– Ум, госпожа Эура – понятие растяжимое.

– Человек вообще понятие растяжимое.… На дыбе….

– Опыт?

– Теоретический.

– Это ненадолго, госпожа Эура. Судя по длине вашего язычка, вы быстро приобретёте опыт практический, – усмехнулся Хайдгер, обнажив неровные зубы.

– Тому, кто пытается дотронуться до меня, я выломаю руки и вставлю их в жо…

– Хватит! – Не выдержала Аурика. – Эура, марш в свою комнату!

– Прошу прощения, – девушка вежливо опустила глаза.

– Живо, Эура. Ты наказана!

Едва не сбивая слуг, девушка выскочила из зала, и, словно белка, метнулась вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки. Как только звуки пира затихли, смешавшись с гулом поместья, она замедлила шаг. Оказавшись в своей комнате, Эура заперла дверь на засов и спрятала за косяком гальку с голубыми рунами. Быстро развязав шнуровку, девушка стянула платье и небрежно кинула его на пузатый ларь. Туда же полетели сапожки, украшения и исподнее. Затем Эура вытащила из-под кровати сундучок с обычной одеждой, той, что бережно носилась каждый день, в жару и в мороз: сине-зелёные штаны и такая же куртка. Кожа на куртку была взята с брюха первого пойманного тролля, кожа со спины – пошла на плащ, а из остатков скроили штаны, перчатки, мешок и сапоги. Подштанники и длинные шерстяные чулки ей достались от Кнутти, когда, закончив вязание, мать вдруг поняла, что сынок слегка подрос за прошлую весну. Холщовую рубаху из небелёного полотна девушка купила на ярмарке. Поверх рубахи старшие братья таскали кольчуги, но для Эуры кольчуга всегда была непозволительной роскошью. Вот если только Матиас найдёт покупателя на троллячью шкуру…

Матиас Младший, сын торговца Матиаса Старшего, одногодка Кнутти, был старым приятелем Эуры. Они вместе охотились, рыбачили, ездили в горы. Если спокойный, слегка застенчивый Матиас был светлой стороной их тандема, то взрывная и острая на язык Эура – тёмной. Матиас был голубоглазым высоким чуть полноватым увальнем, больше похожим на медведя подростка. Его коротко стриженные вечно топорщащиеся рыжеватые волосы и крупные веснушки, придавая лицу детское, слегка глуповатое выражение. Эура, маленькая худая, с бледной, почти прозрачной кожей, тёмными длинными прямыми волосами и миндалевидными глазами, доставшимися в наследство от бабки, больше походила на змею.

Быстро одевшись, девушка вытащила из-под кровати рюкзак, пристегнула ножны к поясу и распахнула маленькое оконце. Короткий зимний день клонился к концу. Уже легли длинные тени, окрасившись рыжими лучами заходящего солнца. Уже тёмной стеной чернел подступающий к Снерхольму лес. Уже слышалась с дальних заимок тоскливая волчья песня. Ловко цепляясь за торчащие из брёвен крючья, девушка проскользнула по узкому подоконнику на крышу, а затем спустилась на этаж вниз, мягко ступая по почерневшей от осенних дождей дранке. Там, где крыша дома упиралась в кровлю хозяйственных построек, едва заметно выступал квадратный люк. Расковыряв ножом лёд, девушка потянула за кусок верёвки, привязанной к медной ручке, и люк распахнулся. Из чёрного провала вырвались клубы тёплого пара, пропитанного тяжёлым конюшенным духом: ядрёной смесью из запаха прелой соломы, навоза, конского пота, вина, и кожи. Девушка нащупала ногой балку, и спрыгнула вниз, после закрыв за собою крышку. Оказавшись внутри, она осмотрелась: в конюшне было тихо, лишь лошади сонно вздыхали в стойлах. Конюхи давно сидели на кухне, травя байки за кружкой медовухи со слугами короля. Пока Эура возилась с упряжью, появился Терррорк. Он словно крыса вылез из-за бочки с водой, и побрёл к девушке, слегка покачиваясь на тонких лапках.

– Женщина ехать с Терррорком?

– Ехать, ехать, – недовольно отозвалась Эура, затягивая подпругу. – Я приказала тебе сидеть в конюшне! Какое право ты имел бегать по моему дому?

– Ты сама просить человеческого мальчика проводить Терррорка к лошади, – пожал плечами гоблинец.

– Ты в своём уме, ушастый!? – Скривилась девушка от ударившего в нос терпкого виноградного запаха. – Шаман на дух не переносит запаха вина.

– Это все мальчик. Мальчик напоить Терррорка вином и дать капустный пирог. Терррорк не отказываться. Зачем Терррорк отказываться? Мальчик говорить, а Терррорк пить! Мальчик много говорить, Терррорк много пить!

– Ты точно спятил, – покачала головой девушка. – Похоже, не только оборотни теряют мозги в полнолуние. Видимо на вас, гоблинцев, луна тоже действует.

– Женщина, не бояться! Терррорк зелье верный знать: пол бутылочки и Терррорк свеж, как маленький крольчонок. Ням-ням, крольчонок.

– Смотри сам, ушастый, – отозвалась Эура, тихо выводя лошадь во двор. – В любом случае, если шаман будет спрашивать, то я тут ни при чем. Я тебе не наливала.

– Куда? – Окликнул их пожилой конюх, куривший трубку на старой бочке у ворот.

