— Круто.

Рой скривился и дал себе ментальный подзатыльник. Такими словечками обычно бросался Стальной и его погодки, и не пристало военному офицеру вести себя как сопливый подросток.

— Да, Вы молодец. — врач не обратил на его лексикон никакого внимания, и Мустанг почти вздохнул с облегчением. Не то чтобы он сказал что-то постыдное, просто было немного неловко прежде всего перед самим собой. Доктор снова поправил очки и кивнул медсестре проделывать все стандартные процедуры, в то время как сам присел в ногах полковника и чуть прищурился. — Знаю, это не моё дело, но как у Вас с сыном? Он выглядел таким подавленным вчера и позавчера, когда покидал Вашу палату.

«Что?» — Рой почти почувствовал как глаза норовили вылезти из орбит от удивления. Эдвард навещал его? Когда?

— Примерно в три - начало четвёртого. Мы давно смирились, что часы посещения пацана не останавливают.

Мустанг моргнул, осознавая, что последний вопрос случайно озвучил. Но это было нелепо! Эдвард не навещал его с того самого разговора, Хокай бы сказала, будь это не так. Верно ведь? Но и оснований не верить врачу у мужчины не было: доктор был довольно честным человеком и не стал бы шутить таким образом. А потом ледяным душем пришло понимание: время! Стальной навещал его днём, спустя некоторое время после плановых инъекций, от которых он вечно засыпал! Именно поэтому он и не знал о приходах ребёнка, а Риза — вот от кого точно не ожидал такого предательства! — нагло утаивала столь ценную информацию. Возмутительно.

— Эй, док, а давно ребёнок так ко мне заходит?

— Да с самого начала, вроде, а что? Не знал, что ли?

— Вот ведь! Конспираторы хреновы… — Рой сжал кулаки и скорчил наверное самую недовольную рожу, какую только мог. Всё не верилось. Слегка недоумённый взгляд врача вернул его на землю, и полковник чуть стушевался. — Простите.

— Да ничего, — махнул рукой врач.

Медсестра озвучила показатели давления и обмакнула ватный диск в антисептик, предварительно развязав шнурок больничного халата Мустанга и открыв вид на испещрённую шрамами и продолговатыми порезами грудь. Процедура была привычной, но мужчине всё равно было немного неловко от того что девушка так пристально его разглядывала. Чтобы отвлечься, Рой решил сконцентрироваться на всём, что произошло с ним в последние месяцы. В памяти некстати всплыли красные глаза Эдварда, когда он спешно покидал палату после их второй встречи лицом к лицу. Он сказал ему такие жестокие слова — неудивительно, что мальчишка решил больше не попадаться на глаза. Рой не был уверен, чувствует ли ребёнок просто обиду или боль, но упоминания Ризы и мисс Рокбелл об ухудшающемся поведении и слезах по ночам наводили на мысли, что Эдвард решил, что полковник от него отказался. Это объясняло и агрессию, и слёзы, и кучу мрачных рисунков, которые, по словам старшего лейтенанта, всё копились на столе.

«Какой же я идиот», — теперь слова Хокай и остальных членов команды стали прозрачны как стекло. Эдвард просто напросто боялся. Отказа, последствий, возможной боли. Вдруг вспомнилось, что отец Элриков ушёл, ничего не объяснив и просто хлопнув дверью — во всяком случае, именно так говорил Эдвард, когда через силу вспоминал тот момент. Было видно, что несмотря на всё возмущение и недовольство ребёнок сильно переживал по этому поводу. Рой лишь понадеялся, что ещё можно было всё исправить и объяснить Стальному, что его слова не имели скрытого смысла и он просто хотел как лучше. Параллельно в мозгу начала крутиться известная поговорка, но мужчина усилием воли заставил её замолчать.

Времени сидеть и жалеть себя не было и нужно было исправлять ситуацию. Мустанг поморщился, когда медсестра провела антисептиком по швам на затылке, и поднял глаза на врача.

— Док, я могу попросить перенести укол на утро или на поздний вечер? Не хочу пропустить очередной визит своего неслуха.

