Ночью мы почти не спали, и под мерное покачивание дилижанса я уснул, положив голову Томе на плечо. Сколько удалось поспать, не знаю, проснулся от вопля кучера «Всё, свернули с трассы!». Я едва глаза успел открыть, а остальные пассажиры, и Тома тоже, уже избавились от одежды. На их плавках и лифчиках были шнурки, которые можно развязать, потянув за кончик. Даже двое, пребывающие в трауре по трём серебряным вилкам, тоже не замедлили обнажиться, не переставая лить слёзы. У другой женщины на грудях глубоко отпечатались края лифчика, она недоумённо посмотрела на это безобразие, и перекинулась в волчицу и обратно, теперь грудь выглядела, как новенькая.

Тома фыркнула, а потом пояснила, что на международных трассах действуют имперские правила приличия, чтобы туристы оттуда путешествовали с полным комфортом, не впутываясь в ненужные неприятности. Ведь эльфы, без разницы какого пола, увидав чьи-то неприкрытые половые органы, считают, что им предлагают случку, и тогда начинаются всякие безобразия, как-то драки между туристами или избиения туристов местными жителями. А если ещё и полиция вмешивается… Что удивительно, если женщина одета хотя бы в самый крошечный купальник, ничего не скрывающий, заставляет большинство эльфов-мужчин вести себя нормально.

Тома вернулась к газетной статье, читала она медленно, наш шрифт ей хорошо знаком, но всё равно непривычен. Конечно, на границе она прочла содержимое десятков тысяч имперских удостоверений личности и тому подобных документов, но длинный текст — совсем другое дело. Смотреть, как обнажённая красавица с умным видом читает газету, было приятно и возбуждающе, но из головы не шла другая красавица — Раиса. Чего она ко мне прицепилась? Не заметил я, чтобы у неё досрочно началась течка от моего волшебного запаха, так неотвратимо поразившего Тому.

А если выбросить из головы все эти выдумки о запахе, который у меня со времён последней поездки на Люпус-бич наверняка не изменился, а тогда никого не заинтересовал, что ей могло во мне не понравиться? Кто я такой, она наверняка знала ещё до того, как спросила имя — последнюю неделю обо мне писали едва ли не в каждом номере местных газет, в провинциальной, наверно, тоже разок упомянули. И фотографий моих там немало тиснули. А главное, рассказали, что я связан с Томой, а уж её-то Раиса отлично знает.

В тех же газетах она вычитала, что я уже дважды срывал похищения монархистами мерзкого Олега. Его наверняка перевезли через границу, или перевезут в самое ближайшее время. Трудно догадаться, что я еду за ними? По-моему, нет. Вот ей это и не нравится. Может, она монархистка, а может, просто не желает, чтобы на территории её страны имперец убивал её сограждан. Мне бы тоже не понравилось, если бы у меня под окнами оборотни из Вервольфа устроили эпическую битву с какой-то местной бандой.

Почему же тогда командир патруля отменил её решение и выдал мне визу? Тут мне тоже всё понятно. Если бы мне не дали визу, я бы раздобыл её у контрабандистов, они охотно торгуют таким товаром, и пересёк бы границу нелегально, не впервой. А может, въехал бы в Вервольф далеко отсюда, с изменённой внешностью и под чужим именем, результат тот же самый. И чем это для них лучше?

Но это не значит, что силовики Вервольфа оставят нас с Томой в покое. Наоборот, на границе нас можно было только нагло убить, на глазах массы свидетелей, в том числе имперских пограничников. А здесь, на их собственной территории, нас защищает только закон. Тома говорила, что оборотни законов не нарушают, но я не сильно ей поверил. Что бы там ни говорил Вася, они — тоже люди, а среди людей всегда найдутся те, кто на закон плюёт. Те же контрабандисты — далеко не все подданные Империи. И вряд ли пожирание человеческого ребёнка соответствует законодательству, но монархистов это не останавливает. Так что на силу закона я бы не полагался.

