— Ну а как нам начать большой концерт, ефли глава подразделения ничего об этом не знает? — спросил Джамал.

— Если сегодня вечером эта встреча пройдёт гладко, я доложу обо всём прямо Шефу, — ответила Лэйни. — Она сама страшно захочет этим заняться, вытянет нас из-под Роулинсона и даст нам всё, что нужно.

Несмотря на общее разложение, как в Соединённых Штатах, так и в их правоохранительных органах, в рамках системы всё ещё сохранились элементы и отдельные лица, способные, когда этого требовали обстоятельства, действовать быстро и с безжалостной деловитостью. И Кики Маги получила наглядный пример такой работы.

В течение часа её доставили к полицейскому врачу. Рана на голове была обеззаражена, на неё наложили швы и повязку, хотя по указанию Лэйни волосы не сбрили. Кики вкололи антибиотики и мягкое обезболивающее, а затем заперли в шикарном конференц-зале, сняли кандалы и наручники, но строго предупредили, что любая попытка побега будет жестоко пресечена. Пока всё это происходило, группа тайных агентов из Портленда быстро подъехала к дому-прицепу Маги. Они перетащили всё ещё пьяную и сонную Мэй Маги в свой фургон, взяли Мэри Эллен из её кроватки, и забрали из дома-прицепа ряд вещей по списку, после чего молча и незаметно исчезли. Вообще-то на стоянке домов-прицепов жил человек, ещё не полноправный доброволец, а кандидат, который действовал как наблюдатель от Добрармии. Но ему нужно было ехать на работу в шесть утра, и он пропустил кратковременную суету вокруг дома Кики.

Через два часа после того, как сержант уголовки Мартинес впечатала Кики головой в стену, в конференц-зал принесли её дочь. Кто-то сменил Элли памперс и одел в одну из её дешёвых хлопковых пижамок. Кики дали пластиковую тарелку фруктового салата из столовой, небольшую коробку хлопьев в пластиковой миске, пакет молока и пластмассовую ложку и разрешили покормить ребёнка. После завтрака Элли захотела поиграть, бегала по конференц-залу щебеча и крича, прыгала по креслам, разбрасывала карандаши и бумагу и веселилась от души, а мать впитывала каждый её звук и движение в муках любви и страха. Около десяти часов в комнату вошла Мартинес в сопровождении женщины в штатском, которая по догадке Кики была из службы защиты детей или другой государственной конторы. Эта женщина взяла Элли и сказала:

— Давай, милая, пойдём смотреть мультфильмы, ладно? Эта тётя хочет поговорить с твоей мамочкой.

Кики не пыталась сопротивляться или устраивать сцену, боясь испугать малышку.

— Иди, милая, — ласково сказала она дочурке. — Иди смотреть мультики.

— Ты иди тоже! — потребовала маленькая девочка. — Мутик со мной!

— Я не могу, солнышко. Иди, я приду потом, — сказала Кики.

Слёзы блеснули в её глазах, когда женщина вывела ребёнка из комнаты.

— Ты правда сможешь увидеть её позже, ты же знаешь, — намекнула Лэйни. — С этого момента, Кристин, всё зависит от тебя.

— Нет, не увижу, — полностью смирившись, вздохнула Кики. — Не после сегодняшнего вечера. Я не идиотка. Я знаю, что ты хочешь от меня. И знаю, что Добрармия делает со стукачами. Видела по телевизору. Меня свяжут, наденут на голову пластиковый пакет для мусора, а потом пустят пулю в мозги. Из-за пакета мозги и кровь не разлетаются, и для следователей остаётся больше улик на месте преступления. Спуки никогда не хоронят тела. Они хотят, чтобы тело нашли, и чтобы все знали, что ждёт стукача. А что случится с моей дочерью после моей смерти?

— Ты знаешь, что произойдёт, — прямо ответила Лэйни. — Её заберёт ювеналка, и она будет удочерена богатой семьёй, лояльной по отношению к США, возможно, с восточного побережья. Но, конечно, не с Северо-Запада, просто для верности, что она вырастет без любых дурных влияний на её жизнь, как у тебя.

