Девочка выглядела вполне довольной своей участью, поэтому Василиса вмешиваться не стала. И очень быстро пожалела об этом, потому что предприимчивая девица, отвязав свой конец шарфа, прикрепила его к соседней скамейке, и удалилась. Вернулась она минуты через три, с мороженым, привязала поводок на место и опять застыла перед клеткой.

Потом она подняла взгляд на Василису, дёрнула её штанину и с интересом спросила:

— Тётя, а откуда ещё одна киса взялась?

— Наверное, в домике пряталась, — ответила девушка, разглядывая вновь прибывшую — ну, вылитая Тави.

Пума плавно подошла к решётке, поймала взгляд Василисы, и рыкнула:

— Возвррращайся, срррочно!

Василиса замерла, не отвечая на детские вопросы о том, что «киса сказала», потом с подозрением уточнила:

— Тебя тоже за мной прислали?

Тави оскалилась, отчётливо артикулируя, прорычала «Дуррра» — к восторгу юной зрительницы, и отошла к сладкой парочке. Первой по морде получила самочка, истерически зарыдавшая и скрывшаяся за домиком. Самцу досталось больше — а он и не сопротивлялся, только ухмылялся во всю пасть.

Василиса не стала дожидаться окончания явно семейной разборки, и пошла к выходу, раздумывая, как Тави ухитрилась попасть в клетку зоопарка, и на кого она бросила своего котёнка, и зачем сандальная кошка потребовала, чтобы она в Тридесятое царство возвращалась, и почему срочно, и что бы всё это могло означать…

В итоге решила девушка воспользоваться классическим, уже веками проверенным рецептом, и подумать об этом завтра. Вопросов для обдумывания стало больше после вечерних новостей, в которых захлёбывающая словами журналистка рассказывала о похищении из Московского зоопарка самца пумы, лишь на прошлой неделе полученного из вьетнамского зверинца. В кадр лезли свидетели, выдвигавшие самые фантастические версии, прозвучал даже вариант Василисиной юной знакомой: с очень серьёзным лицом девочка поведала, что сначала пришла ещё одна тётя-пума, всех побила, и ушла с дядей-пумой. Правда, веры особой словам этой свидетельницы не было, в основном из-за дополнительной информации о том, что тётя-пума всех обозвала «дуррой». Микрофон перешёл к мужику, который начал рассказывать о подозрительном фургоне, на чём Василиса телевизор и выключила.

Она походила по комнате, приговаривая «завтра, всё завтра», и легла спать.

Проснувшись в очередной раз на рассвете, Василиса, не вставая, взглянула в окно — что там с погодой? Но первое, что она увидела, был довольно большой, листьев на шесть, росток дуба, вылезший из только вчера посаженного жёлудя и тянущийся к весеннему солнцу.

Стремительное прорастание жёлудя Василису не особенно поразило — то ли способность к удивлению за последние дни атрофировалась, то ли сознание научилось находить во всех чудесах некую логику. Вот что может быть ничего удивительного в том, что волшебный жёлудь дал волшебный росток? Ах, да, она же там ещё и палец оцарапала! Естественно, что растение, политое кровью хозяйки, будет развиваться намного быстрее.

Василиса села на кровати и потрясла головой:

— Какой бред! Совсем с ума спрыгнула с этими приключениями. Скоро буду, как местные, при любом чуде плечами пожимать — ну, чудо, подумаешь… А что ещё в сказке должно быть?

При ближайшем рассмотрении деревце показалось ей совсем обычным — такие годовалые проростки в любом подмосковном лесу на каждом шагу. Василиса погладила нежные листочки, и подумала, что получилось у неё какое-то недочудо: было бы настоящее — так и дуб был бы кряжистый, настоящий, с пышной кроной, только уменьшенный во много раз. Она вздохнула, пощупала землю — совсем сухая. Это её тоже не удивило — если деревце так выросло, понятно, что всю воду и выпило.

Она не удержалась и ещё раз пропустила нежный листочек между пальцами, но при этом наставительно заметила:

— Что так быстро растёшь — это правильно. Только вот сказка — сказкой, а водичка-то — по счётчику.

