Олег прекрасно изучил бабушкины интонации. Он понял, что, во-первых, стул надо принести быстро, желательно бегом, во-вторых, что «стул» – это не табуретка с кухни, не продавленные стулья из родительской комнаты, это «венский» стул из бабушкиной комнаты, и, в-третьих, что стул необходим один, молодому человеку присесть не предлагалось. Олег обернулся в одно мгновение и почтительно пододвинул стул Марии Александровне. Та, благодарно кивнув, села и расправила юбку на коленях.

– Да вы не волнуйтесь, бабушка, – впервые подал голос Владимир, который до этого стоял рядом с Олегом, смотря в окно, как будто всё происходящее в комнате не имело к нему никакого отношения, – я тут долго не задержусь.

– Ведьма с Лысой Горы тебе бабушка, – обрезала его Анна Ивановна, которую возмутило даже не обращение, а общий тон, улыбочка молодого человека и легкая картавость, которую в другое время и при других обстоятельствах сочли бы очаровательной, но в данный момент восприняли нарочитой и пренебрежительной.

– Весьма вероятно, – без всякой обиды поспешил согласиться с ней Владимир, – в любом случае место происхождения моих предков вы изволили угадать совершенно точно[2], – с улыбкой добавил он и опять повернулся лицом к окну. Тут он будто впервые заметил Олега, сунул ему руку, представляясь: «Владимир», – и добавил, не особо понижая голос: «Крута бабка!»

Анна Ивановна несколько опешила от такой наглости и не сразу нашлась с ответом. Мария Александровна, жестом приказав сыну «навеки замолчать», примирительно сказала.

– Действительно ненадолго, Анна Ивановна, вы посмотрите, вот и в ордере написано – сроком на один год, и прописка временная.

– Ещё и прописывать его на моей жилплощади! – возмущённо воскликнула Анна Ивановна, но больше для формы, она, конечно, с первого взгляда на ордер ухватила все ключевые слова.

– Вы же понимаете, что без прописки никак нельзя, – всё так же спокойно сказала Мария Александровна.

– А почему это у него никакой прописки в Самаре нет? – подозрительно спросила Анна Ивановна.

– Мы сами из Свердловска, – приступила к изложению легенды Мария Александровна.

– Из Екатеринбурга… – протянула Анна Ивановна и вновь, как давеча, бросила внимательный взгляд на собеседницу.

– Володя окончил первый курс университета, но немного приболел, ничего серьёзного, не волнуйтесь, но врачи рекомендовали взять академический отпуск, а ещё лучше, переехать в город с более здоровым климатом. Вот мы и выбрали Куйбышев. Володя пока останется здесь, а я займусь обменом квартиры и переездом. Дело хлопотное и нескорое, но за полгода надеюсь управиться. Как переберусь, так Володя сразу и съедет, он это и имел в виду, когда говорил, что долго не задержится. И уверяю вас, что после этого у вас с комнатой не будет никаких проблем, – последнюю фразу Мария Александровна произнесла с явным нажимом.

– И по какой специальности сынок идет? – продолжила расспросы Анна Ивановна.

– По юридической части.

– По юридической! – с презрением и даже ненавистью сказала Анна Ивановна и, повернув голову в сторону Владимира, с издёвкой спросила. – В судьи метите, молодой человек, или в прокуроры, в новые Вышинские? – она по каким-то только ей известным признакам догадалась, что с этими людьми можно не выбирать выражения.

– Володя хочет стать адвокатом, – поспешила ответить за сына Мария Александровна.

– Адвокатом!.. – с еще большим презрением воскликнула Анна Ивановна. – Того хлеще! Это в старину их продажной совестью называли, а теперь и этого не скажешь – продавать нечего.

– Спешу с вами согласиться, глубокоуважаемая Анна Ивановна, – с любезной улыбкой сказал Владимир, – совесть мы изжили как ненужный буржуазный пережиток ещё на стадии полной и окончательной победы социализма в одной отдельно взятой стране. Но осмелюсь заметить, что незнание законов не освобождает от ответственности за их нарушение, поэтому законы полезно знать, на всякий случай. Кроме того, на юридическом имеется достаточно обширный общий курс, а римское право – оно и в Совдепии римское право.

Вновь Анна Ивановна не нашлась с ответом, Мария Александровна лишь укоризненно покачала головой, а Олег застыл с открытым ртом – он первый раз в жизни слышал подобную крамолу.

– И ещё мне кажется, достопочтенная Анна Ивановна, что мы с вами уживёмся, – прервал Владимир затянувшуюся паузу.

– Уживаться придется вам, молодой человек, со мной, а не нам с вами, – Анна Ивановна бурно задышала.

– Как скажете, высокочтимая Анна Ивановна, как скажете, – ответил Владимир с лёгким поклоном.

