То что у него появились проблемы с чтением и устным счётом выяснилось не сразу, но довольно своевременно — времени прошло не много и при необходимой реабилитации восстановить нужные функции не должно было составить особого труда. Но лишь при условии, что сам пациент отнесётся к этому со всей серьёзностью и готовностью, чего за Мустангом как-то не наблюдалось. Доктор заявил Ризе, что столь нетипичное поведение может быть вызвано сбоем в работе нервной системы и её перестройкой после полученных травм и выразил надежду, что в «скором времени» состояние полковника стабилизируется и он снова станет прежним собой.

В принципе, так оно и случилось.

Только прежние черты характера ещё не вернулись в полной мере и столь странная для Мустанга нерешительность и стыдливость ещё портила ему жизнь. Но Риза Хокай была отличным устранителем данных качеств, а также прекрасным стимулом упорно работать и восстанавливаться. Она его почти не оставляла, и Рой периодически задумывался, когда она успевает есть, спать и принимать водные процедуры. Да и Стальной теперь «висел» на плечах этой сильной девушки. Кстати о мальчишке.

— Как Эдвард? Ещё не разгромил тебе квартиру?

— Он в порядке, но после Ваших слов опасается приходить сюда — думает, что Вы сильно злитесь. — Хокай поджала губы и посмотрела с лёгким укором, который Мустанг, впрочем, мастерски проигнорировал.

— Правильно думает. И я сотни раз просил не «выкать», когда мы одни. — Мужчина перевернул страницу букваря и внутренне подобрался: звуки закончились и начались слоги. Это должно было быть легче, чем стоящие вместе глупые гласные, но почему-то Рой не был сильно уверен. В конце концов он никогда и предположить не мог, что, будучи способным прекрасно говорить, слушать/слышать и выражать собственные мысли его мозг вдруг разучится читать. «И считать» — напомнил он себе и подавил гримасу разочарования. — Приди он сюда — наверняка засмеял бы, а мне это не нужно.

Пока что радовало одно — зрение на левом глазу почти полностью восстановилось.

— Сэр, Вы… Рой, ты слишком плохого о нём мнения, — поправилась Хокай, заметив нахмуренный вид Мустанга. — Мальчик волнуется за тебя и продолжает себя накручивать.

Переход к более личным отношениям её беспокоил, так как осложнялся годами привычки. Да, они были знакомы с тех пор как ему было девять, а ей пять; да, они провели бо́льшую часть своей жизни рядом и знали всё друг о друге и, да, они безусловно испытывали взаимный романтический интерес. Но. На службе запрещались отношения между мужчиной и женщиной, если они являлись прямыми начальником и подчинённым. Да и согласно субординации она не могла столь фамильярно обращаться к чинам, старшим её по званию. В то время пришлось «вбить» в себя привычку «выкать», а теперь она не знала как эту привычку побороть.

— Мы со Стальным никогда особо не ладили, и ты это знаешь. Всё то время, что он был со мной я сотни раз пытался к нему подступиться и, чёрт возьми, иногда мне казалось, что вон оно — успех! Стена дала трещину! Но каждый раз эти моменты были столь кратковременны, что я порой сомневался, а не привиделось ли мне это. Да и если бы пацан действительно хотел меня увидеть, он бы пришёл. Во время тихого часа или ещё когда, когда я сплю и его не вижу — если уж он внезапно действительно так опасается моего гнева.

Слова Роя так и сочились сарказмом, но Хокай твёрдо решила не предавать доверие мальчика и не рассказывать полковнику, насколько прав он оказался в своих предположениях. Эдвард действительно навещал его. Каждый день. Стабильно после обхода медсестёр, когда Мустангу кололи обезболивающее и ещё какой-то нужный препарат, побочным действием которого была сильная сонливость. Каждый раз Риза предлагала Элрику остаться и поговорить с опекуном тет-а-тет, но каждый раз мальчишка отвечал отказом. А дома, в отведённой Эду комнате, постепенно копилась стопка детских рисунков, покрашенных в навевающие тоску цвета. Отстранённо Риза подумала, что если бы не приезд Винри и Альфонса Эдвард бы и вовсе потерялся в пучине вины, из которой никак не желал вылезать. Даже пушистый Ураган не мог надолго отвлечь ребёнка.