Листочки задрожали, как будто поняли намёк. Василиса улыбнулась:

— Да что ты такой пугливый! Шучу я, сейчас полью, не переживай. Только уж и ты постарайся, — Василиса неопределённо повела рукой, — расти, как положено, тебе виднее — как. А там посмотрим, в лес тебя пересаживать, или дома оставить.

Василиса посмотрела на часы и начала спешно собираться в институт — консультацию пропускать не хотелось, тем более, что была некоторая надежда получить зачёт автоматом. Она покосилась на так и не разобранный мешок, вытащила из шкафа чистые джинсы, и обнаружила, что два дня пирожковой диеты даром не прошли — не то, чтобы не застёгивалось или тянуло, но было как-то неудобно. Или это ей чувство вины внушило?

Она пару раз наклонилась, присела на кресло — нет, вроде бы нормально. Всё равно — с пирожками нужно завязывать, хотя это будет не сложно: сказочных здесь не добудешь, а местных много не съешь. Процесс выбора майки затянулся надолго: какие-то они все были легкомысленные и с арбитражным процессом монтировались плохо. В итоге Василиса вытащила из мешка блузку в цветочек, встряхнула — надо же, совсем не измялась — и решила, что вот она будет в самый раз. Правда, половина однокурсниц наверняка появится в строгих офисных костюмчиках, а она подлизываться к стервозной профессорше не станет, вот косу в узел на затылке замотает — и хватит.

Посмотревшись в зеркало, Василиса решила, что, во-первых, выглядит она сегодня великолепно, и, во-вторых, своим джинсово-пасторальным видом явно нарывается на неприятности. С другой стороны, если вчерашний проход по городу в костюме ряженой уже стал достоянием общественности — хуже уже точно не будет.

Уже в дверях, оглядев комнату, она зацепилась взглядом за лежащую на столике кучку потусторонней мелочи. Решив, что это непорядок, она немного пометалась, пытаясь пристроить монеты то в шкаф под бельё, то во второй ряд книжной полки. Потом успокоилась, отделила монетки с рыбками и цветочками, и ссыпала их в шкатулку с своими небогатыми драгоценностями.

Монетки с дырочками она зарыла в цветочном горшке, рядом с юным дубком, полюбовалась картиной, вернулась к шкатулке и выкопала из её недр обрывок золотой цепочки. С цепью, намотанной аж в три оборота, дуб, видимо, почувствовал свою значимость, потому что вытянулся и выбросил ещё один листик, крошечный и бледно-зелёный.

Василиса одобрительно кивнула:

— Правильно ситуацию понимаешь. «Златая цепь на дубе том» — это не просто так, а знак, что ты нынче при должности. Так что монеты охранять, и вообще — бдеть. Понятно? Хотя — сейчас мы охрану усилим…

Опустившись на колени возле нижней полки книжного шкафа, девушка стремительно зарылась в её глубины, изображая молодого фокстерьера перед норой: назад и в стороны полетели блокнотики, детективы, ракушки, сломанный зонтик, моток проводов забытого назначения, ласты… Наконец с торжествующим вскриком она вытащила из самого дальнего угла крошечную статуэтку: сидящую на тумбе чёрную кошку с золотым ошейником и золотой же серёжкой в ухе.

С трудом распрямившись, Василиса, споткнувшись о ласты, подошла к подоконнику и поставила кошку под самым большим листом:

— Вот, будет тебе компания. По правилам, конечно, должен быть кот учёный, но у меня кота нет, есть только кошка. Уровень учёности не знаю, но зато она — богиня. Я её из Египта привезла. Так что знакомься — богиня Бакст. Хотя нет, Бакст — это художник, а кошка эта — Баст. Точно, Баст! Ну, вы знакомьтесь, разбирайтесь, а я пошла.

Развернувшись на каблуках, Василиса решительно вышла из квартиры, слегка подпрыгивая на каждом шаге и жизнерадостно напевая:

— А я сошла с ума…

Мнение о собственных умственных способностях у девушки укрепилось, когда она подходила к институту: ведь в пятницу-же предупреждали, что консультации не будет вообще, а будет сразу зачёт, но на второй паре. С другой стороны, где та пятница — кажется, что в прошлом году была, если вообще не в прошлой жизни.