— Артём… — шепчу я, не в силах сдерживаться.

— У меня это тоже впервые, — он уткнулся носом мне в грудь и, стянув наши кофты, куда-то их бросил.

Мы чувствовали биение сердец друг друга, его тело было безумно горячим, мое, скорее всего, тоже. Я страстно поцеловал его в шею, отрывисто дыша.

Обрушились небом в комнате.

Остались совсем одни.

Мы переместились в его комнату. В темноте я не мог разобрать, где что находится, кроме дивана, потому что Артём кинул меня именно на него, снимая мои джинсы вместе с трусами. Он достал одеяло, расправил его и положил на меня. Я думал, что умру от всплеска эмоций: мне хотелось плакать, смеяться, ругаться, стонать…

Он разделся до гола и лёг рядом.

— Я хочу тебя, — сказал он тихо, целуя мой живот и грудь.

— И я тебя хочу. До безумия.

Жить в твоей голове.

И любить тебя неоправданно, отчаянно.

Жить в твоей голове.

И убить тебя неосознанно, нечаянно.

Неосознанно. Нечаянно.

Жить в твоей голове [52].

***

— А ведь я тебя никуда не отпущу.

Мы лежали под одеялом, держась за руки.

— Я знаю, — улыбнувшись, повернулся к нему.

В комнате, где помимо нас больше никого не было, я услышал звук приходящего сообщения: смартфон Артёма. Скорее всего, он тоже понял, что ему кто-то пишет, и встал с дивана. Он наклонился и руками ощупывал вещи в поисках джинсов. Достал смартфон из кармана.

— Кто это? — спросил я ревниво.

Артём сел и усмехнулся.

— Чёрт, Кира. Благодарит за вечер и желает спокойной ночи.

А ведь мы даже не подумали о них…

— Тебе Марина, наверное, тоже написала, — добавил он, набрал на экранной клаве ответ и нажал «Отправить».

Посмотрев на меня, он с улыбкой на лице сказал:

— Ты же не собираешься им рассказать?

У меня чуть глаза из орбит не вылезли, и я, схватив подушку, ударил ей Артёма по спине.

— Конечно, нет. Я, что, совсем рехнулся?

— Раз спишь со мной, значит, — он помедлил, — да.

— Эй, тогда и ты…

Он придвинул меня к себе и нежно поцеловал.

Я сходил в прихожую, включил свет и пошарил в портфеле. Ну да, Артём прав: «Марк, мы чудесно провели время! Спасибо тебе, целую: *». Твою мать… Марина, что же ты так не вовремя…

***

И только ощутив всю горесть жизни и любви в ней,

поймёшь, что дорого тебе.

— Скажи, у вас с ней было что-нибудь? — смущенно спросил я, доедая бутерброд.

Мы сидели на кухне в час ночи. Голод победил, поэтому, забив на то, что уже поздно, решили приготовить хотя бы бутеры с колбасой и заварить чай.

— Ты хочешь узнать, переспали ли мы? — Артём так и сверкал глазами, зная мои слабые места.

— Именно это.

— Марк, мог бы и догадаться, — он укоризненно покачал головой. — Конечно, ничего не было.

— Но ты же говорил, что она приглашала тебя к себе.

— И что?

— Ну… — замялся я, — следовательно, что-то…

— Нет, — оборвал Артём и встал со стула.

— Прости.

Я поднялся и обнял его.

***

И бегу я сквозь долину бесконечности, на которой растут огромные деревья, сакуры и глицинии [53], кричащие о надежде и мечтах. И тону я в грезах сладких, погружаясь всё глубже. Без акваланга, без ничего. Я просто таю, словно прозрачный лёд, заполненный пустотой; и счастлив я — нет чувства прекраснее, чем это. Чёрные птицы летят ввысь, огибая мои воспоминания, окутанные серым туманом. Детство. Отрочество. Юность. Где я остановился? Где я нашёл крылья, на которых меня несет сама дева прекрасная, которую звать Любовью? Защитит ли она моё слабое сердце? Ведь в одночасье оно может разлететься на тысячи и тысячи осколков, впиваясь в кожу и оставляя кровавые порезы.

