– И чего снилось? Наверное, что плывешь?– и опять захохотал. А Светка, наморщив лобик, добросовестно пыталась вспомнить, что же ей снилось, когда ее обдало волной грязной воды и вспомнить не могла, как ни старалась: – Ничего не снилось, я вообще редко сны вижу,– честно призналась она.

А Толян, не переставая смеяться, поднялся и протянул ей маленькое зеркальце. – Ты только посмотри на себя,– и сев обратно на трубу аж захрюкал, заходясь от смеха.– Ой, умру сейчас!

Светка зеркальце машинально схватила и машинально в него взглянула. Оттуда на нее смотрела чумазая физиономия, с вытаращенными глазами и открытым ртом. И когда она поняла, как действительно страшно стало парню пять минут назад, увидеть это страшилище перед собой – это ей вдруг показалось таким забавным. Вот этот здоровяк ее испугался. Да она сама всего боится. А он ее испугался. Губы сами собой расползлись в улыбке впервые в жизни, и она спросила парня: – А почему Вы меня блином назвали, я блин не блин,– и поняв, что подхватила слово паразит, залилась таким заливистым смехом, что даже Толян опешил. А Светка тыкала в него пальцем и с трудом сквозь хохот наконец-то произнесла: – Ты сам, блин горелый, посмотри на свою куртку,– и залилась пуще прежнего, еще и согнувшись пополам. Толян мазнул глазами по робе, принюхался и понял, что горит. Выроненная сигарета упала за обшлаг и, уже правый бок начинало припекать. Вскочив, начал сбрасывать с себя спецовку, тут уж не до смеха стало. На свитере прогорела дырка размером с кулак, шерсть тлела и воняла. Пришлось и свитер снимать под хохот этого чучела в ночнушке.

Сбросил свитер, рукавицей рабочей замял тлеющие места и показал девке язык. А та будто всю жизнь ей смеяться запрещали, хохотала как сумасшедшая.

Тем временем хозяин дома, возмущенный до глубины души нерасторопностью коммунальщиков – на градусниках температура в помещениях уже опустилась до + 14-ти, схватил за рукав пробегающего мимо рабочего и рявкнул: – Долго вы еще сопли жевать будете, мать вашу? Где ваш бригадир?– работяга ткнул пальцем вверх, на чердаке мол, и вырвав руку, помчался дальше. Бугор послал врубать воду. И владелец заводов, домов, пароходов и сотен нефтяных и газовых скважин, забыв про то, что у него куча под рукой исполнителей, возмущенный до самых сокровенных уголков олигаршьей своей души, помчался на чердак, чтобы лично намылить холку этому нерадивому бугру и всей его бригаде. Подбегая к чердачной двери, он услышал взрывы хохота,– "А! Они еще и веселятся мерзавцы! Сейчас я им устрою веселье, мать иху так перетак!"– подумал он яростно, рванул на себя дверь, тигром выпрыгнув из-за угла. И остолбенел. Его Несмеяна, в одной ночнухе, стояла рядом с парнем в клетчатой рубахе и, тыкая в него пальцем, заливалась, как колокольчик, а тот тыкал пальцем в нее и тоже хохотал, как ненормальный. На звук хлопнувшей двери оба непроизвольно повернули голову в сторону остолбеневшего олигарха. И Светка проблеяв: – А вот это мой папочка, блин – олигарх,– снова зашлась таким заразительным хохотом, что "папочка" сначала фыркнул, потом всхлипнул и, присоединившись к веселящейся парочке, захохотал так, что рабочие в противоположном конце чердака побросали инструмент и примчались наконец-то взглянуть, что это за веселье тут у сварщиков уже минут пять как. А через минуту уже хохотала вся бригада. И было над чем. Толян стоял в прожженной рубахе, а рядом с ним чумазая, как поросенок девица заходилась в хохоте, тыкая грязным пальцем в лысого толстяка, которого буквально выворачивало от хохота. Троица эта тыкала друг в друга пальцами. Толян мычал: – Олигарх папочка,– а толстяк ржал и сипел.– Бли-и-и-и-нн.– Вирус смеха заразен и когда на чердак влетел работяга, с докладом, что вода включена, давление пошло. И по инерции ткнулся в спину "папочки", стоящего сразу за углом, а тот не ожидая толчка, потерял равновесие и хряпнулся на чердачный пол, подняв тучу пыли, то это показалось настолько всем забавным, даже самому упавшему, что заржали уже все без исключения. Папочка сидел на грязном чердачном полу и заходился от хохота. Дочка его растрепанная и всклокоченная, повисла на Толяне и тряслась. А тот мычал и всхлипывал, пытаясь удержаться от нового приступа хохота. И только вновь прибывший работяга, непонимающе переводил взгляд с одного лица на другое, пытаясь понять, чего это все тут так развеселились. И когда очередная волна хохота затихла доложил:

– Константиныч, вода пошла, проверяйте и запускать надо отопление. Хозяин внизу мечется злой, как собака, за рукав меня хватанул,– не узнал его в смеющемся, сбитом им человеке.– Кабы не накляузничал начальству, пенек лысый,– и снова взрыв хохота шарахнулся по чердаку? "Пенек лысый" хлопал себя по лысине левой рукой и ржал, а правой дотянувшись до спецовки работяги дернул того за штанину. Рабочий, не ожидавший рывка, дернулся назад, но видимо пуговица верхняя на брюках расстегнулась или вовсе оторвалась, поэтому брюки, как им и положено, для поддержания веселья упали, заголив худые, волосатые пролетарские мослы. Тут уж все просто попадали в приступе гомерического хохота. Все, кроме работяги, которому почему-то не понравилось быть посмешищем и он, как и любой другой человек, на его месте оказавшийся, нагнулся, чтобы натянуть эти проклятые брюки обратно на свой тощий зад. И ему бы непременно это удалось осуществить, если бы "пенек лысый" ржущий, как необъезженный жеребец, не дернул его конвульсивно еще раз. Пытаясь сохранить равновесие, работяга шагнул вперед, но ноги, стреноженные упавшими штанами, сделать этот шаг не смогли и тело, повинуясь инерции, повисло на плечах "пенька". Тому удалось вывернуться и освободиться от вновь приобретенной ноши и даже встать на четвереньки, еще бы чуть-чуть и веселящая всех композиция прекратила существовать, но в это время на чердаке неожиданно появились новые действующие лица. Как будто лукавому бесу мало показалось уже имеющихся. Черт принес

еще троих. Сам начальник собственной безопасности олигарха с двумя подчиненными. Главный секьюрист, служака и педант, явившись утром на службу и получив доклад от старшего смены об обстановке на объекте, был в курсе последних событий. Узнав, что хозяин усадьбы находится на чердаке, в окружении не проверенных посторонних лиц, без сопровождения – подвергая тем самым свою жизнь опасности. Начбез, прихватив с собой двух бойцов, немедленно отправился исправлять оплошность подчиненных. И вошел в их сопровождении, как раз в тот момент, когда хозяин, встав на четвереньки, пытался выползти из-под обрушившегося на него безштанного рабочего.

Начбез оценил ситуацию мгновенно, – "На работодателя совершено нападение, причем в извращенной форме",– и действовать начал адекватно. Ударом ноги он попытался нейтрализовать напавшего.

И нога, получившая команду, уже начала выписывать сложную кривую, отточенную годами тренировок. В это время рабочий, упавший со спущенными штанами, оглянулся и, увидев летящую в его тощий зад подошву, отвалился вместе с ним в сторону. Оттачивать годами на тренировках этот маневр необходимости нет. Он вложен в каждого из Хомосапиенсов Создателем, в виде инстинкта самосохранения. В итоге, подошва Начбеза, не встретив тощий пролетарский зад, продолжила движение и, со смаком впечаталась в сытый олигархов. От такого здоровенного пинка "лысого пенька" метра два пронесло юзом по чердачному полу. Ничего не поняв, но уже перестав почему-то смеяться, "пенек" мотал лысой головой, вытряхивая из ушей опилки и пыль. Начбеза прошиб холодный пот, он понял, что уже несколько секунд, как потерял работу, причем с гарантией на -1000% и, пытаясь исправить непоправимое, заорал, бросившись к боссу: – Валентин Львович, виноват! Ошибся – я не Вас в зад хотел. Я этого хотел в зад,– но день сегодня был явно не его. Зацепившись ногой за шланги, тянущиеся к сварочным газовым баллонам, начбез споткнувшись, был вынужден сделать непроизвольный скачек, в результате которого приземлился точнехонько на спину своему работодателю, боссу, олигарху, владельцу заводов, газет, пароходов и прочее, и прочее, и прочее.