Эура лежала, вжавшись в камни, а ветер сдувал с дороги рыжую пыль, заметая орочьи следы. Она ещё раз развернула свою карту: три дороги как в плохой сказке. Направо пойдёшь – голову потеряешь, налево пойдёшь – голову потеряешь, а прямо пойдёшь… тоже потеряешь голову. Орки будут караулить её у ворот. Они уже разбивают лагерь в ожидании того, что через денёк другой уставшая от опасностей, измотанная длинной дорогой, голодная жертва сама приползёт к ним в лагерь… или сдохнет в пути, а на её обглоданный зверьём труп укажут грифы. Людских поселений на карте не было, а путь назад был отрезан: как только камни, орошённые конской кровью, замёрзли, мост рухнул в пропасть.
Девушка перекинула через плечо сумку и пошла бодрым шагом по левой дороге, так как в отличие от двух других, на ней виднелись едва различимая колея.
Дорога была пуста: лишь торчащие зубьями валуны, да сухая трава. Даже снег не ложился на землю, застревая грязными клочками меж камней. К вечеру поднялась пурга. Ночевать Эура устроилась в одной из пещер, дырами зияющих в окрестных скалах. Разведя костёр из досок старой телеги и гнилого столба указателя, Эура сидела в глубине пещере и слушала как поёт жалобную песню ветер, и вглядывалась в тени костра, пляшущие на каменных стенах. Стены пещеры до самого потолка покрывали рисунки. Одни были багряно-красными, другие – оранжевыми, в цвет охры, третьи – чёрными, намалёванными сажей. Кое-где были видны отпечатки ладоней и странные бороздки. Видно ветер, непогода или дикие звери оставили их на камнях, испортив творения древних обитателей. Когда-то эту долину населяли люди: днём ей попадались заброшенные колодцы, стены домов с провалившимися от времени крышами, поломанные заборы. Люди давно покинули эти места, а нелюди почему-то избегали селиться на руинах. Нелюди… С наступлением ночи в горах раздавался рёв горных циклопов, призывающих рыком своих коз. Крики горных кошек на их фоне казались мяуканьем новорожденного котёнка. Чутье подсказывало, что в горах могли обитать существа и пострашнее.
Эура дремала. В пещере же было тихо и сытно, потрескивали полешки, и зеленоватая позёмка лёгкой дымкой ползла по полу. Или то были не поленья… Тихий шёпот и стук раздавались из глубины. Тень скользнула по разрисованным стенам пещеры. Эура быстро оглянулась: никого. Лишь отблески пламени и темнота, подступавшая плотным кольцом. Из глубин пещеры явственно слышался скрежет, словно где-то близко грызли зубами камни. Эура вытащила из костра горящую палку и сделала шаг в сторону, где звуки были особенно чётко слышны, но тут же отпрянула. На неё из темноты пещеры, перебирая костяшками пальцев, ползла человеческая рука. Тряпка, болтавшаяся на пожелтевших костях, была когда-то рукавом, роскошно вышитым рукавом. Сейчас обрывок истлевшей материи держался лишь на почерневшей от времени манжете. Хозяин руки стоял в отдалении, оперившись сгнившим плечом о стену. В пустых глазницах выбеленного дождями и временем черепа появились всполохи изумрудного пламени. Мертвец втягивал воздух остатками носа, словно гончая, пытаясь почуять добычу. Девушка медленно попятилась, сжимая горящую палку. Коленки её предательски дрожали. Рука приблизилась к ней, быстро перебирая пальцами, словно паук–сенокосец. Эура сделала шаг назад, и угли зашипели под каблуками сапог, зачадили, окутывая едким дымом и вонью палёной кожи. Эура выдернула ногу из костра, резкими движениями пытаясь стряхнуть угольки, а рука ринулась вперёд и вцепилась когтями в колено. Хозяин кинулся вперёд следом за ней. Эура едва успела выхватить клинок, но что сделает простая сталь против магической кости. Клинок лишь оставлял небольшие отметины, на торчащих рёбрах, срезая куски гнилой плоти. Огонь тоже был слабым помощником: мертвецы слепы. Дожди давно выели глаза, оставив чёрные глазницы в которых горел мёртвый огонь. Вслед за первым показались другие обитатели пещеры. Мертвецы, словно страшные куклы, шли вперёд покачиваясь из стороны в сторону, вытянув вперёд остатки рук. Растопырив худые пальцы с длинными пожелтевшими ногтями, они хватали воздух, пытаясь ухватить кусок живой плоти. Зубы их клацали в предвкушении добычи. Эура крутилась, выворачивая мёртвые