— Доставучий полковник! — не растерялся Эдвард.
— Эй, я теперь генерал-лейтенант! — деланно возмутился мужчина.
— Это долго выговаривать! — Эдвард показал отцу язык и шутливо оттянул нижнее веко. — Можешь даже не мечтать, что я стану называть тебя как-то иначе: я только привык, что ты генерал-майор.
Мальчишка наслаждался реакцией родителя и, словно решив сделать контрольный выстрел, расплылся в нахальной ухмылке:
— Полковник.
— Мелкий бобовый росточек, — не остался в долгу Рой.
— Кто здесь мелкий?! — вспылил Эд скорее по привычке нежели из-за реального комплекса и поскорее прикусил внутреннюю часть щёк, стараясь не рассмеяться.
— Не уходи от ответа и скажи, как ты меня назвал.
Ониксовые глаза встретились с золотистыми, и в этот раз мальчик понял, что Роя действительно волновало то короткое слово, которое так случайно и легко сорвалось с его губ. Сердце ускорило свой темп, щёки заалели ещё больше и отчего-то стало тяжело дышать. Это было неловко, слишком лично и вообще… Он не был готов к этому! Ни капельки! Но этот момент казался лучшим, чтобы хоть немного разбить ту невидимую стену, что ещё разделяла их и не позволяла в полной мере ощутить себя членами одной семьи.
«Ладно, я ведь не что-то постыдное говорю, это самое обычное слово, которым дети — даже приёмные — называют родителей или тех, кто очень на них похож».
Такая постановка задачи несколько ослабила напряжение, но полного успокоения не принесла. Эдвард просто не мог себе вообразить, что однажды сможет назвать Роя — дурня-полковника и раздражающего опекуна — столь важным титулом. Это было куда более неловко, чем если бы он вдруг назвал его «господин фюрер». Но Рой действительно был важен. Очень. Он многое сделал для него и его брата, дал ту поддержку, в которой он (Эд) так нуждался, фактически, позволил ему заново испытать детство… — было много больших и маленьких событий, за которые мальчик был безмерно благодарен и за которые следовало уже отбросить глупую неловкость и дать мужчине услышать то что он так хотел, хоть и не показывал. Эдвард часто читал это желание в его глазах.
— Папой я тебя назвал. — Вместе с мгновенными, неуловимыми эмоциями, лишь на миг блеснувшими в глазах Роя, Эдвард почувствовал тепло в груди. По незримой стене, от верха до низу, пробежала широкая трещина. Но это всё ещё было слишком неловко, поэтому мальчик поспешил реабилитироваться в собственных глазах: — думаю, мне нужно привыкать так тебя звать, ведь иначе, когда ты станешь фюрером, никто не поверит, что я твой сын и я не смогу пользоваться причитающимися мне привилегиями. Так что ничего личного, полковник!
— Вот ведь… мелкий засранец, — Рой даже не пытался скрыть улыбку.
Подняв руку, взъерошив волосы на голове мальчишки, мужчина неожиданно нагнулся и, подхватив ничего не подозревающего сына, ловко перебросил его через плечо. Пользуясь замешательством мальчишки, свободной рукой поднял радостно запищавшую дочку.
— Эй, пусти меня! Пусти, гадина!
— Молодой человек, вы забыли, что ваша попа в опасной близости от моей руки?
— Нет, но этой рукой вы держите Фридер, господин полковник, так что моей попе ничто не угрожает.
— Да уж, — рассмеялся Рой и сильнее прижал к себе ноги мальчишки, боясь уронить из-за его брыканий. — Как был наглецом, так наглецом и остался. Но ты мог хотя бы сделать вид, что испугался.
— Не дождёшься! А теперь отпусти меня. Отпусти, кому сказал?
Ругался и пинался Эдвард только для вида, изо всех сил стараясь, чтобы смех не просочился сквозь старательно закусанные изнутри щёки. Из столовой раздался голос Ризы, зовущей идти ужинать, и Рой поспешно направился к жене, не желая заставлять её ждать. Фридер счастливо прижималась щекой к щеке отца и обнимала его за шею, а Эдвард продолжал сетовать на несправедливость жизни и даже не пытался стереть с лица довольную улыбку — всё равно никто не видел.
Его так не таскали, с момента возвращения отца в армию, а потому это было приятным напоминанием, что он ещё ребёнок и может вдоволь повеселиться, пока возраст не призовёт вести себя более сдержанно.
_____________
*Это не ошибка, просто ребёнок так говорит.
~ КОНЕЦ ~
