Но, заглянув в мысли нынешнего Васи, Юрий понял, что он ещё хуже, чем ему казалось.

  Для Алексея Матвеевича, конечно, было жизненно необходимо, чтобы Маша никогда не была с Сашей вместе, потому что это стало бы его личным оскорблением. Они и не были, что его радовало несказанно. Но это ещё не всё. Вася прекрасно знал, что Маша, потеряв родителей, как та считала – по её вине, глубоко несчастна. И потому чувствует себя виноватой и перед Богом. И глубоко страдает, что это невозможно исправить. Тот, прежний, Вася получал от этого кайф и сейчас. Раз уж Маша предпочла ему другого, пусть платит за это всю жизнь! Он уже забыл, что его кандидатура в поклонники Машей никогда даже и не рассматривалась. Тем хуже для неё.

  То же было и с Сашей. Вася знал, что Саша, несмотря на то, что ест и спит на золоте, чувствует невыносимое моральное угнетение и боль: за изломанную судьбу Маши, за гибель её родителей, за казахстанские страдания своих родителей и их слёзы о нём. Ведь время вспять уже не повернёшь, а потерянные жизни и здоровье не вернёшь…

  Вася даже не ожидал, что действие его детской будет так долго длиться. Доставляя ему невыразимую радость.

  Вот если бы Саша вдруг женился, народил детей и был счастлив в браке… Вася не дал бы ему никакого шанса спокойно жить дальше. Или вообще жить. А так… пусть ещё помается.

  Кстати сам Вася, конечно же, женился. Причём – на первой красавице Москвы, бывшей Мисс-чего-то-там. И имеющей диплом аж самого МГИМО – Московского государственного института международных отношений. Оксана родила ему дочь. И всё. Сказала, что хочет делать себе карьеру, в министерстве, а не детей ему, дома. Но по карьерной лестнице она далеко не поднялась. Так – весьма посредственный клерк среднего пролёта. Зато она оказалась очень продвинутым субъектом в иных сферах, весьма доступных мужскому полу. И Вася это всегда знал. И терпел. Как ни странно, с этой стервой и эгоисткой Вася почему-то становился просто тряпкой и она вертела им, как хотела. Из-за этого Вася, во время своих заданий становясь Аникой, иной раз так отрывался на женщинах, что у находящихся рядом волосы дыбом вставали… А домой возвращался другой человек – добрый, внимательный, тактичный – идеальный муж и примерный отец. А теперь уже и дед. Дочь родила им с женой внучку. Именно им. Потому что, оставив им новорожденную воспитание, сразу же укатила в Америку. Типа – отдохнуть от беременности и быта. Отдохнула. И вскоре разошлась со своим мужем – альфонсом и негодяем, насколько его Алексей Матвеевич знал. А он знал. И выскочила замуж за нигера – стриптизёра в баре. Этого типчика Алексей Матвеевич и знать не хотел. И вот уже седьмой год его блудная дочь Лизка не кажет домой носа. Только денег беспрерывно требует. Говорят – наркотой балуется. Мерзавка! Внучка уже в школу пошла, а свою мать в лицо только по скайпу узнаёт. Да и то – раз в год.

  И за что ему всё это?

  ***

  Ночь в пещере у скалистой дороги, ведущей всех этих слегка безумных от усталости путников по опасным горам Тибета к цивилизации, была очень холодной. И тревожной. Юрий слышал встревоженные разговоры об ирбисе, которого они видели по дороге сюда. И все боялись, что он за ними увязался. Но Юрий, взглянув вокруг внутренним взором, знал, что ирбис уже поймал кабаргу и, насытившись, залёг отдыхать.

  Юрий невыносимо устал. От смены от молитвенного состояния к тревоге и сомнениям, от подсмотренной судьбы Алексея Матвеевича и его дел ему было не по себе. Информация о Конторе и её делах снова свалилась на него грязным комом, оставив на Душе ушиб и ощущение тяжкого уродства. Но делать нечего. Надо было заглянуть и в эту бездну…

  М-да, Саша Никитин не зря жалел убогого Васю. Грех обижаться на больных и юродивых – в сердобольной Руси всегда так считали. Но плохо, когда подобным… уродам дана власть над людьми. Такие, как этот Вася, всегда хотят доказать своё превосходство над другими. Это даёт им ощущение… что они тоже люди…

  И Юрий знал – кто стоит за этим Аникой-дома-не-воином. И кто заварил всю эту свистопляску вокруг него.

