Охотнику приходится переваривать услышанное пару секунд, сделавшие его образ еще более уморительным, чем планировалось. Одобрительно-насмешливый звук повторяется. Данте со злостью втягивает воздух носом и толкает Вергилия на кровать, наваливаясь сверху и подсовывая руки тому под живот.

– Ах ты ж сученыш! Ничего они не грязные! – пальцы Данте принимаются бегать по оголенному торсу Вергилия, подобно настырным паучкам. – Ну, сейчас ты у меня получишь!

«Ладно, оке-ей… что происходит?», – Неро с нервозностью топчется в стороне, наблюдая за пихающимися и ругающимися близнецами. Вергилий отбрыкивается и мелко трясется от смеха, ничем не выдавая наличие реакции на действия Данте, кроме кряхтения и пробегающих по телу судорог. Данте много и громко голосит какие-то ребяческие обвинения, скорее всего, родом как раз из детства – Неро слышит что-то про помеченную именем лошадку и праздничный торт. Все чаще смех Вергилия прорывался сквозь сомкнутые губы, вклиниваясь в перечисление его грехов, льющихся рекой изо рта Данте, однако и тот стал сбиваться на смешки, забывать, что только что говорил и повторятся.

Умудрившись извернуться, Вергилий пинком отправляет Данте на пол и шумно дышит. Охотник прижимается лицом к матрасу и сотрясается в заглушенном смехе. Неро решается приблизиться.

– Почему мне никто не говорил, что Вергилий боится щекотки? – несмелая ухмылка появляется на его губах, быстро расползается и становится всем его сутью. Вергилий недовольно стонет, Данте отплевывается от забившейся в рот простыни.

– Еще бы он тебе сказал, – хихикает Данте в направлении Неро. Его глаза задорно блестят. – Сомневаюсь, что сам Джил знал о своей маленькой слабости. Но теперь-то ему некуда деваться, а?

Данте успевает сдвинуться, прежде чем пятка мечника впечаталась бы в его затылок. С новой порцией хохота он тянется пощекотать ее, но Вергилий с рыком одергивает ногу и забивается в дальний край постели. Неро присаживается к ним, пораженно качая головой и не находя слов.

– Вас не понять: то вы кидаетесь друг на друга, чтобы убить, то…

– Кидаемся, чтобы защекотать до смерти? – Данте устраивает подбородок на краю кровати, вытягивает руки и возит ими по складкам постельного белья.

– Именно, – Неро с подступающей к груди теплотой смотрит на них. Сложно поверить, что все разрешилось вот так просто. Разрешилось ведь? В любом случае, ему хорошо на душе.

– Почему у вас все завязано на том, что кто-нибудь обязательно умирает?

– Что тут сказать, старые привычки умирают долго, – подмигивает ему Данте, затем пробует поймать щиколотку Вергилия. – Ты хоть отомри, что ли. А не то разговорчики про твою смерть приобретают трагичный смысл, выставляя меня бесчеловечным убийцей.

Растрепанный и надутый, Вергилий вылезает из панциря одеяла. Смахивает волосы назад, но они снова падают на лицо. Его брат скалится.

– Отлично выглядишь, – Данте укладывает ладони под щеку. – Вообще всегда, но сейчас особенно. Краси-ивый.

Неро закатывает глаза. Вергилий смеряет его высокомерным взглядом.

– Я знаю.

Охотники фыркают на это самоуверенное заявление.

– А еще мы близнецы, так что…

Он скашивает глаза в сторону. Данте медленно моргает и расплывается усмешке.

– Считаются ли комплименты от тебя предложением мира?

– Это не комплимент, а обычный факт.

– Стопроцентный факт – то, что я красавчик. Эй, это буквально то, что ты имел в виду! Хватит пинаться!

– Сначала ты прерываешь нас с Неро, потом унижаешь меня на его глазах, – Вергилий хищно щурится и незаметно сокращает и без того малое расстояние. – Думаешь, это сойдет тебе с рук?

– Нет, не думаю, – лыбится мужчина и начинает подниматься, – но, так уж и быть, я вас оставлю, голубки.

– Кто сказал, что тебе позволено уйти?

«Ох».

На него смотрят долго и выжидательно.

– Неро, – обращается к сыну Вергилий, – ты не будешь возражать, если твой обожаемый дядя задержится с нами?

