Я помахал им рукой и, немного подождав, покинул здание универа.

***

Вечер. Вечер понедельника. Обычно ему не радуешься, так как это означает, что наступила долгая неделя, а выходные, увы, закончились, причём быстро, и ещё столько всего предстоит сделать… Однако сегодня исключение. Завтра я не должен рано вставать, не должен видеть лица родителей перед тем, как они уедут на работу, а я — в универ. Когда я думаю, что смогу заниматься чем-нибудь хоть до самого утра, а затем со спокойной душой укутаться в одеяло и закрыть глаза, а перед этим даже, возможно, встретить рассвет, — наступает блаженство. Когда перед тобой лишь пурпурное небо, наполненное разными оттенками, и верхушки деревьев, растущих около дома.

Только я нашёл на Кинопоиске фильм и поставил его на загрузку, то, покачавшись на стуле, внимательно осмотрел комнату. Да уж, долго я игнорировал то, что здесь жуткий беспорядок. Желанием убирать не горю… На самом деле мне лень, причём так лень, что я бы заплатил кому-нибудь, чтобы тот навёл чистоту. Но лишних денег нет, а родители, скорее всего, успеют заметить всё это в ближайшее время… Да и праздники скоро. Как-то уж совсем неприлично. Так что, дойдя до того, когда меня сильно начала мучить совесть, я взял в зале пылесос, а в ванне — тряпку, и намочил её. Следующие несколько часов будут нелёгкими…

Под диваном оказалось много клубков пыли, они прямо вылетали из-под него, когда я приблизился с включенным пылесосом. В тумбочке валялись старые фантики, мамины ватные диски и салфетки — я часто протирал экран ноутбука ими. За пару недель репродукции, подаренные Артёмом, перестали казаться новыми, покрывшись тонким слоем пыли. Не люблю уборку!

***

Когда я повернулся набок и прищурился, то на улице было ещё темно: лишь яркий свет фонарей отражался в окнах, и я заметил, как крохотные снежинки кружатся в воздухе, медленно и изящно падая на скамейки, детские карусели, дорогу между домами, в которых уже начинает кипеть жизнь. Я услышал тихие шаги в прихожей. Наверняка, мама в своём любимом халате, зевая, идет на кухню, чтобы заварить молотый кофе; а отец застилает постель и подбирает галстук к костюму. А я до сих пор не верю, что могу валяться, пока не надоест. Кажется, что вот-вот подорвусь и побегу в ванную чистить зубы и умываться, а затем так же быстро придется бежать и до метро. Ведь я за эти четыре месяца ни разу не пропустил занятия: повода никакого не было. А лень… С ленью надо бороться.

Я лег на спину, руки разложил по швам и, посмотрев на потолок, представил, что это ночное небо с яркими звездами, находящееся где-то в сельской местности, где никого нет, только слышен звук сверчков и кузнечиков. Над лесом пролетает стая диких птиц, в кустах караулит свою добычу чёрный кот, а маленький ежик, нацепив на колючки листья, пробирается сквозь влажную траву. Моё богатое воображение помогает мне успокоиться, как бы странно это не звучало.

С лёгким скрипом дверь в комнату отворилась. Меня смутил этот звук, и всё, что было передо мной, резко исчезло.

— Ты чего ещё в постели? — с недовольством в голосе спросила она. — Уже много времени вообще-то.

Ну да, как же. Я её не предупредил, что учеба до сессии закончилась.

Рядом, как ни в чем не бывало, появился отец.

— Чего ты его трогаешь? Пусть спит.

Мать закатила глаза, а он шёпотом спросил:

— Марк, тебе надо сегодня на пары?

Напрягшись, до боли я сжал руки в кулаки, затем расслабил их и, вздохнув, ответил:

— Нет.

— Вот видишь, — сказал отец ей и, выйдя в коридор, тихонько закрыл дверь.

