— Ладно, — устало прошептал я и потянулся.

— Давай просто полежим на диване? — умоляюще предложил он и осторожно лёг на плед.

Какое-то время я не двигался, просто не мог. Сердце бешено колотилось от боли, я опять почувствовал себя никому не нужным, лишним в этом мире, и — возненавидел свою слабость. Тупые мысли, всегда в сложных ситуациях, которые я не знаю, как разрешить, уладить, лезут в голову и мешают нормальной жизни. Не получается адекватно оценивать происходящее, подобрать нужную фразу, которая в одночасье может что-то изменить в лучшую сторону.

— Просто Кирилл был мои другом когда-то. Скверный человек, — с брезгливостью шепнул Артём.

***

I dry my eye, dry my eye.

Falling deeper by the hour.

Dry my eye, dry my eye, dry my eye.

Don’t let me fall deeper now.

Dry my eye.

Don’t you let me go, let me go tonight.

Don’t you let me go, let me go tonight.

Don’t you let me go, let me go tonight [55].

— Я действительно вспылил, — он вдыхал запах моего шампуня для волос, всем телом прижавшись ко мне.

— Знаешь, я… мне так плохо. Часто возникает чувство, что меня никто не понимает, и люди считают ущербным.

— Нет, Марк, это не так.

Мы сплели пальцы, будто став одним целым.

— Родители не могли подарить даже частичку своей любви. Никогда.

— Я. Я буду её дарить. Посмотри на меня.

Я повернул голову, но боялся встретиться с Артёмом глазами, с этими прекрасными глазами цвета турмалина.

— Я люблю тебя. Я готов на всё, только чтобы ты был счастлив, — он нежно поцеловал меня.

— Я тоже тебя люблю, Артём.

Я услышал заветные слова, которые мечтал услышать. И уже это сделало меня самым счастливым человеком на свете.

***

Через три дня о нас узнала Алина Николаевна. Мы пили чай на кухне, и ладонь Артёма накрыла мою ладонь, когда неожиданно зашла она. Извинившись, направилась в гостиную. Артём вскочил и побежал за ней.

— Я сейчас, — сказал в спешке он.

Спустя десять минут они вернулись. Его мама спокойно улыбалась.

— Я почему-то изначально подумала, что вы не просто друзья. Ты слишком чувствительный мальчик, — и взглянула на меня.

В этот момент я сильно позавидовал Артёму, ведь у него такая замечательная мама. Она приняла его и меня как часть семьи, не выгнала, хотя могла бы, и даже предложила всем вместе приготовить шоколадный пирог. Единственное, чего я боялся, что всё это окажется сном, и сейчас, открыв глаза, увижу перед собой разъяренное лицо, и меня выставят за дверь в шортах и майке. А Артём будет смотреть через окно, отвесив штору, и шептать: «Прости».

Но нет. Алина Николаевна в фартуке замешивала тесто, Артём включал духовку, а я мыл противень в раковине и вытирал его полотенцем. Отцу пока решили ничего не рассказывать, потому что он всё-таки человек более консервативных взглядов, и не факт, что нормально отреагирует, не сказав обидных слов. А вообще — я удивляюсь тому, что происходит.

***

Прошло ещё три дня. Я знал, что мне надо заехать домой за остальными вещами, но постоянно откладывал это, не желая встречаться с родителями. Они-то могут и не впустить меня или, наоборот, не выпустить. Конечно, лучше забрать одежду и канцелярию до шести вечера, то есть, сразу после учебы.

Когда Артём ждал в университетском гардеробе, я сказал ему, что он может возвращаться без меня.

— Что-то случилось? заволновался он.

— Нет, просто есть дела.

Артём не стал спрашивать, какие именно у меня дела, но я чувствовал: он догадывается.

Максим и Игорь спускались по лестнице и заметили, что я тороплюсь. В последнее время мы мало общаемся, точнее, не настолько близко, как раньше. В основном я слушаю ребят, а они, скорее всего, думают, что мне скучно, и я витаю в облаках. Но мне просто нечем делиться, ведь я живу у Артёма, и больше нигде и ни с кем не бываю. Только позавчера погостил у Миланы, она в курсе всех событий, говорит, что родители переживают, хоть и понимают, что я сейчас «у того парня». Я не признаюсь, где находится квартира Артёма, потому что, мало ли, не сдержится и разболтает. Нет, нет, я ей доверяю, но всякое может случиться; мать надавит, отец разжалобит. Милана сломается, но потом пожалеет. Это как быть соучастником в преступлении, когда ты посвящаешь человека в подробности того, что совершил, и он автоматически становится тоже преступником, прямо как ты. И вы оба страдаете.

Мне не повезло: я попал в самый ненужный, даже хреновый момент, потому что мать заболела и не поехала на работу. В полчетвертого я вошел в свой подъезд и, быстро забежав по грязным ступенькам, оказался на лестничной клетке перед входной дверью. Порывшись в рюкзаке, достал ключи и повернул замок. Сразу услышал шаги. Она медленно плелась из гостиной в коридор.

— Ты, — лишь недовольно произнесла мать.

— Я, — и принялся снимать ботинки; куртку решил не трогать. — Только шмотки заберу.

Она любила так выражаться — шмотки. И я передразнил её.

Больше ничего не говоря, притронулся к холодной железной ручке от моей комнаты.

— Ну, заходи. Чего стоишь.

И, не обращая на меня внимания, отправилась на кухню — любимое место для посиделок.

Я собрал в пакет лёгкие вещи, типа маек, кофт с короткими рукавами, кед и кроссовок, а так же прихватил тетради и учебники, хотя сам не знаю, зачем они мне.

Сидя на пуфике и застегивая ботинки, увидел её, с тарелкой макарон в руках. Это мне?

— Выбирай. Либо мы, те, кто растил тебя всю жизнь, либо этот Артём.

Ничего себе заявочки!

Я поднялся.

— Выбор очевиден, — сказал я и покинул квартиру.

Теперь окончательно понимаю, что Артёма действительно стало слишком много в моей жизни.

Мне помоги сбежать.

Для меня это конченый мир.

Каждый день, как прямой эфир.

Но мы назло всем людям будем дышать.

Это взгляды насквозь нас.

Но потеряли мы свойство

Быть друг к другу ближе… ближе на шаг [56].

***

Я кочевал у Артёма вплоть до конца марта, пока не позвонила Милана и не сообщила, что родители уже с ума сходят. Они осознали свои ошибки и жалеют обо всём, хотят, чтобы я вернулся обратно, только больше не пропадал. Готовы смириться с моей ориентацией. Лишь бы я был с ними. Не мог поверить своим ушам. Они серьёзно? Ещё пожаловалась, что мать надоела со своей паранойей: уверена, что та скрывает моё местонахождение, хотя Милане я не рассказал, по тому же страху. «Я подумаю», — и попрощался.

Днём после пар, когда сели обедать, я решился на разговор.

— Артём, мне кажется, что я должен поехать домой.

— Я что-то сделал не так?

— Дело не в этом, — я отодвинул тарелку с грибным супом, аппетит пропал от нарастающего напряжения и вместе с тем волнения. — Просто я задержался. Я очень благодарен, что ты и твои родители пристроили меня, но сам понимаешь, что ненормально жить за чужой счет, когда есть, к кому вернуться.