  ***

  Виктор Иванович…

  Витя, с детства был умён и не по годам развит. Он очень много читал и отнюдь не беллетристику – стихи, романы или эссе. Он любил изучать людей. ЖЗЛ, история, философия, эзотерика, наука – вот что его интересовало. А ещё – любые проявления магии. Он всегда знал, что человек – уникальное творение природы. И только то, что основное время он занят добыванием 'в поте лица своего хлеба насущного и рождением в муках своих детей', не даёт проявиться скрытым дарованиям. Только иногда – в единицах, в гениях, в сверхчеловека – видны были проблески этих дарований, благодаря чему и происходило развитие цивилизации. Если б не они, инертное по своей сути человечество до сих пор жило бы в пещерах и питалось кореньями. И он знал, что, кроме этой реальности, есть ещё что-то. Как-то юному Вите попало в руки Евангелие. Как исторически значимую, он прочитал эту книгу. И его очень поразила в нём одна притча Иисуса – о пшенице и плевелах. Которую, якобы, он рассказал своим ученикам:

  'Царство Небесное подобно человеку, посеявшему доброе семя на поле своем. Когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею плевелы и ушел. Когда взошла зелень и показался плод, тогда явились и плевелы. Придя же, рабы домовладыки сказали ему: господин! не доброе ли семя сеял ты на поле твоем? откуда же на нем плевелы? Он же сказал им: враг человека сделал это. А рабы сказали ему: хочешь ли, мы пойдем и выберем их? Но он сказал: нет – чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними и пшеницы. Оставьте расти вместе то и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в снопы, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою'.

  Ему эта притча не понравилась. Витя был уверен – Иисус не мог одобрить такую глупость – чтобы хозяин оставил на своём поле плевелы, угнетающие пшеницу. Это люди приписали Иисус подобные слова – чтобы оправдать свои беззакония и получить право на пороки и лень. Мол, бог всех терпит и всем Солнце греет. А потом, став разведчиком, Виктор Иванович часто вспоминал эту притчу. И боролся с плевелами, как мог, выпалывая их с поля жизни. Он считал, что Иисус, если б он и вправду пришёл на землю, вёл бы себя совсем по-другому. Не принёс бы себя в жертву неблагодарному человечеству, предавшему его, несмотря на все чудесные исцеления, а обновил бы это самое человечество. И начал бы всё заново. Но не с нуля, как это произошло после потопа, устроенного разъяренной небесной канцелярией, а с отделения зёрен от плевел. И не с уничтожения неполноценных особей, исходя из их физического совершенства или национального принципа, как это пытался сделать бесноватый Адольф Гитлер. Иисус, приняв за норму внутренние совершенства личности, мог бы бережно отделить в человеческой цивилизации высокоморальных от аморальных, зёрна от плевел. Он же бог и вполне мог сделать это, не повредив зёрнам. Ничего ценного в плевелах нет, как это подтвердили две тысячи лет, прошедшие после его распятия и распространения христианства. Чаще даже само христианство порождало плевелы – Крестовые походы, Инквизицию, религиозные распри. На Земле должна остаться только пшеница и её зёрна. Люди нравственные, умом, обладающие развитым сознанием. А сорняки должны прекратить коптить смрадным влиянием этот чудесный мир.

