– Он выжигает все вокруг себя! Он оставляет после себя мертвое пространство.

И вдруг заплакала. Отец к ней бросился, успокаивая. И я, конечно, тоже. Не могу видеть, как мама плачет. Мне самому от этого плакать хочется, как маленькому. А мама вцепилась в меня, прижала к себе и только повторяла: «Мне страшно, мне страшно». Еле успокоили. Я уж и сам не рад был, что разговор этот начал и о Соседе упомянул. Больше я так не делал.

Тем более что родители неправы были. Никто бабку Клеопатру никуда не сплавлял, ни в какую богадельню или хоспис. Я это точно знаю, потому что она перед переездом попросила меня немного помочь ей со сборами. У нее же вся квартира была антиквариатом забита, всякие вазы да статуэтки стояли даже там, где их никто разглядеть не мог, вот я и доставал. Бабка Клеопатра все время что-то говорила по своему обыкновению, я особо не вслушивался, но одну фразу запомнил, потому что она ее три раза повторила, слово в слово. «Я рада, что в санаторий переезжаю. Там и уход, и общество приличное, много знакомых, нам будет, о чем поговорить». Я помню, тогда еще усмехнулся про себя: диагноз! Но потом сообразил, что не диагноз, это она мне для надежности в голову вбивала, чтобы я родителям передал. Я, конечно, передал, мне не трудно. И родители восприняли эту информацию с пониманием: неправильно в ее возрасте одной, мало ли что, а там врачи и медсестры всегда под боком, и пообщаться есть с кем, не в четырех стенах одной сидеть. А теперь вдруг взъелись. Но ничего же не изменилось! Их не поймешь.

Так мы и жили с Соседом как на разных планетах, но в последнюю неделю, в его последнюю неделю все вдруг резко изменилось. Я утром в понедельник сдал последний экзамен, родители, правда, об этом не знали, думали, у меня еще один остался, в пятницу. Но я по нему автомат получил, а им не сказал, даже нарочно зачетку дома забыл, на маму иногда и даже не иногда находит, вдруг начинает в рюкзаке моем рыться, все проверять. Еще поныл немножко, что вот-де консультации назначили, целых две, которые не пропустить, придется теперь в Москве торчать, а не готовиться к экзамену в поместье, как все нормальные люди.

Я шел домой, строя планы на всю неделю, неделю абсолютной свободы, которая должна была закончиться тусой по поводу моего дня рождения. Моего первого настоящего дня рождения, потому что все предшествующие не в счет. Их просто не было. В нашей семье это был день поминовения, или поминания, никак не могу запомнить, сестры моей Юлии, которая в этот единственный день выходила из небытия и заслоняла для родителей свет их очей, то есть меня. Этот день был посвящен только ей, кладбище, церковь, слезы и все такое прочее, а для меня, естественно, ничего, никаких детских праздников или хотя бы торта со свечками. Подарки, правда, были, но не в этот день, и поэтому ощущения праздника не возникало.

Но в этом году я твердо настоял на своем. Несмотря ни на что. У Юлечки круглая дата! Ну так и у меня круглая дата. Мама даже всплакнула, но я это проигнорировал. Я мамины слезы хорошо разбираю. Когда ей плохо – это одно, а когда она хочет от меня чего-то добиться – это другое. Если честно, уперся я не из-за дня рождения. Потусить с друзьями можно было в любой другой день, я ж теперь сам себе хозяин. Но родители наотрез отказались купить мне машину. Хоть бы для виду сказали, что там денег нет или еще что-нибудь такое же объективное, так ведь нет! То есть деньги-то как раз есть, разумных причин для отказа нет. Стеной встали. Вот я и решил их немного наказать и поддавить, вдруг одумаются. Хотя вряд ли.

Не то чтобы машина была мне так уж нужна. В университет мне удобнее на метро ездить, в поместье, конечно, удобнее на машине, но на электричке быстрее, у меня на этот счет богатая статистика имеется. Я еще с первых классов стал записывать время в пути, когда мы с отцом на машине в поместье ездили, он все посмеивался надо мной, но потом, летом после десятого класса, я все эти данные обработал и представил ему в виде таблиц и графиков с раскладкой по времени суток, дням недели и месяцам, со средними значениями и стандартными отклонениями. Отец тогда уважительно посмотрел на меня, едва ли не первый раз в жизни уважительно, так что не зря горбатился. Но мне же не только его уважение нужно. У всех пацанов уже колеса есть, один я как лох на метро езжу. Они делают вид, что не замечают, но я же чувствую… Опять же девушки, вернее, одна… Но это к делу не относится.