Ибо, когда до безумия влюблен, теряешь рассудок, и любое сказанное слово может задеть настолько сильно, что захочешь растерзать себя до смерти.

Я кричал: «Постой!», но меня не слышали… или, может, просто не хотели слушать. Я отправился в райский сад, чтобы спросить, есть ли любовь на самом деле или это миф? А что такое грех? И если я не верю в бога, существует грех для меня? Кто осудит мои скверные желания и действия? Буду ли я наказан?

Так скажи же мне… Прошу.

***

Как ни в чём не бывало, вчетвером мы встретились уже в эти выходные. Снова цветы, снова фальшивые поцелуи и объятия. Пересекающиеся взгляды, которые тихо шепчут, едва двигая губами: «Молчи». Мы заказали дорожку в боулинге, захватив с собой побольше денег. У барной стойки купили коктейли «Куба Либре», «Тосол Грин» и «Дайкири» [54]. Всё? что только пожелаете, дамы. Разговоры ни о чём, глупый смех и подшучивания. Вместе провели целый день, с тринадцати до восемнадцати часов, а, когда стемнело, разошлись. Проводили девушек до остановки, а сами забежали за ближайший угол дома и, прислоняясь к грязной и мокрой стене, страстно целовались. Никто нас не замечал, никто не видел, что мы делали. Фонари не горели, а люди, проходившие мимо, были слишком заняты залипанием в смартфоны и планшеты, чтобы обратить внимание, как два парня зажимаются на улице. Стыд-то какой.

Снова поехали к нему. В квартире никого, только едкий запах лаванды. Из-за того, что перестал ночевать дома, поссорился с родителями. Мать наорала, обозвав «неблагодарной скотиной», а отец пытался её утихомирить. Видите ли, она готовит, стирает, делает уборку, а я, значит, не прихожу домой, а кантуюсь непонятно где и с кем. Я лишь молчу, а глаза в это время бегают в разные стороны. Не могу же я сказать ей правду, иначе совсем худо станет. Ещё никто не знает, да и не догадывается, про наши отношения с Артёмом. Разве что в универе Максим и Игорь заметили, что я больше времени провожу с ним, после пар сваливаю и вечером трубку не беру. Мне приходится оправдываться только тем, что мы встречаемся с девушками, и у нас часто проходят двойные свидания. Мол, такой маленькой компанией веселее. К счастью, ребята пока не напрашивались взять их с собой.

Не сомневаюсь, что здравомыслящий человек задаст кучу вопросов: «Вам делать нечего? Обманываете хороших девушек? Зачем вам это? Вы дебилы?» и прочее. А я, честно, без понятия, как теперь поступить. Да, понимаю, надо расстаться с Мариной, а Артёму — с Кирой. Но я не знаю, почему мы им до сих пор ничего не сказали. Никто из нас признаваться не собирается; просто сообщить им полуправду, мол, мы хорошо провели время, но иногда надо отпустить человека, прости, ты действительно очень милая и добрая, и бла-бла-бла. Не буду спорить: с Мариной не соскучишься, она интересный собеседник, но для меня она как друг, не более. Вначале я к ней что-то испытывал, что-то наподобие симпатии, которая обычно появляется между парнем и девушкой, но мысли об Артёме не покидали меня, поэтому я лгал самому себе, отказывался выпустить того мотылька, что вылетает только ночью, когда я пытаюсь уснуть.

***

Любовь — это когда кто-то может вернуть человеку самого себя.

(Рэй Брэдбери)

— Артём, мы должны прекратить с ними встречаться, — решился я на разговор, когда мы в очередной раз лежали, укрытые одеялом.

— Сейчас два часа ночи, и ты хочешь это обсудить? — спросил он безразлично.

— Да, — и, поднявшись, сел в позе лотоса. — Это неправильно. Я так больше не могу… Представь, что они чувствуют, — я попытался надавить на жалость.