Скорее всего, нас попытаются арестовать где-нибудь в глуши. Может быть, предъявят какие-нибудь бредовые обвинения. Или не бредовые — ведь я, незаконно проникнув на территорию Вервольфа, пристрелил оборотня, а Тома помогла мне тихо вернуться в Империю. Убитый, несомненно, был преступником, прикончил я его, когда он почти загрыз официальное лицо — сержанта-пограничника, так что обвинение с меня снимут и даже визу не аннулируют. Но будет это дней через десять — как раз когда мальца сожрут по Ритуалу Преображения. И даже собственные законы им нарушать не придётся. Обидно только, что я заранее это не предвидел, вроде ж очевидно всё.

Мне по работе приходилось преследовать беглецов. Надеюсь, способов ухода от погони знаю больше, чем здешняя полиция и Бюро расследований. Если в Вервольфе такое законопослушное население, как говорит Тома, то в этом деле они никакие не профессионалы. Самое большее, что они могут, это попытаться перехватить нас, пока мы едем в дилижансе, а потом, если нам удастся уйти, выслеживать по чекам, которыми мы будем расплачиваться — в Вервольфе, как и в Империи, наличные давно не в ходу, это вам не королевство Тортуга, что на одноимённом острове в Тёплом море.

Раз такое дело, мы должны путешествовать так, чтобы наши чеки не помогали нас найти. Например, договориться с кем-нибудь, чтобы он пока платил за нас, а через десять дней дать ему чек на вдвое большую сумму. Можно ли доверять случайному сообщнику? Что, если за сведения о нас обещано солидное вознаграждение? Как поступит законопослушный оборотень, когда об этом узнает? Я бы не полагался на его верность нам. Да и вообще, это слишком сложно.

У меня на уме было совсем другое. Я наклонился к Томе и шёпотом на ушко кое о чём спросил, одновременно слегка сжав ей грудь. Она сладострастно застонала и сквозь ставшее неровным дыхание ответила:

— Подходящее место найдётся на вокзале.

— Хочется пораньше, — уже не шепча, хриплым голосом сказал я.

— Милый, в любой деревне мы найдём то, что тебе нужно, — Тома почти замурлыкала и переложила мою ладонь на другую грудь. — Вот, смотри, как раз подъезжаем. Там наверняка есть!

Тома резко вскочила, открыла дверцу и попросила кучеров высадить нас прямо здесь. Дилижанс остановился.

— Случиться захотелось? — недовольно поинтересовался кучер-мужчина. — А на ходу нельзя? Там всего половина мест заняты, неужто негде?

— Он — эльф, стесняется, — пояснила Тома.

— Десяти минут вам хватит?

— Не нужно ждать, мы сами доберёмся.

— Как хотите, — хмыкнул кучер, выдал нам наши сумки, и вот мы остались на дороге, сплёвывая пыль, поднятую уехавшим дилижансом.

Тома тут же разулась, упаковала сандалии вместе с купальником в сумку, и мгновенно перекинулась в волчицу.

— Пошли! — рявкнула она. — Теряем время!

Я взял обе сумки и зашагал вслед за ней. Деревня была совсем рядом с дорогой, мы собирались именно туда, но Тома побежала к небольшой рощице чуть в стороне. Когда я с сумками туда доплёлся, она лежала на мягкой траве в тени деревьев, уже перекинувшись обратно.

— Тебе десяти минут хватит? — ухмыляясь, повторила она вопрос кучера.

— Как насчёт потерь времени? — мрачно осведомился я.

— Ты мнёшь груди женщине с течкой, а потом удивляешься, что у неё возникла острая потребность в случке? — изумилась Тома. — Долго будешь стоять столбом?

— Мы вышли здесь не за этим, — напомнил я. — Пошли в деревню.

— Задержка за тобой, милый. Как только, так сразу и пойдём. Мне совсем не хочется подавлять дикое желание, это до добра не доведёт. А времени, если ты прав, у нас действительно немного. Только это ты его тянешь, а не я.

В деревню я пришёл с волчицей. Мне казалось, что на перекидывание тратится уйма сил, я видел, как тяжело оно давалось тому же Бобу. Но он — полукровка, может, всё дело в этом. Тома меняла форму легко и непринуждённо, её это ничуть не утомляло. Вот и сейчас она, обнаружив, что в траве прячется немало колючек, неприятных для босых человеческих ног, предпочла принять волчью форму, а не доставать из сумки обувь.