На глаза навернулись слёзы, и Стальной алхимик поспешил стереть их рукавом больничной рубашки, в которую заботливые медсёстры уже успели его переодеть. Порты автоброни немного побаливали, но протезы функционировали нормально, что значило, что ему удастся избежать гнева Винри. Эдвард провёл левой кистью по протезу руки, грустно усмехаясь: пока он был в отключке, успел увидеть сон, в котором трансмутация пошла несколько не по плану, вернув Алу тело, но при этом превратив его, Эда, в ребёнка с четырьмя нормальными конечностями из плоти и крови и отобрав способность творить алхимию. Элрик вздрогнул, вспоминая, сколько нервных клеток погибло в том сне сначала от ужаса, а после — от злости.
— Какое счастье, что это был сон.
— Что за сон? — Эдвард немного вздрогнул от неожиданности, почти тотчас скривившись при виде своего прямого начальника. Он подозревал, что Мустанг окажется где-то рядом, но не думал, что тот заглянет в палату столь скоро.
— Приснилось, что в результате преобразования я вернул Алу тело, но при этом стал пятилетним ребёнком и был вынужден жить с тобой из-за решения социальных служб Централа. — Эдвард сложил руки на груди, демонстративно кривясь в недовольстве и отворачивая голову к окну. — Кстати, почему Вы всё ещё здесь? Разве вчера сделали всю работу?
Если Роя и задели слова о документации, он умело не подал виду. Округлив глаза в недоумении, скривил губы в подобии нервной улыбки и пару раз махнул рукой, словно пытался отогнать какое-то видение.
— Действительно, хорошо, что это был сон. Я бы скорее застрелился или бомжевать ушёл, нежели остался с тобой в одном доме. Хотя, возможно, будь ты малышом, всё обошлось бы вполне мирно: в конце концов, дети должны слушаться старших.
— Кто здесь ростом с муравья?!
Договорить привычную тираду Элрику не дала дверь в палату, с силой распахнувшаяся словно бы от хорошего удара с ноги. Полковник с малолетним майором синхронно подскочили на своих местах, а дремавший до этого Альфонс что-то сонно замычал и открыл глаза. На пороге, вся взъерошенная, стояла Винри. Девушка запыхалась и тяжело дышала, и было видно, что она бежала всю дорогу в госпиталь. Но на юном лице сияла улыбка.
— А, точно. Я связался с ней прошлым вечером и сообщил, что произошло. — Мустанг улыбнулся кончиками губ, переводя хитрый взгляд с подчинённого на его подругу и обратно. Эдварда уже даже не напрягало поведение начальства: то, что полковник был давно в курсе его чувств к подруге детства злило лишь первое время — после он привык, да и Рой подкалывал на эту тему лишь в исключительных случаях и совсем необидно.
— Эд, Ал… Ребята! — Рокбелл с минуту разглядывала лежащих на больничных койках братьев, а потом — неожиданно для всех и самой себя — бросилась на шею сначала Эдварду, а потом и Альфонсу.
— У нас наконец получилось. Винри, всё хорошо ведь, не плачь.
Стальной алхимик протянул руку к подруге, по щекам которой непрерывно текли солёные дорожки слёз, и хотел утешающее похлопать по спине, когда кровать под ним внезапно исчезла и он полетел вниз, больно ударившись спиной обо что-то твёрдое…
Эдвард с ужасом распахнул глаза, жадно глотая ртом воздух, пытаясь унять колотящееся сердце. Было темно, неимоверно болели левый бок и бедро, и мальчишка никак не мог сообразить, где находится. Брат, Винри и даже раздражающий полковник внезапно исчезли, не оставив после себя ничего кроме сплошного недоумения.
«Сон?» — Эдвард не был уверен в правильности своих домыслов: Альфонс, Винри, больничная палата и капельница в левой руке — всё казалось таким реальным, что думать об этом как об игре мозга очень не хотелось. Да и тот сон про превращение в ребёнка — не мог же быть сон во сне? Или мог?
Мальчишка почувствовал головокружение и приложил ладонь ко лбу. Нужно было разобраться со всем этим: несмотря на то, что он был уверен в реальности успешной трансмутации и своём нахождении в столь нелюбимом госпитале, он совершенно не помнил, как его выписали. А в том, что находится явно не в больнице, Элрик даже не сомневался: не витал запах формалина и антисептиков, не пищали приборы и не было узкой полоски света под дверью, сообщающей о присутствии дежурной медсестры. В очередной раз потёр глаза и, постепенно привыкнув к темноте, обескуражено осмотрелся. Комната явно не принадлежала военным казармам и это точно был не домик бабули Пинако в Ризенбурге. Тогда где он находился?!