Мария Александровна, чутко уловив, что Буклиева сдалась, поспешила перевести разговор на детали завтрашнего переезда сына и тонкости внутриквартирных отношений. Олег незаметно вышмыгнул из комнаты, а Владимир присел на корточки рядом с девочкой и стал с искренним интересом наблюдать за её попытками.

– Тебя как зовут? – спросил он, когда девочка в очередной раз перевернула пирамидку и стряхнула диски со штыря.

– Ануска, – ответила девочка, поднимая глаза, – а тебя?

– Меня зовут дядя Володя, – серьёзно сказал Владимир. – Пирамидку собираешь?

– Колёсики собилаю, – поправила его Аннушка.

– Не получается?

– Плёхо, – ответила девочка, вздохнув как-то по-взрослому, по-женски.

– А ты чёрное колёсико возьми, – посоветовал Владимир.

– Цойное не класивое! – воскликнула девочка.

– А красное красивое? – спросил Владимир и в его голосе неожиданно прозвучала злая нотка.

– Класное класивое! – ещё громче крикнула Аннушка.

– Без чёрного не получится. Без чёрного никак нельзя.

– Заль, – с тем же вздохом ответила девочка и опустила голову, вернувшись к своей бесконечной игре.

Вскоре Ульяшины попрощались и направились к выходу.

– Чего только не узнаешь, – задумчиво протянула Анна Ивановна, глядя им вслед, – и климат, оказывается, в Екатеринбурге плохой, и на юристов в Самаре обучают. Лучше ничего не выяснять и тем более не хлопотать, от греха подальше, от этой семейки подальше.

Относительно «семейки» Анна Ивановна была абсолютно права. В жизни семейства Буклиевых хватало всяких драм и неожиданных поворотов, о чём мы, конечно, не преминем рассказать, но всё происшедшее с ними было вполне обыденным для большинства советских семей, которым в составе трёх поколений, пусть несколько прорежённых, удалось дотянуть до 1971 года, с которого мы начали наш рассказ. Таких семей было много, и Олег, который будет постоянно присутствовать в нашем повествовании, был лишь одним из многих, вот только Аннушка мелькнет на небосводе истории яркой звёздочкой.

Ульяшины – совсем другая история. Эта семья уникальна для нашего времени, хотя нельзя сказать, что неповторима – ничто не ново под луной. Да и главный герой, в конце концов, у нас Володя Ульяшин. Он был личностью единственной в своем роде, человеком, на которого и при жизни и долго после смерти сыпались благословения одних и проклятия других. Получается, что зачинать надо с семейства Ульяшиных.

Но, с другой стороны, насытится читатель великосветскими сплетнями и отвергнет обыденность Буклиевых. Получится – после бокала Дом Периньона да редька с уксусом и нерафинированным подсолнечным маслом. Не рекомендую!

Итак, семья Буклиевых… Впрочем, давайте сразу определимся: в этой семье натуральным Буклиевым был только муж Анны Ивановны – Николай Григорьевич Буклиев, второй муж, если быть совсем точным, а вся семья относилась к роду Крюгеров. Это долгая история, и мы её по возможности полностью осветим в настоящей главе, пока же заметим, что до последних лет жизни Анна Ивановна подписывалась фамилией Крюгер-Буклиева, а на её могильном камне было выбито «Крюгер», по паспорту, к немалому удивлению Олега.

Владимир Яковлевич Крюгер, 1885 года рождения, из обрусевших немцев приснопамятной Немецкой колонии на Волге, перебрался в Самару в конце 1918 года. То было время тонкого лавирования между различными противоборствующими силами, попеременно бравшими верх в междоусобной гражданской войне, и Самара представлялась наиболее надёжным местом для устройства, если, конечно, не рассматривать авантюристические варианты эмиграции – в Париж через Стамбул или через ещё относительно открытую Финляндию, или на восток, в Харбин, куда чуть позже устремились массы российской интеллигенции и офицерства, отрезанные от западных путей. Все эти варианты совершено не рассматривались Владимиром Яковлевичем, который искренне считал себя русским человеком, да и профессия его – мостостроитель – была востребована при любых властях, так что о своём будущем он не беспокоился. Тем не менее, он покинул, если не сказать бежал, Петроград, а затем и Москву, в которую перебралось новое правительство и в которой ВЧК в полном соответствии с названием начала чрезвычайно закручивать гайки. В Самаре, находившейся тогда под властью очередного временного правительства, его бег остановился. До окончательного утверждения власти большевиков оставалось еще много месяцев, и у Владимира Яковлевича было множество возможностей перекочевать дальше на восток, в Екатеринбург или Иркутск, но он прочно осел в Самаре. Причина была банальна даже для того судьбоносного времени – любовь.