— Семьёй пьячуг? — с горечью спросила Кики. — Я имею в виду буйных пьяниц, а не таких, как моя мама? Чокнутых, которых суды признали негодными приёмными родителями? Испорченных яппи или знаменитостей, которые захотят игрушку, устанут от неё и сбросят на руки какой-нибудь гватемальской горничной или няне на весь день. Так что её будет воспитывать телевизор, если ей повезёт, а, может она заразится какой-нибудь болезнью из страны третьего мира? А, может, и пара лесбиянок или пидоров? Или её просто заберёт любой, у кого хватит денег, верно? — горько сетовала Кики.

— Слушай, говорю тебе в последний раз, что не хочу больше слышать эти оскорбительные слова! — прикрикнула на неё Лэйни. — Больше никаких оскорблений других национальностей или унизительных замечаний о сексуальных предпочтениях людей! Ты и так по уши в дерьме!

— Да, я в беде! — выкрикнула Кики. — Двое ублюдков полицейских посылают меня на смерть и собираются продать мою дочь после того, как спуки[33] убьют меня! Вот это, по-моему, беда! И тебе лучше привыкнуть к оскорблениям, потому что, если я буду болтать с мятежниками, ты много их услышишь по своим проводам или что вы там придумали. Считай, я просто вживаюсь в роль!

— Ей богу, быть в твоей шкуре — невезуха, — равнодушно согласилась Лэйни.

У неё хватило достаточно здравого смысла понять, что настало время немного помягче поговорить с сидящей перед ней перепуганной молодой женщиной.

— Слушай, ты словила пару обломов за последние сутки, Кристин. Я согласна. Но ты же знаешь старое выражение: не можешь чего-то избежать, поддайся. Когда жизнь суёт тебе лимоны, делай из них лимонад. Если ты разыграешь свои карты правильно, сохранишь спокойствие и провернёшь это дело на сто десять процентов, то в большой чёрной туче может оказаться огромный просвет.

Не думаешь же ты, что мы просим тебя выполнять опасное задание без всякой оплаты? И плата будет соизмерима с риском. Обещаю тебе пятьсот долларов в неделю из секретного фонда. Это две тысячи долларов в месяц чистыми, да ещё мы обеспечим тебя вещами, машинами и всем, что захочешь. Если докажешь свою ценность для нас, как я думаю, то сможешь, получать и больше.

— В месяц? И как долго, по-твоему, я должна выступать в роли стукачки? — спросила потрясённая Кики.

— А почём я знаю? — успокаивающе ответила Лэйни. — От начала и до конца. Так долго, как получится.

— Это будет продолжаться, пока они не разберутся, что я — доносчица, а потом однажды ночью я сяду с ними в машину, и в конце буду валяться в лесу с мешком на голове, — отрешённо проговорила Кики. — Я не смогу это сделать, чёрт тебя побери! Я не подсадная утка и не смогу себя так вести! Они легко меня расколют. Наверно, мне даже не удастся ничего сделать сегодня вечером!

— Кики, слушай, мы с тобой знаем, где ты была и что делала, — сказала Лэйни. — Ты знаешь, как вести себя на улице и в тюрьме. Если бы ты вела себя неправильно, то не выжила бы и не была бы здесь. И тебе не надо ничего делать и высовываться, искать конкретных людей или вещи, хотя ясно, что мы очень заинтересованы в мистере Локхарте. Ты не должна задавать наводящие вопросы или быть слишком любопытной.

Просто плыви по течению и делай вид, что увлечена их великой расистской революцией. Мы будем записывать каждый твой шаг, а наши люди из разведки — всё анализировать и выяснять по сырым данным, которые ты принесёшь, где, чёрт возьми, их логово. Ты будешь просто мухой на стене, так сказать, наблюдательным постом. Делай всё, что они попросят, убеди их, что ты просто глупая проститутка, и, конечно, используй свой сексуальный опыт, который, я уверена, ты приобрела за время своей профессиональной жизни. Эти люди — скоты, точно, но, как все мужики, они просто тупые головорезы, думающие своими членами. И они не заподозрят аппетитную сучку с чёткими татушками, которая сделает им хороший минет.

— И это вы тоже будете записывать, я думаю? — спросила Кики, уткнувшись лицом в ладони. — А что ты собираешься делать с записями после моей смерти, продавать через Интернет?

— Ой, да ладно, не говори мне, что стесняешься? — раздраженно фыркнула Лэйни. — Ты же торговала своим телом, прости господи! Наверняка ты и групповухой занималась, и порно и давала смотреть некоторым своим клиентам, и всё такое, а?