суставы, ломая колени и пальцы, отбиваясь от рук, пытавшихся разорвать одежду. Мёртвые конечности падали рядом и пауками атаковали отдельно от тела. Одна из отрубленных рук вскарабкавшись по одежде, вцепилась в ладонь. Сквозь разодранную варежку просочилось голубоватое сияние. Нападавшие руки мерзкими насекомыми бросились врассыпную, стуча костями по каменному полу. Мертвец готовый нанести удар в нерешительности замер с поднятым над головой ржавым мечом. Другие просто отступили. Узоры на руке девушке беспокоили их, не давали приблизиться. Мертвецы сбились в кучу и стояли. Наконец один, клацнув зубами, шагнул вперёд, но Эура, быстро стянув варежку, протянула руку в его сторону, и он, скуля словно побитый пёс, отпрыгнул назад. Первый мертвец не унимался: очнувшись от морока, он стал обходить девушку, отрезая путь к выходу из пещеры. Медлить было нельзя: схватив горящую палку, Эура побежала прочь из страшной пещеры. Снаружи бушевала вьюга. Сквозь снег и ветер проглядывали зелёные огоньки россыпью сиявшие из глубины пещер и тени человеческих фигур, худых человеческих фигур видневшиеся в руинах каменных построек вдоль дороги. Страх гнал её вперёд. Внезапно впереди сквозь снег и вьюгу проступила одиноко стоящая башня. Повинуясь животному инстинкту, Эура побежала к ней. А позади уже ковыляла проклятая голодная толпа. Не помня себя от страха, девушка взлетела на верхний этаж, перепрыгивая через ступеньки старой винтовой лестницы. Только затворив тяжёлую дверь и завалив её остатками мебели, она рухнула на пол. Сердце бешено колотилось в груди. В дверь уже скреблись, ковыряя окованные железом доски грязными ногтями. Её быстро выследили по запаху плоти и крови… живой крови….
Девушка осмотрелась: маленькая неприметная коморка под самой крышей колокольни храма не раз спасала жизни. То, что Эура приняла за обломки мебели, оказалось сложенной поленницей дров. В углу валялся соломенный тюфяк, чуть припорошённый снегом, нанесённым ветром через щели в старых ставнях окна. С высоты колокольни город был виден, как на ладони: нарядный городишко, весь в россыпи зелёных огоньков, ручьями стекающимися к башне, словно светлячки на трухлявом пне. Город… был ли он когда-то городом? Эуре, испуганно взирающий на него из маленького окна, он казался кладбищем, а аккуратные домики – склепами. Даже с высоты колокольни, сквозь снег и вьюгу можно было разглядеть белого змея, намалёванного на каждой двери странного поселения. Та же змея, флегматично глотающая свой хвост, была нарисована на карте, с той лишь маленькой разницей, что у змеи на карте были зелёные нефритовые глаза. А может, убегая от толпы мертвецов, продираясь сквозь пелену бури, Эура просто не заметила какого цвета глаза у змей безразлично взирающих на неё со стен разрушенных строений.
Присев на тюфяк, Эура отхлебнула вина из фляги. Метель пыталась оторвать ставни и кидала снег в щели. Ветка, которую она все ещё сжимала в руке, еле тлела, норовя погрузить комнату в полную темноту. Выбрав сухой уголок, Эура развела маленький костёр и, завернувшись в плащ. Вздрагивая от каждого шороха, она так и не могла сомкнуть глаза до утра.
Рассвет заставил мертвецов вернуться в могилы. Метель утихла. Город стоял тихий и чистый, словно невеста перед алтарём. Озираясь по сторонам, готовая снова кинуться в башню, Эура добрела до пещеры. Костёр был затоптан. Все ещё тлеющие угли беспорядочно валялись на полу. Отпечатки измазанных в саже босых стоп вели вглубь пещеры. Сумка была выпотрошена: застёжка выдрана, а солонина и сушёная рыба – исчезли. Собрав уцелевшее, Эура поспешила из города.
В обед её сморил сон и, спрятавшись среди камней, разбросанных вдоль дороги, она задремала на солнце. Проснулась Эура от того, что кто-то толкал её в плечо. Она открыла глаз и, едва увернувшись от прицельного удара крепким клювом, вскочила. Большая, ростом с охотничью собаку птица, с лысой безобразной головой и алыми глазками пыталась стащить пряжку с плаща. Вторая пернатая разбойница вытаскивала из-под головы сумку. Внезапное пробуждение жертвы ограбления нисколько не смутило лысую парочку. Они, щёлкая от негодованья клювом, шипя и растопырив крылья, прыжками удалились на безопасное расстояние.
