— Ты просишь меня помочь тебе сбежать? — осуждающе спрашивал криминалист. — Ты совсем что ли сбрендил?

— Пожалуйста, — прослезился Коул. Его нос и глаза покраснели, от чего его лицо стало только красивее. Сердце в груди сжималось, и Джеймсу самому захотелось всплакнуть. — Я хочу жить… — Голос настолько мелодично и жалостливо молил о помощи, что мужчине не оставалось выбора. Он начиркал что-то на бумажке, а затем незаметно показал её юноше. «3к. Бочок».

— Даже не думай мне давить на жалость! Я криминалист, а не психолог!

И с этими словами Джеймс покинул камеры.

Коул нервно сел на скамейку, и сжал свои руки в замок. Он напряг мозги, всё пытаясь понять, что означала эта записка, и как это должно было ему помочь. Охранник, что надзирал над ним, постоянно шмыгал носом, и делал вид, будто и вовсе не замечает Коула.

Рассмотрев его поближе, юношу вдруг осенило. За крошечными окнами в решётках уже светало, и его адвокат должен был вот-вот прибыть. На решение «сбегать или нет» у Коула в запасе валялась, лишь пара минут. Он решил бегло взвесить все «за» и «против».

Нет, конечно пацан отчаянно хотел выбраться, но он даже в своих самых смелых мечтах и не надеялся, что его могут спасти. Государственные адвокаты славились своей некомпетентностью по отношениям к делам. Всё из-за их избытка, а также маленькой зарплаты. Только представить себе страшно, какой бардак должен твориться в государственной конторе, где на одного рабочего приходилось по семь, а то и по десять дел за неделю. Очевидно же, что с таким «горе-защитником», Коулу и вовек не видать оправдания.

С другой стороны, сбегать тоже не выход. Придётся приобретать новые документы, ехать из Вирджинии чёрт знает куда. И всё ради того, чтобы его не нагнало прошлое.

А может… а может пойти на сделку? Признаться, копам во всём, рассказать всё, что он знает? Хотя нет. ФБР наверняка заберёт себе это дело, и не только не подпишет Коула в защиту свидетелей, так ещё работать под прикрытием заставят.

В камеру по соседству привели одного очень худого мужчину с немытыми волосами и густой щетиной. Он безумно покосился на мальчишку и улыбнулся во весь рот своих гнилых зубов.

— Что, парень, и тебя тоже загребли? — спросил он с северным акцентом.

Коула аж передёрнуло. Живот будто молнией пробило. Этот столь жуткий взгляд мог кого угодно напугать, но его это конкретно ввело в панику.

Решение сбежать было принято со скоростью щелчка пальцев.

— Эй, офицер, — подозвал он надсмотрщика. — Эм… можно мне в туалет? Это очень срочно. Я долго уже терплю…

Мужчина в форме недовольно закатив глаза, подозвал сменщика, вытащил наручники, и заковав Коула, повёл его в туалет. Войдя в этот ад из запаха мужских выделений, парень насчитал третью кабинку от входа, всем своим сердцем надеясь, что не ошибся, и вошёл в неё. Одна рука была напрочь связанна с рукой офицера, так что поле действия сужалось до одной правой. Аккуратно сняв крышку бочка туалета, Коул с облегчением в сердце обнаружил там отсутствие воды, кусачки, и шокер.

Действовать нужно было быстро и тихо. Плюс просчитать фактор случайности, ну или помолиться на удачу. Он взял сначала кусачки, придержал цепь наручников, и освободил свою левую руку. Потом шокер, так как сталь была отличным проводником электричества, и вариант «вырубить сначала охранника» — не разумен.

Дверь кабинки резко отворилась, шокер с характерным тресканьем впился в бочину охранника, тот тихо завопил дрожащим голосом, и тут же рухнул на хрупкие плечи заключённого. Коул едва справляясь, втащил бедолагу внутрь кабинки, и усадив его на сидушку унитаза, начал раздевать.

В армии Коула конечно не готовили, но страх быть пойманным оказался отличным мотиватором. И всего за одну минуту, из заключённого он превратился в одного из офицеров. Оружие правда оставил, лишь кобуру нацепил. А то мало ли этому мужчине потом достанется за побег преступника. Так пусть хотя бы не припишут ещё и потерю табельного.

