—Где же эти чертовы солнечные очки,—бурчу и оглядываю все свободные поверхности.

Даня ловит меня за руку и притягивает к себе. Он аккуратно снимает с моей головы пропажу, запускает пальцы в волосы и нежно целует. От этого поцелуя у меня реально подкашиваются колени.

—Выдыхай, Этери,—только говорит он и снова целует.

Я выдыхаю. От его голоса и спокойствия весь задор пропадает и я становлюсь даже излишне умиротворенной, кусая Даню за ухо.

—Ты играешь с огнем,—шепчет он.—Внизу ждет Диша, но я запомню, на чем мы закончили.

Я смеюсь, отбираю у него очки, тянусь за сумками, но не успеваю. Даня берет все мои вещи и выходит из квартиры.

Мы едем на двух машинах друг за другом и переписываемся. Я чувствую себя ребенком, которому хорошо. Диша слушает музыку и тоже смеется. А я никак не могу понять, заметила ли она, что что-то изменилось между мной и Даней, и как она к этому относится.

В Новогорске мы расселяемся по комнатам. Я уже и забыла, что распределяла номера еще тогда, когда Даня был просто хореографом, поэтому соседний номер так и был записан на Эдуарда. У себя в комнате Даня пишет мне сообщение и я понимаю, что этот вопрос его расстраивает. Неужели он думает, что я собираюсь с Аксеновым спать? Хотя и с Даней мы тоже не спим, а просто целуемся при каждом удобном случае.

“Переезжай в комнату Аксенова”,—пишу я и складываю вещи в шкаф.

Даня приходит чуть позже, пытается извиниться и поэтому шутит. Но мне не смешно. Его постоянные шутки о том, что мы друзья или намеки на мои прошлые отношения с Эдуардом, меня вымораживают. Словно он не верит, что у нас что-то получится. Или это я не верю? И я злюсь, что поддаюсь на эти провокации, которые он сам даже не отслеживает.

Но Даня уходит, закрыв за собой дверь. Сквозь стену я слышу, как он зло стучит шкафом. Стены здесь все-таки почти картонные.

Выдохнув, открываю окно и встречаюсь глазами с Даней, почти перелезшим на мой балкон с медведями в зубах. Мгновенно оцениваю высоту и все последствия, если он упадет. И на долю секунды мне становится так страшно, что я не могу вдохнуть.

Затягиваю Даню в комнату под вечные шуточки о том, что я ведьма, но страх пересиливает злость.

—Ты рехнулся, Глейхенгауз!—ругаюсь я.

А он опять шутит и признается мне в любви. Невыносимый безумный мальчишка. Идиот. Ненормальный. И Даня снова шутит, делая вид, что собирается лезть обратно через балкон.

И тут я понимаю, что эти шуточки как раз от того, что я не говорю ему каких-то вещей. Важных вещей, без которых мы не можем дальше двигаться вперед. И я сдаюсь:

—Прости,—и целую его.

Я надеюсь, что он поймет все грани этого прости. Что увидит, как я испугалась, и на сколько сильно не хочу его терять.

—Ты— ведьма,—говорит Даня.

—Я— богиня,—возражаю в ответ.

Мы идем на тренировку и погружаемся в работу. Только вечером опять остаемся вдвоем. Мне на столько спокойно, что я сушу волосы после душа, не думая, как при этом выгляжу. Даня сидит на стуле и смеется:

—Ты—чудо в перьях.

Еще никто не придумывал мне столько имен, как он, и не смотрел таким взглядом. А потом Даня признается мне в любви. Эти слова кажутся такими правильными и настоящими в тот момент, но я никак не могу ему ответить. Потому что понимаю, что мне все равно страшно. И я задаю ему тот вопрос, который мучает меня так давно:

—Кто я для тебя?

И Даня отвечает:

—Чудо в перьях, ведьма, вредина, поедательница конфет, несносный ребёнок, всё самое прекрасное и самое непредсказуемое, что есть в моей жизни. Ты солнце. Ты любовь. Ты счастье. Всё лучшее, что есть в мире - это ты…

И я не знаю, что сказать на это, а потом целую его. От этого поцелуя чувствую, как сердце бьется еще быстрее. Даня прижимается ко мне сильнее и я чувствую, как он хочет меня, а я безумно хочу его. Я хочу почувствовать его целиком и не думать о том, что это заглушение боли, как в Корее. Потому что сейчас мне не больно, а безумно хорошо. Сейчас я хочу открыться ему полностью и ничего не бояться.