Ручка двери противно щёлкнула, извещая, что в палату вот-вот войдут.

— Ну как дела с чтением?

Лечащий врач полковника аккуратно закрыл дверь и приблизился к койке, с явным интересом посматривая на букварь в руках мужчины. Его была идея начать именно с этой книжки для детей.

— Паршиво.

— Уверен, всё не так плохо, — мужчина решил не заметить язвительного тона своего пациента и осторожно сел на край кровати, покрутив в ладонях маленький фонарик. — Прочти эти строчки. — ткнул пальцем в несколько букв.

— …Там, дум, дин.

— Ну вот, со слогами всё в порядке, а как насчёт слов?

— Лиса. Ворон. Кроко-ро-ди-крокодил, блин! Я всё понимаю, но в мозгу словно что-то щёлкает и чувствую себя полным кретином. Это же просто чтение! — Рой раздражённо, немного нервно вздохнул и, облизнув губы, уставился в окно, отвернувшись от доктора. Ему опять стало стыдно за своё состояние и хотелось провалиться сквозь землю.

— Двадцать пять плюс тринадцать.

— А?

— Отвечай.

— Устный счёт? — Мустанг недовольно скривил брови, но получив в ответ лишь серьёзные выжидающие взгляды как от доктора, так и от Ризы, сдался. — Тридцать три? Нет, тридцать восемь!

— Да.

— Девятью четыре?

— Тридцать шесть. — С таблицей умножения у него всё было хорошо, в этом Рой не сомневался.

— Усложним немного. Сто восемь отнять тридцать девять и прибавить два?

— Это экзамен, что ли? Не знаю. Уверен, где-то около семидесяти. Шестьдесят восемь?

— Почти. Семьдесят один.

— Чёрт.

— Эй, у тебя прекрасные показатели, для человека, который лишь второй день пытается вспомнить как читать и считать. Многие и однозначные цифры не сразу складывают, а ты всего одну ошибку допустил, так то пример с двумя действиями был.

— Что решают дети в первом классе. — Мустанг опустил глаза на одеяло, не в силах выдержать позор. Он, кого всегда называли гением, не справился с элементарным! Ему хотелось швырнуть букварь в стену, отправить доктора в долгое пешее и с головой укрыться одеялом чтобы не чувствовать себя таким жалким и беспомощным.

Сбоку послышалось шуршание, а потом на свободную от гипса руку несколько грубо надели манжетку и, приложив стетоскоп, начали качать воздух. Мустанг непроизвольно напрягся — мерить давление он так и не привык. Дело осложнялось ещё тем, что доктор каждый раз затягивал манжетку слишком туго и при заполнении её воздухом мужчина практически терял способность чувствовать руку. Это невероятно напрягало Роя, несмотря на то что он прекрасно понимал безопасность и необходимость процедуры; поэтому пульс у него почти всегда был повышенным. Когда давление на руку спало и кровоток вернулся в нормальное состояние, алхимик с облегчением прикрыл глаза и расслабился. Он ничего не мог с этим поделать — рефлексы, и тут уж как ни старайся толку не будет.

В который раз отругав пациента за излишнюю нервозность и нежелание дышать спокойно, доктор снял манжетку, перед этим записав показатели и удовлетворённо кивнув. Скачки́ прекратились, а значит Рой медленно, но поправлялся, что не могло не радовать. Мужчина покрутил в руках фонарик, откашлялся, но так и не привлеча внимание Мустанга, с лёгким раздражением схватил его за подбородок и повернул к себе. Нежелание полковника проверять зрение по-настоящему злило добродушного доктора. Попав под воздействие света, зрачок поспешил сузиться.

— Ну вот, реакция значительно лучше, чем в прошлый раз! Думаю, ещё пару тройку дней и будешь видеть как ни в чём не бывало. — доктор сунул фонарик в карман медицинского халата и хлопнул себя по коленям прежде чем подняться. — А, пока не забыл: вот тебе стимул продолжать тренировать мозги и закончить это дело к пятнице: в конце недели мы снимем гипс с твоей руки и львиная доля сил начнёт уходить на восстановление уже её функций. Как-никак, почти пять недель прошло с момента твоего поступления сюда.