***

Эдвард перевернулся на левый бок и в сотый раз за прошедшие два часа уставился на размеренно подымающуюся и опускающуюся грудь Урагана. Пёс взял за привычку спать возле кровати мальчика, то ли оберегая таким образом от возможных кошмаров (что мало помогало, если честно, так как он по-прежнему просыпался в слезах), то ли просто составляя компанию. Элрик сдержал жгучее желание погладить пушистый мех: будить собаку не хотелось. Он сам был виноват, что не мог заснуть.

«Нет, это всё глупый фильм!» — Эдвард нахмурился и потёр воспалённые от усталости глаза, коря себя за прогулку возле недавно открывшегося магазина новейшей техники. Парочка цветных телевизоров гордо стояла в витрине, транслируя какой-то фильм, на одну из сцен которого Эдварду не посчастливилось попасть. Не посчастливилось — потому что это была сцена примирения между родителем и ребёнком. Взрослым мужчиной и совсем ещё мелким мальчонкой. Непроизвольно Эдвард провёл параллель между персонажами фильма с собой и полковником.

Его разрывали противоречивые чувства: одно желало отмотать время чтобы обойти злополучный магазин стороной и не видеть эту сцену, а другое хотело посмотреть фильм целиком дабы выяснить, что такого натворил ребёнок, что вызвало разлад в отношениях с отцом. Потому что судя по опущенной голове, обилию слёз и совершенно жалкому виду детского персонажа — что-то серьёзное. Взрослый тем временем смотрел сурово и на мгновение Эдварду показалось, что нет, не простит, но лицо и взгляд мужчины плавно менялись от строгого к более мягкому, прямо пропорционально степени раскачивания ребёнка. Мальчик что-то бормотал, утирая слёзы рукавом вязаной кофты, всхлипывал и не решался смотреть на родителя, пока тому не надоело стоять и смотреть на страдания сына и он не притянул его к себе, обнимая.

Оба актёра сыграли замечательно, но Элрика не оставляло чувство, что всё увиденное не было частью задуманного сценария, а являлось реальной семейной ссорой, заснятой на объектив чьей-то любопытной камеры.

Эдвард не мог с уверенностью сказать, что именно за чувства он испытывал к полковнику. Вряд ли это было то самое, что он мог чувствовать по отношении к отцу, но… В определённой степени Рой Мустанг был для него примером. Это понимание активно отвергалось и хранилось в тайне за семью замками, но врать самому себе бывший алхимик не мог. Также его сильно жалили упрёки и ругань опекуна, но короткая, редкая, как правило вскользь, похвала заставляла сердце трепетать от радости. Но эти эмоции тоже старательно прятались под маской грубости и хамства. Отстранённо Эдвард задумался, а простил ли бы его полковник, разревись он также.

«Наверное нет. Или да? Или всё-таки нет? Нет, наверное, да, он ведь не злой…» — Эдвард тяжело вздохнул и сел на кровати, понимая, что подобные мысли никак не поспособствуют скорейшему засыпанию.

Ураган, почувствовавший его возню, открыл сонные глаза и недовольно заворчал, также приняв сидячее положение. Каким-то образом пёс понял, что не спал его подопечный вовсе не от кошмаров, а потому не спешил облизывать лицо и утешать.

— Прости-прости, — Эдвард поднёс палец к губам, обеспокоенно глянув на дверь. Свет под порогом не зажёгся, а значит старший лейтенант ничего не услышала. Это успокоило. Однако Ураган успокаиваться не желал и выжидающе смотрел на мальчика, готовый если что разразиться громогласным лаем. Поведение пса несколько дезориентировало Эдварда и в некоторой степени помогло собраться с мыслями.

Маленький бывший алхимик ещё раз потёр кулаком глаза, зажмурился и обхватил плечи ладонями, прогоняя неизвестно отчего пробежавшиеся мурашки. Чувство вины и стыда всё ещё сидело внутри разрастающимся гнойным комом, и нужно было что-то с этим делать.

«Полковник в госпитале уже достаточно времени. Я должен попробовать ещё раз до того, как ему снимут гипс с ног и выпустят. А то он может просто не захотеть слушать», — Эдвард тряхнул чёлкой и решительно сжал правую ладонь в кулак, левой потрепав пса по голове. — Ты прав, Ураган, у меня нет времени сидеть тут и жалеть себя, я должен поговорить с полковником и попытаться всё исправить.