Генрих Эрлих
Главный подозреваемый
© Генрих Эрлих, 2019
Пролог
Это было не идеальное преступление. Человеку, спланировавшему и осуществившему его, удавались придумки потоньше и получше. Дело была сшито местами грубо, но крепко, с большим запасом прочности. Роковые накладки и непредвиденные случайности, погубившие столько «идеальных» преступлений и не преминувшие случиться и на этот раз, нисколько не повредили делу, а, наоборот, пошли ему только на пользу. Рассчитанное с точностью до минуты, учитывавшее все обстоятельства времени и места, перемещение всех возможных действующих лиц, оно тем не менее допускало несколько вариантов развития события и даже позволяло соскочить вплоть до последнего решающего мгновения. Соскочить без всякого ущерба и подозрений, чтобы повторить попытку через несколько дней, когда вновь сложатся необходимые условия.
Но обо всем по порядку. Сухим языком протокола, без домыслов и предположений, только факты, подтвержденные данными технической экспертизы или показаниями незаинтересованных свидетелей.
Итак, жертва… О жертве не беспокойтесь, она появится в нужный момент, рассказы же о ней будут тянутся до самого конца книги, еще и надоедят. О всех других персонажах, так или иначе участвовавших в этом деле, мы расскажем по мере их появления на сцене и тогда, когда они по классическим законам жанра соберутся все вместе в одном месте. Расскажем все, ФИО, год и место рождения, антропометрические данные, краткую биографию, где состояли и в чем участвовали, род основной деятельности, как они сами его представляли, а также хобби, явные и тайные увлечения, грехи и грешки, опять же явные и тайные, вредные привычки, простительные и непростительные слабости, в общем, все, за исключением благородных порывов души, обычно широко декларируемых, но, увы, никогда не имеющих независимых подтверждений.
А вот о месте преступления расскажем сразу и подробно, потому что оно в разработанном плане играло первостепенную роль. После намеченной жертвы, естественно.
Это был старый, 1911 года постройки дом в узком коротком переулке, примыкавшем к Мясницкой улице в Москве. Дом из тех, что называли доходными, добротный, шестиэтажный, с огромными квартирами, в которых жили преуспевающие врачи, адвокаты и биржевые спекулянты. Квартиры располагались по две на каждом этаже, по обе стороны от широкой мраморной лестницы, в проеме которой в 1913 году по случаю ожидаемого визита Рахманинова подняли на лебедках концертный рояль. Сейчас от прежней роскоши остались только обширный полутемный вестибюль внизу, четырехметровые потолки, лепнина на некоторых этажах, широкие и высокие двери, свободно открывающиеся на лестничные клетки, и окна почти во всю ширину лестницы. Лифт, бывший когда-то тоже приметой роскоши, превратился с годами в двухместный гроб, со страшным скрипом двигавшийся в рукаве из металлической сетки, забитой грязью и пухом.
Дом был одноподъездным, но с двумя черными лестницами для прислуги, шедшими по краям дома. Так что в 1919 году его легко трансформировали в трехподъездный, разгородив некогда огромные квартиры. Разгородив не поровну. Центральный подъезд так и остался главным, с прямым выходом на улицу и со стометровыми квартирами. Два других подъезда имели выход во двор и квартиры размером чуть больше бывшей господской кухни.
Дом плотно примыкал к соседям слева и справа, так что во внутренний двор вела арка на стыке домов, справа от главного подъезда.
На момент описываемых событий дом был малонаселенным. Кто-то явно вознамерился вернуть дому его прежнее величие и доходность. Жильцам настоятельно предлагали улучшить жилищные условия, переехав из тесных квартирок в шумном и задымленном центре в царские хоромы в экологически чистом Южном Бутово. В центральном подъезде такие аргументы не действовали, но в двух боковых остался лишь один кремень, проживавший на пятом этаже в правом подъезде. Освободившиеся квартиры пока простаивали, в них не делали ремонта, да и риелторы с потенциальными клиентами не появлялись.