Когда данины пальцы проникают под мою майку и касаются груди, я не могу себя сдерживать и отключаю мысли. Теперь я хочу подчиниться и отдать ему всю себя.

После секса я все еще чувствую, как дрожат ноги и сердце колотится в груди. Мне безумно приятно и я даже не могу стоять. Поэтому прижимаюсь к Дане так крепко, как могу. Нежность заполняет меня с головой и я не могу вспомнить, чтобы с кем-то мне было на столько хорошо. Я должна сказать об этом, поэтому, когда сердце приходит в норму я открываю рот, но не успеваю.

—Ну что, теперь мы просто друзья?—говорт Даня.

Я смотрю ему в глаза, не понимая, шутит ли он.

Даня шутит, но мне от этого не смешно. Потому что мы ни разу не просто друзья. Потому что к друзьям ты не можешь чувствовать всю эту гамму эмоций.

—Глейхенгауз, ещё одна такая шутка, и я тебя уничтожу,—говорю ему в ответ.

“Или ты меня уничтожишь,”—вдруг проносится в голове, но этого вслух не произношу.

Даня опускает меня на пол и ведет в сторону кровати. Тело тает и подрагивает, поэтому, когда я наконец оказываюсь под одеялом, то наконец понимаю, как же хочу спать.

Даня укутывает меня и собирается в свой номер, но я не могу его отпустить. Не сегодня. Не сейчас.

—Останься,—тихо произношу я, боясь, что он откажет.

Но Даня смотрит в мои глаза и остается. Он укладывается на эту жутко неудобную кровать, прижимаясь ко мне всем телом. Я чувствую его кожей, понимая, что между нами больше нет преград. Его руки гладят мою спину, а губы не перестают целовать, пока я не кусаю его за запястье. Сейчас во мне столько счастья, что я никак не могу поверить в реальность происходящего.

Утром Даня не выспался и постоянно выговаривает мне, что я дико пинаюсь. В отместку я отправляю его лезть через балкон обратно. Я смотрю на него, зная, что в случае чего успею схватить. Это для него полезно. Чтобы не оговаривал меня и понимал, какое счастье—спать рядом. Я дразню Даню и говорю сделать кофе и принести сладкое. Он безропотно соглашается, но в глазах я читаю, что потом, когда я окажусь в его руках, управлять будет уже он. И я согласна.

Мир кажется прекрасным и удивительным местом. Я собираюсь на завтрак и слышу стук в дверь. Даня, очевидно, пришел за мной, чтобы идти вместе:

—И почему не через балкон?—шучу я открывая дверь и сталкиваюсь с Аксеновым.

—Мне было сложно это сделать,—четко говорит он.—При условии, что живу я у черта на куличках.

Эдуард заходит в комнату и оглядывает ее. Он все понимает с первой минуты.

—Но я вижу, что свято место пусто не бывает,—ухмыляется Аксенов.—Твой молоденький хореограф более подходит для того, чтобы прыгать по балконам.

Эд стоит близко ко мне и наклоняется к лицу. Я инстинктивно отворачиваюсь.

—Вот только на сколько его хватит, после того, как он получил уже то, что хотел.

Я открываю дверь и выхожу, почти выталкивая Эда в коридор.

—Это тебя не касается,—зло отвечаю я.

—Я просто подожду, пока ты сама это поймешь. Когда ты поймешь, что он тебе не ровня.

—Я. Не. Буду. Это. Обсуждать.—четко произношу, чтобы Аксенов понял.

В этот момент мимо проходит Даня и направляется к зовущему его Морису. Он не смотрит мне в глаза. А потом мы погружаемся в работу. Эдуард решает все вопросы и мы должны взаимодействовать. Он больше не касается темы Дани, но я не могу не видеть, как молоденькая работница базы улыбается ему и о чем-то щебечет на улице. Даня улыбается ей в ответ. Я знаю, что это ничего не значит, но слова Аксенова не идут из головы. Что будет, если Даня действительно устанет? Ведь он реально молод и почти каждая девушка обращает на него внимание. Эд тоже видит данину новую знакомую и с ухмылкой проходит рядом.

—Вот об этом я и говорил, Этери. Суть человека не меняется.

Я сжимаю кулаки и иду в другую сторону.

Вечером Эдуард приходит ко мне сам. Он часто так делал и раньше. Мы обсуждали рабочие вопросы, а потом занимались сексом. Эд никогда не оставался на ночь. Эти одноместные кровати решали все за нас. Он их ненавидел.