Я плачу, сходя с ума от осознания, что ничего больше не будет прежним.

Никогда.

И только я в этом виновата.

========== Мечта ==========

Я не могу вечно бегать от Дани, а он не может вечно делать вид, что ничего не было. Что-то было. Но я до сих пор не в силах об этом говорить. Да и что тут скажешь? Он не первый и не последний раз занимался сексом с пьяной девушкой. Разница лишь в том, что со мной он видится каждый день и никуда не может сбежать.

Секс был бы неплохим, если бы не это глупое чувство вины и стыда, которые я так хочу выкинуть из головы. Первые дни после возвращения из Пхенчхана, мы старались не оставаться наедине. Ходили на обед с Дудаковым или разбегались по разным залам. Я понятия не имею, что думал про все Даня и думал ли вообще. Судя по обновленной палитре помад на его рубашках, все шло привычным для нас ходом.

В один из совместных перекусов Сережа затронул Олимпиаду и вспомнил Дане его ночные похождения после показательных номеров.

—Так ты с той красоткой в алом платье хоть немного общаешься?—спрашивает между прочим Дудаков и кусает бутерброд.

Я внимательно слушаю их разговор. Даня приподнимает бровь, силясь вспомнить, о чем же Дудаков говорит. Потом, очевидно, что-то в его памяти проясняется и он качает головой:

—Нет, конечно. Это такой одноразовый вечер. Я даже на ночь обычно не остаюсь, чтобы утром не было вопросов. Ведь когда ты просыпаешься с девушкой вместе, это хоть что-то да значит. А вот когда уходишь, ни надежд, ни обещаний. Остаться до утра можно только с кем-то особенным—это негласное мужское правило. А так это был просто секс. И секс, кстати, реально неплохой. Я бы сказал, лучший за последнее время.

Дудаков ухмыляется:

—Твои все пассии влезут хоть в автобус, если надо будет их посчитать?

Даня делает вид. что вспоминает, а потом махает рукой:

—Если только в даблдекер и стоя еще.

Я чувствую, как мои уши горят и прикрываюсь волосами. Даня уходит в танцевальный зал, а мы с Сережей допиваем кофе.

—Такая жизнь до добра его не доведет,—глубокомысленно говорит Дудаков.—Ему не помешало бы остепениться.

Я пожимаю плечами:

—Даня—умный мальчик, разберется как-нибудь. А когда захочет, найдет себе молодую красивую девушку, с которой будет не стыдно выйти в свет.

Дудаков только качает головой:

—С молодой и красивой он может с радостью спать, а вот быть нужно с умной и понимающей.

Я перевожу все в шутку:

—Ну, у Дани еще много времени. Разберется. А пока он проводит сравнительный анализ. Не знала, что он с кем-то в Пхенчхане сексом успел заняться,—как бы невзначай перевожу тему.

Дудаков, допивает остатки кофе и выкидывает стаканчик:

—Ну, я бы сказал что и не одну ночь. После произвольной тоже пришел в номер ночевать поздно. Но так и не раскололся, где был. Наверное, секс оказался на столько ужасным, что и говорить не о чем.

Я смеюсь, стараясь не выдать себя. Дудаков же потягивается и идет в сторону раздевалок. Я стою какое-то время и понимаю, что больше не могу молчать. Мне нужно поговорить с Даней. Мне нужна хотя бы иллюзия того, что все может быть, как раньше. Поэтому я выдыхаю и ложусь на лавочку, мимо которой Даня не пройдет. Я буду лежать там, пока мы не поговорим. Точка.

***

После беседы мне действительно становится легче. Даня как всегда слишком беззаботен, чтобы хоть чем-то грузить себя.

—Мы же друзья,—просто говорит он в итоге и снова дает мне желатиновых медведей.

Я жую конфеты, запивая их кофе из даниной кружки, и чувствую, как мир снова становится прежним.

-Зато теперь я понимаю, почему с тобой готовы спать все, - наконец говорю я, чтобы показать, что тот секс тоже ничего для меня не значил, но я оценила старания.

Даня довольно выпрямляет спину, мол, да, я такой и смеется. А я понимаю, что все будет хорошо. Между нами все по прежнему и мы так и можем продолжать жить своими жизнями—Даня гуляя по барам, а я занимаясь сексом с Аксеновым.