Оставалось лишь самое трудное — сделать вид, что он тут свой, и незаметно выйти из участка. Коул взглянул на себя в зеркало, в эти полные отчаянием глаза, на эти дрожащие от страха губы, вздохнул поглубже, глотнул воды, и направился к выходу.

Казалось, что все кругом на него смотрят. Это чем-то напоминало старшую школу, где каждый взгляд был оценивающим. Сердце колошматило в груди, но кое-как урегулировав дыхание, буквально сосредоточив на нём всю свою концентрацию, Коул в участке стал казался самым спокойным сотрудником. Ближе к выходу, он ниже надвинул фуражку, мимолётно показал «свой» значок, и вышел за порог на свободу.

Воздух оказался столь пьянящим и ароматным как никогда. Коулу даже почудилось, словно случилось некое волшебство и сирень зацвела прямо в это время года. Но расслабляться было никак нельзя. Он прошёл на автостоянку, опасливо огляделся, и приметив камеры наблюдения, понял, что тут опять нужно думать.

Должно было быть хотя бы одно слепое пятно. Может… за колоннами? Была там одна тачка, стоящая как-то косо. На её лобовухе уже красовалась пара штрафов. Но кого это будет волновать при выборе «спасительной птички»?

***

Позвонив в звонок около двери, Лайла на пару с Генри простояли так ещё пару минут. Внутри этого белого дома, скорее напоминающий кукольный, свет горел только на втором этаже. Идеальный момент для допроса. Пейдж по всем признакам находилась там одна, и она не спешила им открывать. Это вывело Лайлу Фиш из себя, и, наплевав на всё, девица затарабанила по этой двери со всей силы.

Слегка пухленькая носительница светлых золотистых волос тут же им отворила.

— Чего разбушевались? — возмущённо спрашивала она.

— Просто кое-кто по скорости напоминает престарелую улитку, — саркастично язвила Лайла, врываясь внутрь этого «домика Барби». — Присядь-ка, Пейдж, нам предстоит долгий разговор.

— Это вообще-то мне положено вам предлагать присесть… — робко заметила хозяйка дома, затем что-то невнятно пробормотала, и медленно уселась на белый диван гостиной.

Справа на стене горел и потрескивал цифровой камин. Тепла от него, конечно, не исходило, но уюта, зато, как оказалось ничуть не меньше, чем от настоящего. Над ним висел широкоформатный изогнутый телевизор, по которому шла какая-то игра с выключенным звуком. Генри по распоряжению своей шантажистки пошёл на кухню готовить крепкий колумбийский кофе. И оставшись наедине, Лайла тихо спросила:

— Тебе нравится Генри?

— Ч-что? Нет. Конечно же нет, — рассмеявшись отвечала Пейдж. Её лицо впервые за долгое время показало улыбку. В школе из-за убийства Амелии все кругом ходили хмурые, но именно Пейдж казалась подавленнее остальных.

— Где твои родители? Почему они осмелились оставить тебя здесь одну? По городу ведь может разгуливать убийца.

— Отец уехал проверять свой склад, там недавно заработала сингалка. Он должен вернуться где-то через час. Ну, а мама взяла сегодня ночную смену. А что?

— Значит у нас не так много времени, — совсем тихо, почти про себя, сказала гостья. Она глубоко вздохнула, и принялась за «главное блюдо». — Я знаю, что случилось на вечеринке!

— Знаешь? — повторила за ней Пейдж. Тут к ним подошёл Генри и подал им чашки. Лайла взяла свою без особых усилий, а вот хозяйке дома пришлось постараться умерить свои дрожащие пальцы, чтобы не пролить и капли на белый диван.

— Да, Пейдж… Я знаю. Я была там. Я всё видела.

— И… Кто… К-кто убил Амелию? — преодолевая саму себя, Пейдж глотнула кофе, и с решительным взглядом уставилась Лайле в глаза.

— Как кто? Ты Пейдж. Это ты её убила.

Глаза девушки наполнились тревогой, и, хотя кофе в своих руках она ещё контролировала, то бешенное сердцебиение уже нет. Казалось — дело раскрыто, и сейчас эта златовласка во всём признается, но не тут-то было.

— Лайла, так ведь? — предположила она. — Ты пришла потому, что считаешь меня убийцей? Серьёзно? Мы ведь с Амелией дружили с детства.

— Мне плевать что вы там дружили! Как и плевать на то, за что ты зарезала эту сучку…