Переписка не запрещалась, и Джен писал письма родителями и брату и регулярно получал на них ответы. Но покидать Цитадель пока было нельзя.
Правда, было исключение. Среди учеников Цитадели была очень популярна небезопасная, но притягательная забава: полеты на небольших дельтапланах. Видимо, когда-то давно это было просто увлечением, но однажды оно приобрело тотальный размах — летали на этих приспособлениях, между собой называемых «крыльями», все. Так что в какой-то момент магистрат Цитадели решил взять это увлечение под контроль, и теперь несколько дней в неделю ученики спускались в обширную долину, где под присмотром старших можно было летать вволю и даже учиться определенным трюкам. Джен быстро научился пользоваться крылом и, хотя и не летал лучше остальных, держался в воздухе уверенно. А вот один парень из его класса летал просто виртуозно. Звали его Эрик.
Эрика привел магистр Лукиан спустя полтора месяца после того, как в Цитадели появился Джен. Эрик был на пару лет старше Джена, крепки, хорошо сложенный, смуглый и черноволосый. На верхней губе слева у него виднелся шрам от плохо зашитой раны, а в левом ухе было две серебряных сережки в форме колец. Эрика поселили к Джену, и тот его поначалу побаивался: Эрик был грубоватым, и взгляд у него был с прищуром, быстрый, злой и затравленный. О себе он ничего не рассказывал, только ухмылялся и отшучивался. Но прошло несколько дней, Джен пообвыкся, Эрик успокоился, и они сдружились. Магия давалась Эрику удивительно легко, ответы к некоторым заданиям он называл, даже не размышляя над ними. Но настоящей его страстью стали полеты на крыле. Едва оказавшись на склоне, ведущем в долину, он бросался в воздух и возвращался на землю последним, когда уже пора было уходить. Ни догнать его, ни вернуть раньше этого было попросту невозможно. Джен подолгу с непроходящим восхищением наблюдал за ним. Однажды Эрик это заметил — и дружба между ними стала крепче. А через пару месяцев случилось одно происшествие. Ничего странного не произошло. Просто Цитадель покинул один ученик из младшего класса.