По привычке он коснулся порта ручного протеза и даже провёл по нему несколько раз, прежде чем мозг зафиксировал тепло плоти вместо привычной прохлады железа.
— Какого хрена?! — Алхимик поспешно зажал рот ладонями, не желая накликать себе неприятностей: он всё ещё не был уверен, где находился, а значит, рисковать не стоило. Взгляд плутал по комнате, вылавливая очертания предметов, что-то вороша в памяти. Прострация вдруг отступила, уступая место воспоминаниям. Вспышка света от круга, пробуждение, склонившийся над ним полковник с непривычно обеспокоенным взглядом, Ал, истощенный, но в родном теле, чудесный возврат собственных конечностей и трансформация в пятилетнего себя, а также потеря алхимических способностей, разлука с братом и неприятность в виде необходимости жить с Роем — память заполнила сознание с небывалой скоростью, вызвав еще один приступ мигрени.
— Стальной, всё нормально? — Мустанг практически вломился в комнату своего подопечного. Мужчина выглядел сонным, но при этом не менее встревоженным.
— Всё хорошо. — В этот момент Эдвард поблагодарил удачу, что начальство не стало включать свет: увидь мужчина, что он плакал, стал бы подкалывать при каждом удобном случае.
— Точно? Я готов поклясться, что ты кричал…
— Да-да, я в порядке, просто упал с кровати и заорал от неожиданности. Нечего делать вид, что тебе не всё равно, придурок. Иди спать и мне не мешай. — Элрик заполз под еще хранившее тепло его тела одеяло, демонстративно повернувшись к опекуну спиной. К счастью, голос его не подвёл и Мустанг, справедливо оскорбившись нахальным поведением «сопляка», вернулся к себе, специально хлопнув дверью гостевой комнаты.
Бывший алхимик облегчённо выдохнул. Хорошо, что за проведённые четыре года он успел выучить своего начальника наизусть.
Мальчишка перевернулся на живот, обнял руками подушку и, уткнувшись в неё носом, понял, что слёзы полились с новой силой. Сон оказался куда реальнее, чем должен был, а потому принять то, что случилось на самом деле, было непросто. Из него словно вырвали что-то, что всегда помогало не впадать в отчаяние, и теперь он был близок к саморазрушению. Это не было чьей-то злой шуткой и, увы, даже если бы он вывел Мустанга из себя и тот отказался иметь с ним дело, проблемы бы не решились, а только приумножились. И объяснить той противной тётке из соцслужбы, что ему вообще-то семнадцать, а не пять, вряд ли бы получилось. Он оказался в ловушке собственных алхимических решений и ничего не мог с этим поделать.
«Гадство» — Мальчишка поднял лицо от подушки, утёр рукавом нестихающие слёзы и втянул носом воздух с такой силой, что, казалось, мог выпить так тарелку супа. На душе было паршиво, и даже оскорбление нелюбимого полковника Мустанга не способствовало поднятию настроения. А ведь еще совсем недавно перебранки с начальством доставляли ему особое удовольствие.
Дверь в гостевую комнату едва слышно скрипнула, и на пороге вновь показалась помятая сном фигура мужчины. Рой молча подошёл к кровати подопечного, рывком стянул с него одеяло и уверенно, но мягко взяв за руку, заставил принять сидящее положение. Эдвард почувствовал, как сердце забилось где-то в районе глотки. Зачем полковник вернулся?!
— Вот, выпей. — Офицер протянул дымящуюся кружку, приобняв Элрика за плечи, не позволяя отвернуться. У мальчика не осталось выбора кроме как послушно выпить принесённое бывшим начальником какао, предварительно убедившись, что это никак не молоко. Даже в минуты собственного коллапса он оставался верен своим принципам и привычкам, одной из которых была как раз эта «непереносимость» молока — из-за чего он так невзлюбил этот питательный напиток, было загадкой даже для него самого, но что-то менять в себе желания не было. Пусть все и осуждали его за это упёрство. Тепло, разлившееся внутри, подействовало, постепенно прогоняя дрожь, успокаивая.