– Определенно не возражаю, – хмыкает парень. Укоренившееся между ребер тепло с мурашками расползается по телу, обдает волнами жара. Неро поджимает пальцы на ногах: тон Вергилия многообещающий.

– В таком случае, Данте с удовольствием доставит тебе… удовольствие.

– Э?

Неспешно и со знанием дела Вергилий укладывает Неро на спину таким образом, что его голова оказывается на коленях полудемона, а ноги свисают к Данте, который, не растерявшись, как парень, занимает место между ними. Данте хмыкает и дергает к себе юношу для большего удобства.

«Удобства чего?», – в онемевшем, пылающем рассудке Неро происходящее никак не желает складываться во что-то осознанное, он лишь догадывается, что дальнейшее очень и очень понравится ему.

– Мне все еще есть, что сказать тебе, – мурлычет Вергилий и нависает над Неро, – поэтому я не хочу сбиваться с мыслей.

– Хех, попробуй тут не сбиться, – отзывается Данте, прильнув щекой к гладкой коже внутренней стороны бедра парня. Ох, его жадный взгляд направлен отнюдь не на Вергилия.

– Я буду стараться, – прохладная ладонь Вергилия ложится на лоб Неро, – быть хорошим, любящим отцом, чтобы с этого дня твое мнение обо мне улучшилось.

Он улыбнулся. Неро думает, “любящим” он будет в первую очередь, но не в отцовском значении. Но он совсем не возражает. И готов оценить его старания по достоинству.

Данте губами “прикусывает” кожу, привлекая к себе внимание. Кончик его языка идет выше; влажный след охлаждается воздухом. Пальцы сжимают бедро несильно, то расслабляясь, то стягивая кожу, постепенно перемещаясь на ягодицы. Данте намеренно тянет, нацеливает глаза к глазам Неро и, мимолетно улыбнувшись, дует на его полувставший член. Неро зажмуривается в нетерпении. Тем временем Вергилий заговаривает, и с каждым словом набирается все больше уверенности:

– Я хочу начать со дня, когда мы встретились. Я имею в виду не тот прискорбный инцидент, на который, я надеюсь, ты больше не злишься на меня, а день моего поражения, первого и единственного, которое не стало для меня очередным клеймом. В тот день я был безмерно горд тобой, Неро. Я был горд, что ты существуешь.

Данте добирается до напряженной тонкой мышцы и принимается обсасывать ее, щетина покалывает бедро, и Неро ежится. На коже расцветают красные отметины, подобно крохотным розам, стираемые регенерацией. Данте обхватывает член, чем вызывает тихий вздох, и водит по нему неспешно, медленно, наслаждаясь тем, как напрягаются мышцы парня. Головка скрывается за большой ладонью мужчины, и он снова с оттяжкой смещает руку.

– С того памятного дня и до сих пор, – продолжает Вергилий, будто ничего странного не происходит, будто он просто рассказывает об утаенных чувствах сыну за милой беседой; сам же сын не упускает ни единого слова, вслушивается до звона в ушах, пока еще способен связно воспринимать речь, – сейчас и каждое мгновение я счастлив и нисколько не жалею о сделанном выборе – остаться. Я принял твою победу не как нечто оскорбляющее или порочащее меня, отнюдь, а как доказательство, что не все, окружающее и сотворимое мною, ведет к хаосу, смертям и разрушениям. Должно быть, тот выбор стал одним из немногих действительно верных в моей жизни и уж тем более самым дорогим для меня.

На местах заживших засосов Данте оставляет новые, с каждым разом на каплю больнее предыдущих. В конце концов, он прикусывает кожу передними зубами, и это, наверное, больно, но границы боли и наслаждения стерлись для Неро давно. Даже если это больно, он молится, лишь бы Данте не прекращал, но действовал более размашисто. Пальцами полудемон поддерживает юношу под ягодицу и большим пальцем невесомо оглаживает сжимающийся проход. Неро разрывается между желанием подкинуть бедра навстречу ласкающей плоть руке и насадиться на дразнящий палец до основания.

– Я не знаю, как, и не знаю, когда, но ты превратился в мою важнейшую частичку, – то, что говорит Вергилий, ласкает Неро наравне с губами и взглядами Данте, и в эту минуту он видит себя разделенным надвое и одновременно удивительно целым, как никогда прежде. – Я все время думал, что ничто не будет ко мне ближе, чем Ямато, но я ошибался. Ты не представляешь, с каким облегчением я говорю про эту мою ошибку.