На следующую встречу с Эдуардом я просто прихожу, чтобы стереть из тела ночь в Корее. Мне нужен секс, к которому я привыкла. С человеком, который не задает лишних вопросов. Эд почти срывает с меня одежду как только мы остаемся одни, а я только и могу сказать:

—Мне не нужно нежностей. Просто сделай это так, как ты всегда хотел сделать, но боялся.

И он делает. Припечатывает к столу, почти разрывает белье и входит в меня так резко, что я кричу. Его движения такие собственнические и животные, что я тоже перестаю думать.

—Ты моя. Моя. Моя, слышишь?—яростно шепчет Эдуард, сжимая мои бедра до синяков.—Ты только моя.

Я чувствую его внутри себя на грани боли и наслаждения. Твоя кто? Так и рвется с языка, но я просто закусываю руку, чтобы не стонать. Но Эда это не устраивает. Он выдергивает мою ладонь, останавливается на секунду, чтобы поцеловать в шею и продолжает:

—Перестань сдерживаться. Я хочу тебя слышать. Громко.

И я кричу под его руками, отпуская себя, а Эдуард все убыстряется и повторяет:

—Моя. Только моя…

Я чувствую, как он взрывается и рычит, прижимаясь ко мне плотнее, но это как раз то, что мне нужно.

—Я люблю тебя, Этери,—спустя время говорит Эд и целует родинки на моей спине.—Я тебя люблю.

Но я делаю вид, что не слышу, а просто хищно улыбаюсь:

—И я люблю…секс с тобой,—отвечаю спокойным голосом и тянусь за кофтой.

Когда я ловлю взгляд Эдуарда, мне на секунду становится его жалко.

Уже в кармане пальто я нахожу пачку желатиновых медведей и закидываю парочку в рот.

***

Жизнь в Хрустальном идет своим чередом, а мы больше не разговариваем с Даней о сексе. Он исправно носит мне медведей и кофе, а я прикрываю его барные похождения от мамы. Я даже не запоминаю имена всех его новых девушек, которые потом звонят на телефон и просят о встрече. Он же постоянно смеется надо мной и Эдуардом,считая, что тот может быть староват для наших физических упражнений. Это с одной стороны действительно смешно, а с другой—как-то странно. При всем сексуальном опыте Дани, между нами тоже был секс, и судя по всему, он ему совсем не понравился. Конечно, мы делаем вид, что этого не было, но иногда меня так и подмывает спросить: Неужели я была на столько хуже твоих непонятных девок из бара? Неужели?

С Людмилой Борисовной мы дружим с самого первого дня. Она понимает меня и всегда знает, как найти нужные слова. В один из даниных выходных мы просто пьем чай и заедаем его желатиновыми мишками.

-Ой, а у нас дома таких мишек вагон, - сквозь смех произносит она. - Даня всё время покупает именно этих, с кока-колой.

Я в принципе не удивлена. Я даже знаю, кому он их скармливает.

Но Людмила Борисовна вдруг говорит то, к чему я не готова. Что у Дани есть девушка, которая его не любит, но любит этих чертовых медведей. И он поэтому спит со всеми подряд.

Я же просто не знаю, что при этом сказать и чувствую себя обманутой. Мне всегда казалось, что это наша с ним фишка, но нет. Он покупает их какой-то девушке, с которой проводит свободное время, а мне сладости достаются за компанию, за оптовые партии, очевидно. Или по акции “две по цене одной”.

И я не знаю, от чего мне не по себе. От того, что эти все медведи не для меня, или от того, что Даня влюблен. Я долго думаю, кто это. Степанова? Или еще какая-нибудь молоденькая фигуристка…или девушка одноклассница со двора? Кто она?

И кто я?

Я улыбаюсь и закидываю в рот очередного медведя. Он кажется мне бесвкусным.

На следующий день Даня даже не отпирается и соглашается, что раздарил всех медведей своей девушке. Он не отпирается, что девушка есть и она настоящая, а не эти одноразовые одинаковые девицы, имена которых он даже не старается запомнить. А вот ту самую, как мне кажется, он называет “солнцем”.

— А мне-то казалось, что только я такая особенная,—специально подшучиваю над Даней, но он почему-то злится.