На первый взгляд, отец выглядит суровее матери, но на самом деле всё наоборот. Может, когда я был маленьким, он вёл себя как придурок, и я не чувствовал его любви, в принципе, как и любви мамы, однако сейчас он словно начал меняться; словно он понимает прошлые ошибки и даже сожалеет о них. Горькие слова, слетавшие с его губ, когда я сидел в зале на коврике босиком с разбросанным конструктором, или когда с тяжестью на душе возвращался домой с разбитой коленкой, делали мне больно. Сначала я плакал по ночам, позже прекратил… Я стал холодным. Таким же, как лёд на озере в зимнюю пору. Тогда я просто ходил туда-сюда, задумываясь над тем, когда и где я согрешил. И вдруг прибегала она. С сумкой в руках, в туфлях-лодочках на низком, но тонком каблуке, и со стёртой бежевой помадой. Она ставила руки на талию, а сумочка болталась на запястье, и со всей своей ненавистью она пыталась заглянуть мне в глаза, чтобы сказать только два слова: «Ты виноват». С содроганием в голосе я спрашивал: «Почему, мама?», но она только ещё больше злилась. Она поднимала правую ногу вверх и раскидывала ей мои игрушки, как будто хочет забить футбольный мяч в ворота. «Это всё неправильно… Неправильно», — повторял я в столь юном возрасте.

Они думали, что, повзрослев, я забуду. Забуду свою неполноценность, по их мнению; забуду, как мне не повезло, что я родился; забуду, как они били меня, а когда я приходил в себя, они обсуждали за моей спиной такие ужасные вещи, что лучше бы я их не слышал.

Бедные предприниматель и менеджер. Квартирка с одной комнатой, в которой почти голые стены, два узких дивана и письменный стол. Одинокая пальма в горшке стояла возле окна, которую часто забывали поливать, но она всё равно не сдавалась и продолжала радовать меня своими красивыми ярко-зелеными листьями. Я острожно дотрагивался маленькой ручкой до её коричневого ствола и гладил, словно она чувствовала, что о ней хоть кто-то заботиться и переживает.

Уже тогда я был не единственным ребенком в семье, но постоянно задавался вопросом, лишь одним вопросом.

Почему страдаю я, а не она?

Услышав защёлкивающийся замок, я поднялся с дивана. Сложил одеяло вместе с простыней и вышел из комнаты. Тихо. Спокойно. Свободно. Заглянул в зал: телевизор выключен, лампа-лава тоже. Только шторы завешаны. Я отвесил сначала гардины, затем тюль и посмотрел на цветы, стоявшие на широком белом подоконнике. У фиалок и фикуса земля суховата; пожалуй, схожу в ванную и наберу в кувшин холодной воды.

Я декоративными растениями особо не интересуюсь, но мне непонятно, зачем их покупать и через время, забыв про их существование, не ухаживать. Ведь цветы могут принести столько красоты и уюта, лишь только взглянув на них одним глазом. Они делают воздух более свежим и полезным, выделяя кислород. Почему некоторые их не любят?

***

Я сел на диван и, положил ноут на колени — так всё-таки привычнее, — залез в Интернет. Сразу вылетела всякая бессмысленная реклама: Успей купить новую коллекцию женского нижнего белья со скидкой двадцать процентов до Нового года! Только сегодня — скидки в магазине подарков по улице такой-то такой-то!

О, фильм. Сегодня в кинотеатре покажут какой-то военный фильм. Я перешел на Афишу.tut.by в раздел «Кино» — и обрадовался. «По соображениям совести» [23] будет идти еще пару дней. Быстро прочитал описание, обратил внимание на список актеров и подумал, почему бы нет. Правда, придется ехать одному. Но может, это к лучшему. Я наслажусь прекрасным моментом, сидя в мягком кресле и попивая кофе. Точно, куплю 0,5 латте в буфете и отправлюсь в зал. Выберу самый дорогой кинотеатр. Так, что тут у нас. «Беларусь», «Аврора»… Не то. «Silver Screen» в Galileo. Отлично. Забронирую билет через приложение по карточке. Как раз возле дома есть банкомат. Просто спущусь вниз.

Во дворе бушевал декабрьский ветер, когда я открыл дверь подъезда и ступил на козырек. Полчаса назад позвонила мать и сказала, раз я всё равно не занят, то мне бы не помешало сходить в магазин и купить продукты. Через пять минут она прислала в сообщении список. Возражать я не стал, — это без толку — а просто решил исполнить поручение, добавив в него пару своих пожеланий. Например, шоколадный сырок, соевое молоко и пельмени с говядиной. Ибо не факт, что сегодня вечером мама что-нибудь приготовит.