  Кто-то скажет – вот ещё один диктатор. Но это не так. Виктор Иванович никогда не стремился к личной власти – ни к политической, ни к административной, ни к относящейся к духовной сфере. Его интересовал итог. Поэтому он искал возможности влиять на власть, управляющую людьми. На атмосферу власти. На отделение зёрен от плевел. А где во времена развитого социализма в СССР можно было повлиять на этот процесс, используя для этого любые доступные средства, не опасаясь последствий и не завися от личностей? Только в Конторе. В этой самой таинственной и мощной структуре государства, не подотчётной никому. Перед Конторой трепетали даже генсеки и политбюро. Поэтому Виктор Иванович, честно пройдя всю карьерную цепочку – от учебных классов разведшколы до руководящих кабинетов, занял в этой структуре самую выгодную ступень: стал первым заместителем Главного. В его руках была и власть, и средства, и все ниточки политики и государства. А в случае чего, своей головой отвечал не он, а глава этого, обладающего, практически, неограниченной властью, ведомства. Он пережил не одного такого Главного. Потому что всегда умел быть нужным. Без него любая голова или глава – старая и новая – была, как без рук. И часто он делал так, что даже его правая рука – согласно евангельскому совету – не знала того, что делала левая. Не говоря уж о голове. Главе. Но был один момент, который очень огорчал Виктор Ивановича – полномочия его и Конторы ограничивались, в основном, рамками СССР. И с некоторых пор он очень хотел взять в свои руки и мировые ниточки. Чтобы влиять не только на процессы, происходящие в этом государстве. А оно, закосневая в устаревших формах правления, всё более теряло поворотливость и темпы. И этому реакционному монстру, чтобы далее двигаться по пути прогресса, надо было слиться с прочим человечеством. Монстр – СССР – должен был развалиться. И задача эта была по плечу только титану. Возможно, Виктор Иванович – невысокий, плотный, слегка лысеющий чиновник – и был таковым. Титаном в тени. Кукловодом в тени системы. Её же порождением. И тогда Виктор Иванович поставил своей задачей сдвинуть этого колосса на глиняных ногах, подтолкнуть его в пропасть. Вместо него должно было возникнуть нечто мобильное и прогрессивное. Это именно он первый приложил свою руку к началу крушению социалистической империи, не оправдавшей его надежд. Потому как эта проржавевшая и косная система основательно подавляла свободное развитие той личности, которую он столь ценил – зёрен. Индивидуумов, интеллектуалов, вершины творения. Этот колосс давил, гасил гениальные проявления свободной личности, стоял на пути у прогресса. Виктор Иванович поначалу осторожничал. Он поначалу лишь слегка приоткрыл железный занавес, сделав перестановку кадров в верхах, умерив давление всей системы на свободу проявления личности и снизив жёсткость механизма наказания – судебного и карательного. Подспудно, нигде не засветившись, через своих людей, он изгнал страх и безынициативность из общества. Благо – Сам слегка впал в маразм и ничем уже особо не интересовался. Однако это были лишь небольшие послабления, не затронувшие общую атмосферу социалистического общества. Гайки были закручены слишком жёстко. И заржавели, прикипели. Их надо было срезать к чёртовой бабушке совсем. Поскольку, как показала жизнь, эта схема общественного устройства была абсолютно нежизнеспособна. Она растила в основном плевелы – вялых, безынициативных, запуганных людей, ни к чему не стремящихся, радеющих лишь об одном – не высовываться из массы. И все потихоньку приворовывали. Конечно, начав рушить прогнившую систему, Виктор Иванович знал, что рано или поздно всё здесь развалится, ухнет в тартарары – там голова, там ноги. Как и положено глиняному колоссу. Но он не предполагал, что она настолько прогнила и что это произойдёт так быстро, а главное – что этот процесс затронет и саму Контору. Ему всегда казалось, что она нерушима. Но она рухнула, как и всё, что было создано этим коллективом безынициативных людей. Слишком сросся этот конгломерат. И Виктору Ивановичу стоило немалых усилий сохранить хотя бы частичку Конторы, которая потом и возродилась под новой вывеской. Как Феникс из пепла. Потому и букву 'Ф' в аббревиатуру вставили. А задачи и методы… Чего мудрить – они остались прежними: защищать государство не столько от внешнего врага, сколько от внутреннего. И держать бесконечную круговую оборону. Быть государством в государстве. Виктору Ивановичу не нравилось и то… общество, которое возникло на месте прежнего. Оно было ничем не лучше прежнего. Плевелы разрослись ещё больше, а свобода личности проявилась каким-то уродливым образом. Основой и мерилом успеха стали деньги. В верха полезла какая-то мразь. Расцвела наркомания, сексуальные извращения, стали нормой беспринципность и хамство. А мозги, те, что ещё чего-то стоили, потекли за рубеж. Виктор Иванович с отчаянием наблюдал за ядовитыми плодами перестройки и скрипел зубами. Ему казалось, что с волной перестройки унесёт в пропасть именно полову и плевелы, а не последнюю пшеницу… Такое г…не тонет при любом строе. Он с отвращением наблюдал, как по родным просторам носилась мутная волна перемен, баламутя по гнилым закоулкам всё отребье, и вынося его к вершинам власти: 'Кушайте, господа!' Виктор Иванович не хотел есть этого блюда, но приходилось. И иногда он даже с теплотой вспоминал прежние времена, такие… предсказуемые. Хотя и там было полно тех же уродов и тех ещё плевел. Но не до такой же степени исчадий ада, прости господи. С этим надо было что-то делать. Довершать начатое. Но как? И на этот раз он решил пойти нетрадиционным путём. В прямом и переносном смысле – менять не людей, а их место под солнцем. Не захотел Иисус это делать, сделает Виктор Иванович.