Жильцов центрального подъезда проредило летнее время, так что занятыми были обе квартиры на верхнем этаже да по одной на каждом из следующих. Квартира № 12 на верхнем этаже, где, собственно, и произошло главное событие, отличалась от всех остальных. Ее владелец исхитрился купить квартиру в соседнем подъезде, на том же этаже и восстановил старую квартиру во всем ее немереном метраже. Сохранил он и старый дизайн квартиры с двумя входами. Зачем он это сделал, доподлинно неизвестно.
Прочие жильцы только сокрушенно качали головами, глядя на такую оборотистость – как же мы сами-то недотумкали? И прикидывали, как бы потактичнее выяснить у удачливого соседа, кому и сколько он отвалил за разрешение снести перегородку между квартирами. Докладываем: пятьдесят тысяч долларов начальнику строительного департамента муниципального округа плюс обязательство обустроить детскую площадку во дворе, совершенно бесполезную.
Куда большее возмущение и протесты вызывало возведение мансардового этажа по всей длине дома. Связано это было не столько с естественными неудобствами строительства в жилом доме, которых оказалось на удивление мало, сколько с личностью будущего владельца – кавказца, дагестанца, если быть совсем точным, а не чеченца, как гласила молва. К слову сказать, ему разрешение на строительство обошлось уже в двести тысяч, как из-за национальной принадлежности, так и из-за того, что заносить пришлось в мэрию. К конверту прилагалось обязательство отремонтировать фасад со стороны двора, что было делом несомненно благим и назревшим еще десять лет назад, когда большой кусок отвалившейся штукатурки едва не зашиб пенсионерку, дышавшую свежим воздухом на дворовой скамейке.
Если место преступления было определено однозначно, то время его совершения допускало, как уже было сказано, варианты. Впрочем, все указывает на то, что это время – около восьми часов вечера – тоже было строго задано, в отличие от дня недели. Преступник выбрал пятницу, тринадцатое июня не из-за склонности к черному юмору, а просто потому, что это были длинные выходные в связи с непонятным, непривычным, но все же государственным праздником. Москвичи сбежали от празднеств на дачи, гости столицы отсутствовали по причине закрытия всех привлекательных для них мест, от магазинов до музеев, прочие же приезжие и гастарбайтеры предпочитали сидеть по домам из-за повышенной активности милиции. Москва была пуста и тиха, ничто не мешало насладиться срежиссированным спектаклем, ни его участникам, ни зрителям, вольным или невольным, ничья случайно возникшая фигура не заслоняла обзора, ничей случайный возглас не заглушал звук. Даже изрядно надоевший дождь и тот прекратился как по заказу. Или по прогнозу, что еще более удивительно.
* * *
Итак, что же произошло 13 июня 2003 года, в пятницу, в самом центре Москвы? Свидетельств о событиях того рокового вечера было собрано множество, даже с избытком, которого с лихвой хватило бы на несколько дел. Местонахождение, передвижения и прочие действия всех персонажей этой истории, включая произнесенные ими слова, установлены с чрезвычайной точностью за исключением очень коротких промежутков времени, в течение которых они, впрочем, никак не могли совершить преступления.
Начнем с самого беспристрастного и точного свидетельства – с записи камеры наружного наблюдения банка «Азовский», располагавшего в здании точно напротив места событий. Даже двух камер, позволявших просматривать весь переулок, от начала до конца. Установлены они были открыто, и нет ни малейших сомнений, что преступник учел их наличие в своем плане.
Долго время картинка казалась застывшей и позволяла разве что разглядеть в деталях главный подъезд дома, три ступени, ведущие к утопленным в фасаде высоким двухстворчатым дверям, да свежий листок, приклеенный скотчем к дверям, с надписью наискосок «Домофон не работает».