Эура кинула ему медяк. Старик, поймав монетку, подмигнул и побрел открывать ворота. Старый Улов никогда не задавал вопросов, когда ему щедро платили: ни прежде, когда он с дружиной отца Трюггера ходил в походы, ни сейчас, когда он целыми днями курил трубку верхом на старой бочке у ворот конюшни. Прикрыв за Эурой и её маленьким сопровождающим ворота, он, вернулся на место, мурлыкая себе под нос песенку и прикидывая сколько пива можно купить на внезапно свалившееся богатство.

Старый Снерхольм стоял на опушке. Со всех сторон его чёрной стеной окружал лес.

– Прямо, – улыбнулся гоблинец, обнажая острые жёлтые зубы. Он стянул мешавший капюшон. – Терррорк показать дорогу к шаману.

– Я знаю, – раздражённо отозвалась Эура.

Гоблинец никак не мог устроиться на лошади, елозил в седле, задевая вывернутыми назад коленками стремена. От него тащило шерстью и вином. Длинные зелёные уши, торчащие по бокам чуть сплюснутой головы, порванные и унизанные медным кольцами, тряслись перед её носом. Маленькое гоблинское сердце трепетало от счастья: его накормили и напоили, и в стойбище он въедет верхом, как уважаемый и знатный господин. Собственная лошадь всегда была для Терррорка недостижимым предметом роскоши, символом богатства и объектом вожделения и страсти. В своих тайных гоблинских мечтах он покупал белоснежного коня и торжественно появлялся на нем перед изумлёнными сородичами.

– Неа, – погрозил пальцем ночной темноте гоблинец, когда Эура уже собралась свернуть на знакомой развилке. – Шаман переехать. Терррорк перетаскивать его шатёр. На старом месте плохо. В горах снег выпал: олени спуститься ниже, гоблины спуститься ниже, тролли спуститься ниже.

– Олени у отца гуляют и завтра собираются на охоту.

– О! Тролли славно поужинать завтра. Ням-ням.

– Тролли не поужинают! Нам не нужны проблемы.

Гоблинец хмыкнул и замолчал. Терррорк захмелел, укачиваемый ровным шагом лошади. Он дремал, приоткрыв правый глаз, опёршись спиною об Эуру, словно о спинку кресла. Лошадь осторожно ступала по тёмной лесной тропинке, мелко вздрагивая от волчьего воя, раздававшегося неподалёку.

– Волчколюди на деревню нападать, – флегматично заметил гоблинец, мотнув головой вправо на очередной развилке. Тропа, едва заметная в снегу, исчезла, свернув за валежник.

– Сегодня полнолуние. Им сложно прятать свою натуру.

– Не только им,– хихикнул гоблинец.

– Ты лучше скажи куда дальше. Я не знаю этой дороги.

– Прямо…. Если не знать, куда идти – иди прямо… – философски заметил гоблинец.

– Тут дорога заканчивается: дальше сугробы, бурелом и кусты.

– Хде? – Резко мотнул головой гоблинец, едва не заехав в глаз краем уха.

– Везде!

– А… Прямо.

– Терррорк, прямо мы не проедем! Может быть, ты пешочком проскачешь, но я на лошади – нет. Мы увязнем в снегу, сделав пару шагов.

– Доверять, Терррорку, человеческая женщина.– Глубокомысленно произнёс гоблинец, поднимая палец.

Он неловко сполз с лошади, плюхнувшись рядом с кучей присыпанных снегом веток, принюхался, по-звериному морща острый нос, и вытянулся. Убедившись, что никого подозрительного рядом нет, он снял с плеча мешок и принялся в нем капаться, бормоча что-то под нос на родном языке. Эура молча ждала, поминутно озираясь по сторонам: волчий вой слышался все ближе, и испуганный конь, чувствуя опасность, бил копытом, мелко вздрагивал и тряс гривой. Хруст ломающихся под звериными лапами веток, звучал в лесной чаще подобно арбалетным выстрелам. Наконец, гоблинец вытащил маленький неприметный мешочек, сгрёб раскиданное барахло обратно в сумку, и, закинув её за спину, замер. Бросив хитрый взгляд на Эуру, он развязал мешочек и потряс. На ладонь упали три чёрные блестящие костяшки, в каждой из которых была пробита маленькая дырочка и привязан чёрный шнурок, заканчивавшийся бронзовым грузиком. Шнурки маленькими змейками оплетали камни. Ласково погладив камешки шершавой ладонью, гоблинец аккуратно размотал шнурки; взяв их за длинные хвосты, отошёл; прищурив глаз, прицелился и запустил один из камней в крону старой ольхи. Камень пролетел над головой Эуры, зацепился за ветку, и, повис, маятником раскачиваясь под лёгкими порывами ночного ветерка. Второй камень гоблинец закопал в снег среди голых кустов малинника, привязав конец шнурка к колючей ветке. Третий – был спрятан в корнях старой сосны. Когда камни заняли свои места, Терррорк достал из-за пазухи деревянный, потемневший от времени жезл, в вершину которого был вставлен матовый царапанный камень. Рукоять жезла лоснилась от жира, а в прожилках деревянных листьев, державших камень, скопилась грязь. Поймав спиной заинтересованный взгляд, гоблинец обернулся, хмыкнул, потёр лапкой камень и что-то тихо прошептал, прикрывая рот ладонью. Камень вспыхнул и засиял ровным тусклым светом, едва рассеивая ночную мглу. Птицы разбуженные яркой вспышкой, поднялись с веток и недовольно крича закружили над поляной. Три камня замерцали во мгле, и перед Эурой разверзся голубой зев портала. Переливаясь и вспыхивая кобальтовыми всполохами, воронка загудела, словно растревоженный улей.