Выхожу из лифта на нашем этаже и нос к носу сталкиваюсь с Соседом. Посторонился, уступая ему дорогу, но он не поспешил войти в лифт, а ступил в ту же сторону, что и я, и остановился, вроде как в растерянности. Я тоже остановился, это лучшая тактика, когда два человека разойтись не могут.

– Привет, Роман, – сказал Сосед.

– Здравствуйте, – отвечаю и рукой на открытую дверь лифта показываю, – проходите, пожалуйста.

Сосед посмотрел на меня каким-то ошалелым взглядом, видно, добил я его своим «пожалуйста». Но не с места не сдвинулся. И говорит:

– Слышал, день рождения у тебя скоро.

Я удивился: он кого он мог это слышать? Но демонстративно вежливо отвечаю:

– Да, через три дня, спасибо.

– И сколько исполняется?

– Сколько есть, все мои, – показываю, что разговор начинает мне надоедать, но по-прежнему с маской «воспитанного мальчика», она мне лучше всего удается.

– Понятно, восемнадцать, – кивает Сосед.

– Двадцать! – не сдержался я.

Сосед надолго завис. Потом как-то сдавленно сказал:

– Хорошая дата, круглая, – видно, ничего более банального не придумал.

Потом вдруг оживился.

– И чего же вы, Роман э-э-э…

– Александрович, – подсказал я.

– Ну конечно же, Александрович! И чего же вы, Роман Александрович, хотите в преддверии этой славной даты? Как все: власти, славы, денег, женщин? Или мечтаете облагодетельствовать человечество, которое в виде награды преподнесет вам на блюдечке все вышеозначенное? Я не это имею в виду. Я говорю о мечте более приземленной и конкретной, о подарке к дню рождения. Итак, о чем мечтаем, чего хотим?

– Скутер, – ответил я.

О том, почему я произнес именно это слово, можно, наверно, написать диссертацию по психологии. Сам не знаю. Возможно, в скутер сублимировалось мое желание получить машину. Или вспомнилось сегодняшнее васькино хвастовство, что он купил новый скутер, он еще приглашал всех на дачу после окончания сессии, чтобы покататься. Но скорее всего, я произнес первое пришедшее на ум слово, просто, чтобы Сосед наконец отвязался.

– Мог бы и сам догадаться! – воскликнул Сосед. – О чем еще может мечтать молодой продвинутый человек, как не о скутере. Это мы организуем.

– Деда Мороза изображаете? – спросил я.

– Угу, на меня иногда накатывает, – на полном серьезе отвечает Сосед. – Хорошо, что редко, а то бы вконец разорился. Ну что, готов ехать?

Намечалось что-то прикольное. Я согласился.

– Вот только рюкзак домой заброшу, – говорю.

– Хорошо, я тебя в машине подожду, – ответил Сосед, нажал кнопку лифта, вошел в открывшуюся дверь и поехал вниз.

Так, первый тест он прошел. Дверь в нашу квартиру я при нем ни за что бы не стал открывать. Я быстро собрался и спустился вниз. Машина стояла у подъезда, Сосед изнутри открыл дверь и я сел на переднее пассажирское место, рядом с ним. Тронулись.

– Тебя разве в детстве не учили, что нельзя с незнакомыми дядьками в машины садиться? – спросил он.

– Учили, конечно, – отвечаю. – Я для страховки разослал всем друзьям эсэмэски, что уехал кататься с соседом, на черном пятисотом мерседесе, госномер г049вв49.

Никаких сообщений я, конечно, не посылал, пацаны же потом не отстанут, но пусть знает.

– Номер только что срисовал?

– Нет, как только вы в доме поселились. У меня же отец из ГРУ, мы так с ним в детстве играли, номера машин, количество ступенек и тому подобное для развития памяти и наблюдательности.

– ГРУ! Как я мог забыть! – воскликнул он. – Доставал, наверно, этими играми?